– А это не шутка, это абсолютное непонимание ситуации. Я, видимо, пропустил что-то в правилах этикета. Когда вышло последнее обновление, по которому изменились правила вхождения в свой кабинет?

– О Вашем приходе мне Света тоже докладывает, – я понимала, он ищет повод для конфликта и не хотела его давать.

– Заранее, и я не прошу о том доложить у двери.

– Вас раздражает, босс, как я себя веду, давайте Вы выселите меня отсюда?

Сказала я это зря, поскольку на мою голову тут же, как из рога изобилия, посыпались претензии в желании разбазаривать деньги фирмы, нежелании налаживать с ним коммуникативные связи, в целенаправленном и злостном игнорировании правил командного духа, в желании обособиться, вести неконтролируемую деятельность и прочее.

Пока он разглагольствовал, он встал, распахнул настежь дверь в комнату отдыха, зашёл туда, у меня на глазах, поскольку располагалась она напротив моего стола, налил себе в стакан воды из кулера и вышел, оставив её открытой. Через секунду я поняла зачем он это сделал. Прямо напротив двери в комнате отдыха стояло огромное кресло на котором валялись женские трусики. Причём измятые и явно влажные.

Это была откровенная демонстрация и попытка вывести на скандал. Ему было надо, чтобы я психанула и начала предъявлять претензии, и вот тогда он меня расколет.

Теперь я даже не сомневалась, что вообще никакого секса час назад меж ними не было. Вот когда-то раньше, возможно и был, но не сегодня точно. Сегодня, скорее всего, после моего ухода Света получила вопрос в лоб, хочет ли премию, после чего ей было предложено оставить так свои трусы и выйти без них в приёмную, и лишь из-за этого она ощущала крайний дискомфорт и смущение при нашем разговоре. Потому что не мог так злиться мужчина, только что испытавший оргазм. Вот не мог и всё.

Если честно, меня понимание ситуации, даже расстроило. Я вовсе не хотела, чтобы босс не имел ни с кем сексуальных связей. Я абсолютно не ревновала его и была уверена, что любовницы, причём возможно и не одна, у него точно есть. И на Свету бы я закрыла глаза, и сама бы прикрывать их отношения стала, не допуская огласки. Неприятно резануло, что он её на моих глазах позорить стал. Но на это и был расчёт. Если не приревную, то хотя бы за неё вступлюсь, и во время скандала он меня расколет.

Гениальный мужик. О чём я ему тут же и сообщила:

– Гениальный план, босс. Просто гениальный, но топорное исполнение. Уж извините меня. Профессионалу Вашего уровня так подставляться не пристало. Столь явно бросающиеся в глаза улики по определению свидетельствуют об инсценировке. И к тому же Вам в голову не пришло, что участвуя в этой инсценировке Света теперь будет уверена, что я точно Ваша любовница, с которой у Вас временные сложности? Вот зачем меня так подставлять? Что плохого я Вам сделала?

– Ты сводишь меня с ума, Алин, – он подошёл к моему столу, опёрся о него руками и поймал мой взгляд, продолжая говорить: – Своим отношением сводишь! Не могу я так! Не могу! Понимаешь? Вот почему ты закрылась? Чем я так обидел тебя, что ты дистанцировалась и холодна как лёд? Я готов терпеть от тебя любые закидоны, но лишь не такое отношение. Мне физически плохо от него. Я не могу работать. Я вообще ничего не могу, кроме как думать о том, каким чёртовым способом это можно хоть как-то изменить.

Он это сказал с таким энергетическим посылом, что меня проняло.

Я прижала руки к вискам, выдохнула: «Извините, босс», зажмурилась, и по щекам у меня потекли слёзы.

Он моментально обошёл мой стол, рывком вытащил меня из кресла и подхватил на руки, крепко прижав к себе зашептал: «Ну что ты. Успокойся, девочка моя любимая, успокойся. Раз-два-три, ни у кого ничего не боли. Всё хорошо. Успокойся, моя маленькая». Потом сам сел в кресло и усадил меня на колени, продолжая крепко прижимать к себе и шептать мне на ухо мою детскую считалку.

– Я не могу, не могу, босс, – всхлипывая, мотала я головой.

