Пока полицейский фургон кружил по городу, Паша ещё на что-то надеялся. Вдруг они передумают? Может быть, им просто нужны деньги? Он отдаст им все свои накопления. А если по справедливости, то их должна устроить и тысяча. Большие деньги, конечно, но и у него ещё что-то останется. Ну не звери же они, чтобы забирать последнее?

Буквально через пятнадцать минут машина остановилась перед полицейским участком. Пашу, грубо подталкивая, повели внутрь здания и там заперли в унылом помещении без всякой мебели. Сесть было не на что, и он стал нервно ходить из угла в угол. По мере того как Паша осознавал реальность происходящего, ему становилось всё хуже. Он почувствовал близость обморока и прислонился к стене, потом сполз вниз, свернулся калачиком и то ли тихо завыл, то ли заскулил от безысходности. Через некоторое время его внимание привлек громкий разговор в коридоре. Паша вслушался. Говорили о нём. Один голос принадлежал, возможно, полицейскому, его английский был корявым. Зато второй, волевой и решительный, мог принадлежать чиновнику высокого ранга. Его английский был безупречен.

– Готовь все документы и через два часа отправляй русского в суд! Там давно ждут, и приговор готов – десять лет.

– А как же дипломатический иммунитет? У нас не будет неприятностей?

– Забудьте, что он дипломат, на всё есть санкция министра. А когда русские узнают, он уже будет гнить на рудниках. На их запрос мы заявим, что нам не было известно о его гражданстве и статусе. Одновременно передадим во все ведущие международные телеканалы полнометражный фильм о том, как советский дипломат ворует колбасу.

Неизвестные залились визгливым смехом. Вот тогда Паше стало совсем плохо. И всё же сквозь парализованную волю пробилась одна здравая мысль:

«Почему они говорили на английском, почему не на арабском? Специально для меня? Хотят ещё больше напугать? Но зачем? У них и так в руках все доказательства моего падения».

Паша не был суперменом – да и с чего вдруг. В Институте Внешней разведки этому не учат. Разведке нужны люди с интеллектом и устойчивой нервной системой. Не больше, но и не меньше. Нельзя брать на работу глубоких интеллектуалов – у них часто бывает слабая психика. Ещё меньше для этого подходят люди с железной волей – эти, как правило, не способны мыслить абстрактно. Паша вполне вписывался в требования кадровиков. Успешная учёба в престижном МГИМО, спокойный, уравновешенный характер. А какова степень его психологической устойчивости? Никто во Внешней разведке и не пытается узнать пределы воли сотрудников в стрессовых ситуациях. Да и целесообразно ли это? Ни одна специальная школа, за исключением школы жизни, не научит человека правильному поведению в ситуации, которая видится ему абсолютно безвыходной. А в такие ситуации офицеры Внешней разведки в последние десятилетия попадают всё реже. Подавляющее большинство из них служит во вполне комфортных условиях, и ничего экстремального с ними не происходит до самой пенсии.

Дверь камеры открылась, вошёл высокий, стройный и ухоженный европеец примерно того же возраста, что и Лялин. Вспыхнула искра надежды. В чужих полудиких странах хочется верить в легенду о том, что европеец всегда придёт на помощь европейцу. Паша с трудом, преодолевая слабость, чувствуя боль от побоев во всём теле, встал. Ему был стыдно за свой вид.

Вошедший заговорил на английском. Этот язык для него был, несомненно, родным:

– Здравствуйте, мистер, я заехал по делам в этот полицейский участок и случайно узнал, что здесь в камере содержат белого. Это неправильно. Начальник этого участка – мой хороший знакомый, он разрешил мне поговорить с вами. Могу я чем-то помочь?

– Да, конечно! Всё произошло неожиданно. Я отправился в магазин за покупками. Полностью расплатился, и тут на меня налетели полицейские, стали избивать. Сказали, что я якобы что-то украл, и привезли сюда. Это недоразумение, ошибка, глупость! Верьте мне…

Паша вначале пытался сохранять достоинство, быть спокойным и рассудительным. Потом сбился, стал говорить торопливо, путая слова и мысли.

– Но бог с ними, пусть так думают, я готов заплатить! Ведь люди потратили на меня столько времени! Скажите им, я заплачу. Я советский…

Паша хотел сказать, что он советский дипломат, но осекся – признаваться, что он дипломат, было стыдно.

