– Ты там долго ещё плескаться намерена?

– Пока в русалку не превращусь.

– Тогда я пошёл покурю. Выйдешь, позвони.

– Дуры и кретинки никому не звонят. Так что обломись.

– Через двадцать минут вернусь. Выйди к этому времени, пожалуйста. Поговорить надо.

Когда он пришёл через двадцать минут, я сидела в комнате отдыха на диване в махровом халате и с полотенцем на голове.

– Я рад, что ты начала пользоваться удобствами нашего кабинета, – осторожно начал он.

– Я рада, что ты рад, – откликнулась я.

– И ещё мне очень бы хотелось тебя попросить, когда в следующий раз в душ или тренажёрный зал пойдёшь, захвати с собой телефон, пожалуйста. Ты очень меня напугала. Я звоню, не отвечаешь, Света говорит, ты не выходила, но ей ты не отвечаешь тоже, ни по селектору, ни на телефон. Даже Борис тебе звонил – ноль эмоций. Что я должен думать? Посылать проверять, не валяешься ли ты в отключке?

– Хоти себе дальше. Мне-то что? Я дура и кретинка. А они никаких просьб не выполняют.

– Слушай, Алин. Тебе же не десять лет. Ты прекрасно поняла, почему я психанул, но упрямо продолжаешь демонстрировать обиду. А обижаться должен я, а не ты.

– Да неужели? На что? Вот на что? На то что я сказала правду, что тебе меня послали, чтобы из-под удара вывести? Это ведь очевидно. На что тут обижаться?

– Ты намекаешь, что я ушёл из-под удара, подставив тебя.

– Это сделал не ты. Вселенная дала тебе возможность воспользоваться ситуацией, и ты ей неосознанно воспользовался. Что тут обидного?

– Я не отношусь к тебе как к расходному материалу и жертвовать тобой не хотел. Ты дорога мне, очень дорога. Если бы я хотя бы предполагал…

– Босс, вот только мне-то впаривать не надо. Я без претензий абсолютно, но ты ведь прекрасно помнишь, что я в открытую говорила тебе, и ты мне не поверил. А теперь говоришь, что предположить не мог. Ты меня за эту самую дуру и кретинку и держал. Типа отправляйся на встречу, как тупая кукла, тебе думать не положено, женщин при рождении мозгами обделяют, нет их у них. Но это хоть завуалировано было. А сейчас уже в открытую начал так называть. Это как-то уж совсем не комильфо, босс.

– Господи, как же ты всё вывернула. Не думал я так абсолютно. И уже признался, что в той ситуации кретином был я.

– Я тебе как раз и объяснила для чего ты им был. Это дало тебе возможность картину всю целиком увидеть и предпринять определённые действия. Я поэтому и согласилась в итоге.

И тут произошло то, чего я никак не ожидала. Он опустился передо мной на колени. Не театрально, не с иронией, а покаянно, с искренним раскаянием и, обхватив кисти моих рук своими прижал к губам, зашептав: «Прости, прости меня, пожалуйста».

В первый момент я ошеломлённо замерла, а во второй уже вскочила и, вырвав руки, начала тянуть его вверх за плечи, срывающимся голосом повторяя: «Не смей! Встань сейчас же! Не смей!».

Поднять здоровенного крепко-сложенного мужчину без его на то желания было нереально, а сам он вставать не торопился, наоборот плотно обхватил меня за талию и уткнулся головой в живот, тихо проговорив: «Не встану, пока не простишь».

– Мне не за что тебя прощать! Встань сейчас же! Ты ни в чём передо мной не виноват! Вставай! Вставай немедленно! – вопила я, но это не действовало.

Ему вообще, по-моему, понравилось так стоять, прижавшись ко мне, и подниматься он был не намерен.

– Чёрт! – выругалась я. – Вставай давай! Простила я тебя, давным-давно простила, ещё тогда, когда на встречу эту шла. Не держу я на тебя зла. И не знаю, что ещё тебе сказать. Вставай! Ты представляешь, как всё это выглядит со стороны? Я в халате, ты на коленях передо мной. Твоя жена, наверное, сразу бы разрыв сердца получила.

