— Я сама часто задавалась этим вопросом. И если честно, у меня нет ответа. Я просто хочу любить. И я люблю. От этого я ощущаю счастье.

После этих слов стало понятно, почему Глэдис относится к старшей части замка. Это было не только из-за возраста. Просто в один момент этот человек мог произнести фразу, в достоверности и правдивости которой не оставалось сомнений. Всего-навсего простая интонация и несколько слов, которые в совокупности звучали как искусство.

— Поняла. Спасибо.

Девушка медленно, но уверенно кивнула. Слова временно закончились, вместо них это место дарило ощущения. Вернее, их дарили те, для кого эта небольшая оранжерея была домом. Мия села на белую лавочку и начала наблюдать за происходящим вокруг. Всё здесь сладостно тянулось: и звуки, и движения, и вдохи с выдохами, и даже целые слова. Неприятный осадок внутри начал таять, но лишь малая его часть осталась позади. В том отрезке времени, когда себя хотелось назвать моложе и вспыльчивей. Хоть и прошло всего ничего, уже хотелось воспринимать себя немного другим человеком, который бы мог понять, что любовь — это любовь, и искать, откуда она берётся не стоит.

С десяток минут Мия не отрывала взгляда от девушки в платье: вот она поправляет свои волосы, а вот подставляет ладонь, чтобы счастье с крылышками село на неё и отдохнуло. Десятки разных цветов летали вокруг и непроизвольно заявляли о том, что они — маленькие живые пёрышки. Создания садились на одежду и кожу; их крылья порхали, сперва быстро, но потом спокойнее. Некоторые из бабочек вовсе замирали, но их жизнь всё равно ощущалась, пусть они и оставались неподвижными.

Мия чувствовала, что на каждой из ладоней сидит как минимум по одному маленькому путешественнику. Но взгляд оставался прикованным к Глэдис. Её рука была вытянута над головой, а на ней отдыхал один из жителей этого дома. Взгляд девушки оставался спокойным и любящим. Со стороны казалось, что и насекомое, и человек чувствовали, что существует мир вокруг них, но в эти моменты, в эти секунды могли позволить себе создать собственный: беззвучный, цветастый и мимолётный.

Взгляд не отрывался до последней секунды, пока бабочка не вспорхнула и не поднялась в воздух. Рука Глэдис опустилась, но глаза будто не могли поверить в расставание. И только услышав голос, девушка пришла в себя. Она словно забыла о чём-то далёком и тут же вспомнила о настоящем.

— А что движет тобой? — поинтересовалась Мия. — Что для тебя эта идея?

— Идея? — переспросила та, призадумавшись.

— Да. Бесконечность. Я спрашивала у других, и они рассказали мне об этом. И я бы хотела узнать, что ведёт вперёд тебя. Можешь рассказать, пожалуйста?

Глэдис сделала пару шагов и села рядом с Мией. Та ждала тех немногих слов, которыми с ней поделятся. Вроде что-то подсказывало, что тут достаточно молчать, чтобы задать вопрос и получить ответ, но разум пока никак не мог понять этот беззвучный шифр.

— Я хочу соединить людей нитью. Малое количество людей, которое сможет прочувствовать важность этой нити.

— Близких тебе людей?

— Любых. Даже если я их никогда не увижу, никогда не узнаю их имён — мы можем быть связаны.

— А в чём суть этой нити?

Глэдис повторила вопрос и усмехнулась.

— В жизни. В жизни человека, у которого чистый разум и неугасаемые эмоции. Суть в том, чтобы человек, где бы он ни находился, сказал себе: «Я человек, и я жив». Суть в том, чтобы гореть и не дать себя погасить. Не сгореть самому, но зажечь других. В простой форме. Например, знаешь, как это делают бабочки?

— Нет, но… — она замялась. — Но хочу узнать.

— Они живут очень мало, чтобы совершить что-то глобальное. Здесь кроме меня и пары людей их никто никогда не увидит — они погибнут, и как бы ни хотели изменить эту планету, у них не получится. Но свою нить они доносят до меня. Находясь здесь и смотря на них, я чувствую себя бессмертной. Там, — Глэдис указала в сторону выхода, — я бы могла сломаться и могла бы сомневаться.

Девушка подняла ладонь с синекрылым насекомым. Маленькое создание находилось прямо на уровне её глаз.

— Но, приходя сюда, я помню о том, кто я. Я человек, а значит иногда созидаю мелочи, иногда скорблю по мелочам. От настроения к настроению и от спада к подъёму, а затем наоборот — вот так и живу. Я могу мыслить, и самое важное, — могу наслаждаться происходящим. Всему этому меня учат те, кто к концу флатии погибнет. На их место придут новые, и когда-то они будут вдохновлять кого-то другого. Я на это надеюсь.

