Деньги можно было списать лишь на поощрение агентурного аппарата, кандидатов на вербовку, оперативных связей, на представительские расходы и совсем крохи на заправку и ремонт автомобилей. Однако разовая трата на поощрение и угощение не должна была превышать семидесяти – ста долларов на европейца и тридцати – сорока на египтянина или гражданина другого государства «третьего мира». Крупные суммы вознаграждения выделялись Центром только конкретным ценным агентам отдельной статьей, по определённой схеме или за информацию исключительного характера. Предшественник передал на связь Юровскому всего одного такого агента. Но тот был лишь египтянином, хотя и высокого ранга, и получал от советской разведки всего тысячу долларов в месяц. И пока Юровский не считал возможным как-то уменьшить эту сумму в свою пользу. Он также мог списать расходы на угощение нескольких английских и американских дипломатов, одного немца и нескольких египтян, с которыми познакомился самостоятельно. В число связей со вчерашнего дня можно было включить и торговца оружием Рамиреса. И всё же этого было недостаточно, тем более что не обо всех этих людях Юровский хотел докладывать в Москву. Кроме того, нельзя было все списанные на оперативные расходы деньги забирать себе. Рано или поздно, не получая поощрения, люди перестанут приносить информацию, а потом вообще начнут избегать встреч. Можно было списать несколько сотен долларов на «мёртвые души»[7], но проблему это не решало. Согласно правилам, его личные оперативные расходы не должны были превышать тысячи долларов. Значит, за отчётные три месяца он сможет списать лишь три тысячи долларов. Остается пять тысяч. Как выкрутиться?

Юровский вновь стал вспоминать, куда он потратил остальные деньги. Это были покупки. Подарки родственникам и нужным людям в Москве. Но львиная доля расходов пришлась на колющее холодное оружие – кинжалы, стилеты и одну старинную шпагу. Любовь к этим игрушкам пришла к нему, когда он стал серьёзно заниматься спортивным пятиборьем. Именно фехтование на шпагах удавалось ему лучше других видов спорта, составляющих пятиборье. Вскоре после того как он ушёл из профессионального спорта, у него иногда стало возникать почти непреодолимое желание нанести колющий удар собеседнику любым предметом, который в это мгновение был в руке: книгой, авторучкой или, к примеру, столовыми приборами. Причём сделать это он мог с необыкновенной скоростью и точностью. После одного неприятного эпизода, когда он лишь чудом серьёзно не ранил своего сослуживца, Юровский стал опасаться брать в руки ножи, зато создал дома маленький музей купленного в охотничьих, антикварных магазинах или изъятого им в процессе оперативных мероприятий холодного оружия. Один небольшой стилет он всегда носил с собой в специальной кобуре на ноге. На родине ему несколько раз пришлось использовать этот стилет по назначению. Обо всех этих случаях он вспоминал с удовольствием, за исключение последнего. Тогда ему пришлось заколоть молодую девушку. Слава богу, он не видел её лица и старался об этом случае забыть.

В Каире, в отличие от Москвы, ограничений на продажу холодного оружия не было, а разнообразие предложений поразило Юровского. И теперь любимые игрушки ждали своего отправления в Москву. Продавать их, чтобы вернуть деньги в кассу, он не собирался. Юровский не привык себе в чём-нибудь отказывать. Ещё совсем недавно у него не было проблем с деньгами. Проблемы были с тем, куда их девать. Как он ни старался, он не мог потратить на рестораны и одежду больше двух тысяч рублей в месяц. В сберкассе много не разместишь, сразу узнают в МВД. Приобрести квартиру или дом на берегу Чёрного моря не позволяло советское законодательство. Однажды он решил купить дачу в Опалихе, чтобы для разнообразия возить туда женщин. За дачу просили двести тысяч. Уже на начальной стадии переговоров с продавцом об этом узнали его покровители. Пришлось изворачиваться, врать. На короткое время у него даже возникло ощущение, что его посчитали опасным и решили убрать. Только получив очередное задание, он успокоился, но больше крупных покупок делать не пытался.

