– Этот человек Ник Хаммер? – спросил Паша, теряя последнюю надежду.

Майк понял ход мыслей русского. Что ж, это упрощало его задачу. Он утвердительно кивнул.

Паша неожиданно успокоился. Самообладание вернулось к нему. Американцы решат все его проблемы, вытащат из этой выгребной ямы. И не важно, что они же и сбросили его туда. Важно то, что никто, кроме них, его из дерьма не вытащит.

Их не за что винить, это их работа, которую они мастерски сделали. А когда главная опасность будет позади, он что-нибудь придумает. Может быть, даже признается резиденту, скажет, например, что действовал так специально, чтобы проникнуть в ЦРУ, и его даже похвалят или хотя бы простят ему воровство. Паша недолго смог успокаивать себя подобными наивными мыслями и глупыми мечтами. В камеру вошёл Ник Хаммер.

Сегодня утром, как только Виктор переступил порог резидентуры, ему сообщили, что его ожидает Патрон. Патроном сотрудники называли за глаза резидента.

Витя Ветров работал в Париже под прикрытием старшего инженера Торгпредства более трёх месяцев. Первый восторг от встречи с городом его мечты уже прошёл. Нет, он не разочаровался. Проблемы и тревоги – вот что мешало ему наслаждаться этой встречей. Никаких успехов в работе у него не было. Вообще никаких. Перед ним как сотрудником научно-технической линии Внешней разведки стояла задача получения ценной научной и технической информации закрытого характера. Основной путь к решению этой задачи – вербовка агентуры из числа лиц, имеющих доступ к такой информации. За три месяца Витя не только не познакомился ни с одним интересным в этом плане французом, но и вообще ни с одним местным жителем. Мешали языковой барьер и неуверенность в себе. Потом возник страх собственной несостоятельности. Что, если он так и не сможет завести интересные для разведки связи, не добудет значимой информации? Тогда его признают бесперспективным и с позором отправят домой! Возможно, он вообще не создан для такой работы. А тут ещё эти партийные собрания! Они, как и в Москве, проходили ежемесячно и в том же ключе. Витя с отвращением ждал, что скоро его заставят выступить в прениях, и очень боялся, что однажды его «успехи» станут повесткой очередного партийного сборища.

Однако от сегодняшней беседы с резидентом Виктор не ждал ничего плохого. Того интересовали прежде всего результаты работы сотрудников политический линии разведки. С сотрудниками других линий он встречался редко, для этого у него были соответствующие заместители. Значит, беседа не коснется результатов его работы. Скорей всего, резидент поручит ему встретить кого-либо в аэропорту, отвести в отель, потом ещё куда-нибудь. В общем, поработать шофёром, носильщиком, гидом и переводчиком. Чаще всего такие мероприятия ложились на плечи самых бесполезных сотрудников. Именно таким себя видел в глазах резидента Виктор Ветров.

Патрон читал какие-то документы и даже не посмотрел на вошедшего в кабинет Ветрова, не поздоровался в ответ и не предложил сесть. Он выглядел усталым, хмурым и озабоченным. Прошло несколько минут, наконец он вспомнил о подчиненном и протянул ему газету «Франс Суар»:

– Прочтите в разделе искусство подчеркнутую фломастером статью.

Ветров нашёл нужную статью и углубился в чтение:

Второе пришествие Кандинского или …

Сегодня утром в художественной галерее «Мезон нуар» открылась выставка-продажа полотен молодых художников, творчество которых можно коротко охарактеризовать как маргинальное. Подобные выставки проходят в нашем городе регулярно и редко представляют серьёзный интерес. Но на этот раз случилась сенсация. К нам в редакцию позвонила взволнованная домохозяйка. Она сообщила, что потеряла сознание, рассматривая картины неизвестного художника. Объяснить, что изображено на картинах, она не смогла и стала жаловаться на головную боль. Мы бы не придали значения словам женщины, если бы следом за ней не позвонили ещё два парижанина с подобными сообщениями. Заинтригованная, я отправилась в галерею «Мезон нуар», где встретилась с её хозяином и моим хорошим знакомым месье Ирве Фашем. Вот его комментарии на звонки в нашу редакцию:

– Действительно, вскоре после открытия выставки посетители стали жаловаться на плохое самочувствие после созерцания двух картин, написанных в весьма необычной манере. Никто, конечно, не падал в обморок, но жалобы встревожили меня. Я снял эти полотна, отнёс к себе в кабинет и попросил моего друга, известного знатока современного искусства Мориса Дюбуа приехать ко мне и взглянуть на них. Чем он сейчас и занимается.

