— А зачем покровителям отбирать шансы? Что им с того?

— Ну, знаешь… — Венди, не поворачивая головы, снова взяла Тесс за руку, когда та начала ворочаться. — Если у тебя в руках окажется меч — ты будешь прилежным грастией. А если всучат оранжевый халат[19], то и лечить научат. Кем захотят, тем и умело сделают. Но представим, что я хочу быть худшим из трагиков, а не лучшим из архитекторов…

Она будто не договорила, но этого и не требовалось. Незаконченное предложение, смысл которого до боли ясен.

— А пристыжать человека за то, что он тянется к собственному счастью и, тем более, лишать его свободы — это вздор. Вот я и хочу, чтобы люди думали о том, на своём ли они месте. Чтобы видели разницу между “сносно” и “хорошо”. И их право, пользоваться шансом или нет. Не всегда это хороший выбор, сама понимаешь. Но он должен быть.

— Знаешь, у меня так с Фридой было. Да, мы разговорились, а она ни с того ни с сего мне предложила приехать сюда. У меня был выбор и оказалось вот… Потому знаешь, он мне очень нужен был, этот шанс.

Венди на какое-то время замерла, а разговор о Мейярфе отошёл на второй план. Постепенно спать хотелось сильнее и сильнее, несмотря на диалог.

— Понимаю. В своё время у меня случилось что-то подобное. Мы с тобой, кажется, похожи.

— Фрида когда-то и тебя пригласила сюда?

— Нет. Здесь, в Орторусе, у меня есть очень важный человек. Пока она, как видишь, не дома. Мы с ней вместе пришли сюда. И без неё я бы ни свою бесконечность, ни саму себя не нашла. Наверно само её появление и было для меня самым важным шансом.

— А как её зовут?

— Моника. Я… Ты знаешь, я бы очень хотела вас познакомить. Жаль, что ты приехала, когда и половины из нас здесь нет. Ты задаёшь такие вопросы, что вам бы не было скучно говорить друг с другом.

— Не страшно, я буду ждать момента, правда. Спасибо, что поделилась. Я боялась, ты промолчишь.

Венди устало улыбнулась и поджала губы.

— Если честно, такой кавардак в голове. Но вот так, шаг за шагом пытаюсь найти какие-то важные для себя ответы. Может что и получится.

— Это правильно. Рада, что помогла.

— Да. Завтра обязательно поговорю об этом с Тесс. Мне интересно как она выразит это…

— М-м-м… — собеседница замешкалась и постаралась подобрать слова, — не надо с Тесс. Она свою бесконечность обязательно найдёт. Однажды. Но сейчас она ответить тебе не сможет. Не нужно.

Никакого недопонимания не было, но захотелось как-то смягчить даже это ситуацию.

— Хорошо, но буду. Я этого не знала.

— Она… Тесс, она из тех, кто очень тщательно выбирает людей, кому открывается. А когда открывается, то идёт за ними в любую из сторон света. Так само по себе получается, потому что все силы она тратит на то, чтобы не разорвать эту связь. И всех дорогих людей считает лучше себя самой. Поэтому Тесс бы сказала, что ей тоже важен шанс человека, общайся мы втроём. Но один на один она тебе ничего не ответит.

— Да. Могу её понять. Наверно лучше остальных, если подумать. Тоже хочу быть человеком, который ищет что-то очень важное. И надеется, что однажды найдёт.

— Да, Мия, — кратко, в своей манере, ответила Венди. — Обязательно найдёт. Обязательно.

В этой главе живьём сгорит человек.

Вилсон заранее настоял, чтобы утром в Ноксеналь[20] Мия проснулась к шести утра и составила ему компанию. Он, бывало, смотрит сухим взглядом, оценивает, а потом говорит. И если уж Вилсон называет собеседника по имени, а не фамильярничает, то это что-то серьёзное. Когда он пригласил пройтись с ним утром в Ноксеналь, то произнёс её имя целых три раза — предложение серьёзнее даже сложно представить.

По сонной лужайке их шагало четверо: Мелисса, которая на ходу умудрялась читать, они с Вилсоном и Парадокс. Последний тащил за собой тележку и то горбился, то ворчал чего, то просто бубнил что-то жалостливое с уставшей и кислой миной на лице.