– Почему? Тебе страшно, что обижу?

– Вы не можете меня не презирать теперь, – наконец выдохнула я. Он добился всё-таки моей откровенности.

– За что, глупенькая? За то, что какой-то подонок и педофил в детстве тебя голую щупал? И вот что с того? Ты прям социальный статус что ли от этого потеряла? Ну щупал, врач вон тоже всех щупает. В роддоме так вообще всех и щупают, и по попе новорожденных шлепают, чтоб заорали. И что? Это лишь опыт, Алинка. Правда сообразить не могу для чего тебе-то он нужен был, особенно в таком возрасте, но давай предположим, чтобы как всегда, сделать сильнее, заставить переступить через что-то. Хотя бы через те же пуританские догмы твоей семьи преступить. Не стала ты хуже от этого, вот поверь мне, не стала. И право на уважение не потеряла. Это вообще глупый стереотип, что женщина лишь нетронутая ценность имеет. Любая имеет, это не показатель. Хотя, что греха таить, для меня очень долго это показателем было, очень значимым показателем, но это пока тебя не встретил. Ты другая, и в твоём случае это ничего не значит абсолютно. И может это всё случилось, именно для того, чтобы это доказать, и тебе, и мне.

Вот если бы он не сказал, что ценил до этого девственность, я бы не поверила ему, и вряд ли бы смогла снять эту стену, что установила между нами. Но он был честен. Предельно честен. И это меня подкупило.

– Ты не представляешь, как мне паршиво внутри, – тихо выдохнула я.

Вместо ответа он взял мои руки и начал их нежно целовать. Как он почувствовал, что любой другой поцелуй я трактую, как подтверждение моей доступности, и это будет поводом вновь закрыться, я не знаю, но почувствовал как-то. Видно действительно интуиция работала у него идеально.

Через некоторое время я тихо спросила:

– Зачем ты так со Светой?

– Машину она хочет новую, а денег нет. Некоторое время назад пришла просить типа в долг. Я сказал, что если поможет в одном деле, получит всю сумму в качестве премии. Она согласилась.

– Она была твоей любовницей?

– Нет, конечно. У неё ребёнок, – начал он и тут же осёкся.

– Я поняла. Твои любовницы должны быть чисты и невинны, – поморщилась я.

– Если честно, то ты права, для моих любовниц, девственность была обязательным условием, а вот с моральной чистотой всё было сложнее, мне предлагали познакомиться с теми, кто обращался в определённые структуры, намереваясь начать торговать своим телом. Я заключал что-то вроде контракта на моих условиях с теми, кто нравился, если они соглашались, конечно. Но отказа не встретил ни разу, если честно. Как-то так.

– Круто, босс. А потом, что с ними было?

– Если все мои условия выполнялись, то когда мне надоедало, она получала квартиру и небольшой стартовый капитал. Дальше её судьба меня не интересовала. Могла пойти учиться, могла найти работу, могла вернуться к тем, от кого её забрал. Выбор был за ней.

– А если условия не выполнялись?

– Вот тут она без вариантов возвращалась в ту структуру, откуда попала ко мне.

– Такое было?

– Да, пару раз.

– Ты жёсткий диктатор и ещё циник.

– Что есть, то есть.

– Скажи, тебя не напрягало, что ты их покупаешь?

– Наоборот. Никаких обязательств. За полчаса-час предупредил, что подъеду, и тебя встречает милая красотка, готовая исполнить любую прихоть. Поди плохо? А когда надоело, поменял.

– И какие были прихоти?

– Разные, Алин. Мне нравилось экспериментировать, но без садизма. Они знали, что отказ чреват расторжением контракта, поэтому не отказывали, но это издержки их профессии.

– Какой был самый необычный эксперимент?

– Самый необычный? – переспросил задумчиво он. – Не знаю. Не особо они и необычными были. Мог вибратор заставить использовать, чтобы сама сильно возбудилась, пока минет делает. Мог наручниками пристегнуть во время секса. Или велеть одежду какую-нибудь сексуальную надеть. Не особо необычно вроде, но ощущения более разнообразные. Позы опять же разные, Камасутра в помощь. Ой, вспомнил, самое необычное было, что одна из них умела танцевать танец живота.