– Скажите, дорогой Фаш, кто автор этих картин и что на них изображено?

– Автор мне не известен, и я пока не могу рассказать историю их появления в моей галерее. Непросто говорить и о самих картинах. Впрочем, вы можете взглянуть на них сами. Пройдёмте в мой кабинет.

Когда мы вошли в кабинет Фаша, известный искусствовед и мой старый друг Морис Дюбуа задумчиво стоял у окна и рассматривал уличный пейзаж. Я же направилась к картинам, которые определила сразу среди десятка других. Они отличались яркостью красок и совершенством неопределенности сюжета. Полотна висели на стене в дальнем углу помещения. Пока я медленно приближалась к картинам и рассматривала их под углом, они казались абсолютно одинаковыми, и только что-то неуловимое отличало их. Мне показалось, что на одной картине образы «двигались» по часовой стрелке, на другой – против часовой стрелки. Но всё это потеряло значение, как только я остановилась напротив первой из них. По мере того как я всматривалась в картину, дневной свет вокруг меня стал сумеречным, а уже через несколько секунд мне показалось, что я парю в невесомости, в полной темноте. Подобные ощущения я испытывала только в детстве, когда закрывала глаза перед сном. Одновременно мне почудилось, что картины – вовсе не полотна, разрисованные красками, а какие-то реальные или, если хотите, ирреальные объекты, которые поглощают теплоту моего тела. Мне стало холодно, возник страх. Тут я не выдержала и сделала шаг в сторону. Наваждение исчезло, я оказалась рядом с Морисом и Ирве, которые внимательно меня рассматривали.

Дорогие читатели, не знаю, действительно ли со мной случилось что-то необыкновенное или мне просто показалось, но вот слова Дюбуа, которые он сказал, прощаясь со мной:

– Пока я не могу дать однозначного заключения. Понятно одно – эти картины не имеют аналогов и, возможно, бесценны. Кроме того, у меня есть ощущение, что существует третья картина, которая, возможно, является ключом к единому сюжету. Сообщите вашим читателям, что я готов заплатить миллион франков тому, кто покажет мне эту картину и передаст эксклюзивные права на её исследование.

Мы с Фашем простились с экспертом, и я пригласила Ирве на чашечку кофе в соседний бар, где после долгих уговоров он рассказал мне, что наши загадочные картины написаны каким-то неизвестным художником в России.

– Внимательно прочли, Ветров?

– Как будто бы да.

– Пожалуйста, разберитесь с этими картинами: установите, действительно ли они написаны советским художником. Если да, то кто он, как картины попали во Францию, какова их действительная цена? В общем, соберите всю информацию. Не удивляйтесь, что я поручаю вам задачу, которая входит в компетенцию внешней контрразведки. К сожалению, среди сотрудников этой линии нет никого, кто бы разбирался в изобразительном искусстве. Кроме того, в отличие от других, вы совсем не загружены. Вот и поработайте. Жду доклада через месяц.

Прошло немало времени, прежде чем Юровский выбрался на освещённую улицу. Он тут же осмотрел свои руки и одежду. Крови не было. Возможно, она высохла и оттерлась, а пятна при слабом свете не видны? Но нет, он с самого начала не испытывал ощущений, которые даёт испачканная в крови кожа. Значит, её не было вообще? Впрочем, ломать себе голову над случившимся он сейчас не собирался. Но и желание провести вечер в ночном клубе исчезло. Хотелось быстрей добраться домой и привести себя в порядок. Утром прибывают его верные соратники, трое сотрудников службы наружного наблюдения. Никто в резидентуре не должен об этом знать. Поэтому он сам встретит и временно разместит ребят у себя на вилле. Наконец-то начнется острая фаза его работы в Египте.