— Мелькающий табун, — рассказывал Вилсон, — это огромный, путешествующий по Эмиронии рынок.

— Ага, там есть столько всего! — восторженно поддакнула Мелисса, перелистывая страницу. — А называется он так потому, что рынок почти никогда не стоит на месте и постоянно движется. То тут, то там, оттого и слово «мелькающий».

— Словом, в Табуне чего только не найдёшь.

— Ага! — снова встряла Мелисса. — Там и сервизы необычные есть, и лейки красивые, да…

— Мелисса, лейки и сервизы много где продаются. Я Мие сам расскажу что там есть, хорошо?

— Ага. Ой-йой, — той было совсем не до споров. Девушка не смотря перешагнула камень и, судя по всему, была поглощена каким-то важным моментом книги.

— Есть много чего, это правда. Иногда такое откопаешь… Рассказывали уже историю про восемь париков?

— Нет, про парики ничего не знаю.

— О-о. Ну, купила Кейтлин, значит, как-то восемь париков в Мелькающем Табуне. — Вилсон улыбнулся. — Купила только потому, чтобы принять участие в конкурсе. Там тратишь большую сумму и может повезти выиграть главный приз. А конкурс простой донельзя. Десять банок до краёв наполненных дождевыми червями, а в одной из банок на дне лежит брошь с сапфиром. Ну, суёт она руку и проигрывает, само собой. Давай ещё восемь париков покупать, чтобы снова попробовать. На восьмой раз удалось — брошка действительно была, да и с самым настоящим сапфиром, как потом оказалось. Удивительно, конечно. Кейтлин потратила, ну, чтоб не лукавить, триптихов двадцать, не меньше. В итоге заимела больше шести десятков париков и брошь, которую я на ней ни разу не видел. Проще и дешевле было просто купить себе брошь с сапфиром, вот и всё.

Они оба посмеялись над историей, но Вилсон уловил в её взгляде и смехе что-то, что выдавало оторопь и лёгкое смятение.

— Так. Чепуха какая, они тебя что, даже в деньгах разбираться не научили, правильно?

— Просто пока меня учат языку. И ещё аромату.

— Да чепуха, говорю я тебе. Это же куда важнее всяких там ароматов и даже языков, — неодобрительно покачал головой собеседник и кратко добавил: — Не беда, займёмся. Лично расскажу про номиналы, выдам денег и научу их тратить, а то без этого ну никак. Ты мне только напомни, как вернёмся. Так, а тележка?!

Он тут же обернулся. То, что кто-то бы назвал криком, на деле было гулким звуком, будто сквозняк, что пролетал сквозь трубу. Крикни Вилсон по-настоящему, наверняка бы уши заложило.

— Молнии вам на голову, злыдни. Прям чтоб хорошенько шандарахнуло так. Почему я должен быть каким-то посыльным?! — возмутился Докс. — Это даже не посыльный, а неясно чего. Мне ваш рынок сдался? Покупаете ерунду, сами её и возите.

Лицо парня действительно выглядело так, будто он готов был бросить эту тележку, лишь бы не тащить за собой.

— Так, Парадокс, — строго произнёс Вилсон, идя дальше, — ну заслужил же, ну заслужил.

— Бросай, — протянул парень. — Выпили чай и заснули, и? Один раз и то, не по моей вине.

— А окно Эстер? А сломанный таннавейр?

— Хорошо, хорошо. Я везу тележку, — демонстративно показал Докс. — Вот, везу. Это ручки, а вот мои пальцы. Я везу тележку.

И он продолжил бурчать себе под нос, но слов было не разобрать.

Они наконец вышли туда, где широкая дорога стала очень длинной и прямой. Здесь толпились люди и чем дальше они вчетвером шли, тем больше народу становилось. В конце концов они стали частью длинной шеренги, в которой стояло явно за пару сотен людей. Словно бескрайняя аллея и пассажиры, что ждут такой же немыслимо длинный омнибус.

— Семь! — крикнул кто-то из толпы. — Вон он, идёт!

Вдалеке показалась длинная клякса, которая приближалась к ним по-настоящему медленно. Не улитка, но с десяток минут пришлось подождать.