– …специалист. Помогите мне, я готов выполнить любые условия этих людей.

В глазах посетителя Паша прочёл сочувствие.

– И только-то? Не переживайте, я вам помогу. Мы компенсируем потери магазину, заплатим полицейским за беспокойство, и всё устроится.

Он подмигнул Паше и добавил:

– Верьте мне, через пятнадцать минут вы будете на свободе.

Иностранец вышел, и радость захлестнула Пашу. Возможно, никогда раньше он не испытывал такого душевного подъема. Сейчас весь этот ужас закончится. Может быть, он даже сохранит тысячу долларов, с которой уже мысленно расстался.

Однако прошло некоторое время, и в душе Паши появились сомнения. Ведь он сказал этому человеку неправду. Если у полиции действительно есть доказательства его воровства на кинопленке, то незнакомец не захочет ему помогать. Просто побрезгует. Тревога вновь охватила несчастного Лялина. Конечно, как только этот парень узнает правду, он уйдёт, не простившись!

Прошла целая вечность, а может быть, всего пятнадцать минут – и дверь открылась. Иностранец всё же пришёл, но уже какой-то неуверенный, смущённый.

– Мистер Лялин, я забыл представиться. Меня зовут Майкл Вудсон. Я третий секретарь американского посольства.

Павел! Вы позволите мне вас так называть? Всё оказалось намного сложнее. Моего влияния не хватит, чтобы вытащить вас отсюда. Через час суд. Им плевать, что вы дипломат. Видимо, в этой политической акции заинтересован министр то ли внутренних дел, то ли иностранных дел, а возможно, и сам Мубарак. В полиции есть все необходимые доказательства. Простите меня, Павел, но я ничем не могу помочь.

– А деньги вы им предлагали? – спросил едва слышно Паша.

– С учетом менталитета египтян именно с этого предложения я и приступил к переговорам. Они, кстати, согласны. Но условия их неприемлемы. Вначале они назвали сумму… Вы не поверите, Павел, в миллион долларов! Не буду вам рассказывать подробности нашего торга, а скажу сразу последнюю цифру. Сто тысяч долларов. Как я понимаю, у вас их нет. Я тоже не смогу достать таких денег.

Паша сник, жизненные силы вновь стали покидать его. Появилось безразличие, апатия. Единственное, чего он продолжал бояться больше египетских рудников и смерти, – это сослуживцев и руководство, да и всех соотечественников. Он совершил чудовищно постыдный поступок. Если они узнают, он никогда не сможет никому из них посмотреть в глаза. Он, коммунист, которому страна доверила такую ответственную, тонкую и деликатную вещь, как её международный престиж. А он! Он, советский разведчик, дипломат, стал красть в магазинах продукты, КОЛБАСУ!

Паша всё же собрался и, уже не заботясь о том, как он жалко выглядит в глазах американца, умоляюще посмотрел на него.

– Я вас прошу, помогите! Если мой посол узнает, я повешусь! Клянусь!

Майкл Вудсон, казалось, заколебался.

– Вы знаете, Павел, я очень боялся такой реакции. Я не хочу быть причастен к чьей-то смерти. Поэтому заранее позвонил одному своему соотечественнику. Он согласен вам помочь, но не совсем бескорыстно.

И тут Паша стал догадываться, что происходит. Компрометация с последующей вербовкой – классический приём всех разведок со времен Адама. Эта операция требует работы целой команды. Как правило, это несколько опытных разведчиков, сотрудники оперативно-технической службы и наружного наблюдения. Кроме того, попутно вербуется или используется «в темную» ещё много людей из числа тех, с которыми объект разработки сталкивается в повседневной жизни. Значит, все люди, с которыми он сегодня общался во время ареста и после – члены одной команды, цель которой – вербовка советского дипломата-разведчика Павла Лялина. Наверное, и полицейский Али, которого он сам готовил на вербовку, давно работает на американцев. Паша знал в лицо резидента ЦРУ Ника Хаммера, ему его как-то показали на приёме в американском посольстве коллеги по внешней контрразведке. Вербовка разведчика противника – высшее достижение резидентуры. Скорей всего, именно Хаммер проведёт вербовочную беседу. А кто ещё? Цэрэушников в Каире всего несколько человек, почти в десять раз меньше, чем сотрудников КГБ. Они берут не количеством, а финансовыми возможностями. Это много эффективней.