Юровский не был жаден. В студенческие годы жил на одну стипендию, но всегда был готов угостить приятеля или купить на последний рубль цветок девушке. В период обучения на двухгодичных курсах при ВКШ КГБ[8] и первые не очень обеспеченные годы службы в Девятом управлении КГБ[9] он слыл среди сокурсников и сослуживцев совершенно бескорыстным человеком. Легко давал в долг, первым вызывался заплатить за выпивку. С годами эта особенность Юровского только усилилась. Но доброта здесь была ни при чём – он получал удовлетворение от самого процесса траты денег. В такие минуты Юровский чувствовал себя полубогом. Интересно, что ему было почти безразлично, на кого потратить деньги – на себя или на других. Было, правда, одно исключение: Юровский никогда не давал денег своим подружкам и не делал им дорогих подарков. Нельзя верить в бескорыстность чувств девушки, получающей материальную выгоду от общения с тобой.

В результате столь нездорового отношения к деньгам Юровский был не способен их копить. В первые годы службы в его новой квартире не было мебели, а сам он иногда почти голодал. Временами его охватывало отчаянье. Он даже обдумывал варианты ограбления крупного магазина или нападения на инкассаторов, не сомневаясь в успехе акции, и, возможно, однажды решился бы на преступление. К счастью, этого делать не потребовалось.

За несколько лет до смерти Брежнева Политбюро распалось на кланы. Каждый такой клан нуждался в своей тайной силовой структуре. Но не каждый имел влияние в существующих силовых ведомствах. Таким кланам приходилось привлекать к тайным поручениям личную охрану. Юровского в 9-е Управление КГБ привели внешние данные. Сам он после окончания ВШК КГБ намеревался работать в контрразведке, но кадровики Девятого буквально вцепились в него. Они планировали использовать высокого, стройного и красивого самца для личной охраны семей членов Политбюро. Пару лет он действительно возил жён и дочерей сильных мира сего в магазины, забирал их внуков из школы. Но потом всё изменилось. Высокий интеллект, блестящая эрудиция и редкие физические данные Юровского привлекли внимание одной из кремлёвских группировок. Он перешёл в личную охрану и стал выполнять некоторые деликатные поручения. После выхода Брежнева из очередного коматозного состояния Юровскому предложили наладить конспиративную связь между сторонниками клана в регионах и организовать сбор средств. Оказалось, что он как никто другой подходил для этой работы. Юровский быстро создал силовую группу из профессиональных сотрудников наружного наблюдения и вскоре выявил несколько неблагонадежных сторонников клана. Часть из них ликвидировал лично. Он наладил в организации жёсткую конспирацию и принялся за финансы. Скромный ручеёк пожертвований превратился в многомиллионный поток. Полноценный контроль над Юровским был невозможен, и он мог оставлять себе любую разумную сумму. В жизни Юровского наступила гармония, которую прервала командировка в Египет.

Рядом с Юровским работал ещё один человек, которого сильно волновала проблема денег. Это был его подчинённый, сотрудник линии внешней контрразведки, работавший в Каире под прикрытием должности атташе Генконсульства Павел Лялин. Зарплата у Паши была почти в два раза меньше, чем у Юровского. А между тем Паша приехал в командировку с женой и двумя детьми. Он бы с удовольствием оставил семью в Москве из соображений экономии, но в ПГУ существовала практика направления сотрудников в длительные командировки исключительно вместе с семьёй. Холостяков и разведённых в длительные командировки вообще не направляли. Видимо, расчёт был на то, что семья должна играть роль кандалов, затрудняющих побег. Получалось, что руководство КГБ невольно рассматривало каждого своего сотрудника как потенциального изменника или как заключённого, мечтающего о побеге. «Демократическая революция» девяностых показала, что первыми с корабля побежали генералы, и стало понятно, что подчинённых они мерили по себе.