Он медленно встал, переведя руки с моей талии на мои плечи и, глядя в глаза, негромко произнёс:

– У меня нет жены, вернее по документам она есть, но она уже около десяти лет содержится в закрытом заведении психиатрического характера, и я к ней не езжу. Лишь мальчишек иногда разрешаю привозить, если врачи говорят, что поведение хорошее было, и под их присмотром они общаются.

– Чёрт! – вновь выругалась я. – Вот зачем ты сейчас мне это сказал?

– Ты как-то спросила меня о родной маме мальчиков, так вот это она. Моя первая жена, от которой дочь, когда узнала, что усыновить мальчишек хочу, им тогда чуть больше двух было, они близнецы, устроила скандал и потребовала развод, если я такое сделаю. У неё по тем временам было гораздо лучшее материальное положение. Стабильная работа в иностранной компании, она переводчик. А я только-только из горячей точки вернулся, да ещё и с ранением. А мать мальчишек после гибели мужа начала пить, потом колоться от горя. Одним словом стала опустившаяся наркоманка. Вот как с ней двухлетних пацанов оставить? И родственников больше никаких нет. Я затеял суд по лишению родительских прав. И моя жена поставила мне ультиматум: суд выиграть могу, но никакого усыновления, мальчики в детдом отправляются, иначе она разводится со мной. Я первый подал на развод. Нас развели. Она продала нашу квартиру, я ни на что не претендовал, хотя квартира изначально моей была, после чего она уехала с дочерью в Лондон. А я, чтобы не мучиться с судом и усыновлением, женился на этой наркоманке и через пару месяцев отправил её в закрытую лечебницу, связи прошлые помогли. С ребятами первое время моя мама помогала, я к ней переехал. А потом раскрутился, появились деньги, и нанял сиделку, няню, потом воспитателя. Сейчас живу со старенькой мамой и пацанами. Дочь иногда приезжает. Как только деньги большие у меня появились, родственные чувства у неё проснулись тоже, мол это не я, папочка, с тобой общаться не хотела, а мама меня настраивала. Я не особо верю, но отношения поддерживаю и деньги в разумных пределах подбрасываю. С первой женой не общаюсь, но у неё всё хорошо. Вышла замуж за какого-то там местного. Живут не особо богато, но и не бедствуют.

– Джейн Эйр завистливо плачет в сторонке, – не смогла я сдержать эмоций от его рассказа.

– Это актриса какая-то? Я не знаю, – он обиженно насупился, видимо, не такой реакции от меня ждал.

– Это героиня романа, написанного ещё в восемнадцатом веке, над которым рыдали многие мои сверстницы. Несчастная сиротка, ставшая гувернанткой богатого человека, воспитывавшего приёмную дочь. Она влюбилась в него, поскольку он оказывал ей знаки внимания, и уже рассчитывала на женитьбу, а у него оказалась сумасшедшая жена, которую он держал во флигеле своего роскошного дома.

– Хэппи-энд хоть случился? – с явным интересом осведомился он,

– Смотря что считать счастливым концом. Они, по мнению автора, оба счастливы стали, но это на её взгляд.

– А на твой?

– Что по мне судить? – задумчиво проговорила я, откровения босса настроили меня на сентиментальный лад. – Я на её героиню вряд ли похожа. Характер у меня другой. Джейн Эйр хотелось любви, при этом не нарушающей существующих условностей. Понимаешь, я не жила в то время, не воспитывалась в интернате. На условности мне по большому счёту плевать, любовь, основанная на жалости вообще не по мне. Хотя, наверное, у неё там не жалость была. А вот у меня самой, – начала я и тут же быстро заткнулась, поскольку поняла, что вступила на скользкую тему, потом сообразив, что даю этим повод начать копать глубже игривым тоном закончила: – любовь всегда была лишь к молоденьким и находящимся от меня в зависимом положении.

– Вот зачем в конце врать начала? Вот зачем?

– Извини, босс. Не готова, не готова пока к откровенностям по этому поводу. Да и с Димкой последнее время скандалим. Я срываться стала так, что самой стыдно. Именно поэтому и попросила помочь ему независимым стать и возможное дело жизни найти. Похоже, я перестаю уважать мужиков, которые его не имеют.

– А когда он инвалидом был, имел его?

– Заткнись! – я постаралась оттолкнуть его, но у меня ничего не вышло.

– Тихо, тихо. Ты не забыла в каком виде? Сейчас выскочишь в коридор, и что о тебе думать будут?