Глэдис вытянула руку вперёд, и бабочка, словно поняв человека, улетела.

— И мне тоже хочется быть тем, что олицетворяет бабочка. Я не хочу перевернуть сознание тысяч — мне достаточно малого. Существующий мир враждебен, но я не хочу разрушать его. Эти нити, которые я представляю между людьми, прочнее существующей устоявшейся оболочки. Они создают гармонию. И ответ на твой вопрос — гармония. Моя бесконечность — гармония.

Мия замялась; голова опустилась, а взгляд приковался к полу.

— Честно говоря, у нас странное общение выходит. Мы виделись, проводили вместе время, но словно оставались немыми. Я говорила с тобой, но это не было так же, как с остальными. Мне хочется понять тебя, но это очень тяжело сделать без слов.

— А почему тебе хочется понять именно меня? Я чем-то привлекла твоё внимание?

— Ты кажешься сформированной личностью. Не в обиду другим, я не имею в виду ничего плохого. Но под твоими ногами уже выстроенная дорога, так мне кажется. В ней почему-то молчание вместо многословности, такое приятное спокойствие, которое я даже в пустой комнате не могу найти. Мне интересно, как ты стала собой и как научилась понимать этот мир просто смотря на него.

— Если хочешь, я тебя научу понимать вещи без слов. Часто умею обходиться без них, и будет интересно узнать, сумеешь ли ты. Но, по правде, я не самая молчаливая в Орторусе. Есть один важный мне человек, который сейчас в Мейярфе, с остальными. И я — что-то вроде моста между полной тишиной и многословностью, ведь слова мне гораздо нужнее, чем ему. Потому одним я кажусь слишком тихой, а ему — слишком разговорчивой, — Глэдис дружелюбно хмыкнула.

— Как его зовут?

— Сорроу. Рано или поздно вы познакомитесь. Если научишься понимать его, то у нас троих будет свой язык общения.

— Это точно. Секретнее любого шифра, — произнесла Мия, подняв взгляд. — Он лучше всех тебя понимает?

— Нет такого, что кто-то лучше всех. С каждым у меня неповторимая связь. С ним — в том числе.

— Поняла. Как бы это глупо ни звучало, но ты кажешься мне совсем другой планетой. Необычная такая, но по-хорошему. Как эта оранжерея — маленький кусочек красоты и простоты посреди кошмарной мороси и нескончаемой осени.

Глэдис снова дружелюбно хмыкнула, но не ответила. И нечего было отвечать, если выбросить эту неуместное желание поддерживать разговор, лишь бы речь звучала. Наблюдая за бабочками, девушки просидели ещё с полчаса, не обмолвившись ни словом. Бабочки их понимали и так.

Как только Мия вернулась в свою комнату, она взяла перо и начала писать на первой попавшейся странице. Она выводила буквы, думая о недавнем счастье, которое действительно можно было назвать воспоминанием. Это тот всплеск, для которого не нужно подбирать слова. Просто расплывчатые мысли маленького продрогающего человека, что хотел поделиться.

Я таю. Мне нечего сказать ни немым, ни говорящим, нечего сказать даже самой себе. Кажется, что мне приелась печать на моей руке, приелась невесомая беззаботность юности, которая превратилась в вязкий и тяжёлый ком. Мне очень быстро пришлось вырасти, и я прекрасно это чувствую. Кажется, меня отталкивает даже любимый чай. Я не выдерживаю этой осени, и дело совсем не в холоде за окном. Сейчас я чувствую лист под рукой, но не ощущаю собственных рук. Мне есть что писать, но я не знаю кому. То, что приводит меня в восторг, одновременно загоняет в сумрачное состояние настолько глубоко, что я забываю о радости. Поэтому сейчас мне хочется стереть самые светлые из своих воспоминаний. Забыть про тени в пещере и про приятную музыку. Я понимаю, почему я это пишу, но не признаюсь себе в этом. В голове крутится настоящий ответ, но я не напишу его на бумаге, не произнесу вслух, потому что меня сковывает ужас. Всё ещё кажется, что если я не признаю свой страх, то он постепенно отступит. Но в действительности это я прижата им к стене так плотно, что мои лёгкие едва работают. Значит, я умираю от удушья? Но это нехватка чего-то другого, не воздуха. Наверно решимости. Может, недостаток красок и цветов. Несмотря на то, что эти люди — палитра целого множества цветов. Я просто не могу найти свой цвет. Я не знаю, заслуживаю ли я его и смогу ли я хотя бы наполовину быть такой же яркой, как они?