Я несколько секунд внимательно разглядывал его профиль. Он может пояснить мне некие подробности? Серионец делал так иногда, сообщал чуть больше положенного, просто чтобы я унялся и не натворил глупостей. Я попытался вновь обдумать его эмоции: дружелюбие, даже странная, затаенная благодарность за извинения. Благосклонность. Если я спрошу, он наверняка расскажет больше…

– Я обещал Анха не лезть в это. – Я резко качнул головой, отгоняя соблазн выяснить хоть капельку правды. – А значит, не имеет значения, чего я там хочу.

– Что он тебе рассказал? – уточнил Рэйв спокойно.

– Ничего. – Я улыбнулся. – Велел катиться в бездну, когда я попытался спросить.

Мастер смерил меня внимательным взглядом и с едва ощутимой иронией заметил:

– Я даже готов кое-что тебе объяснить. Точно не хочешь знать?

Я стиснул зубы, с огромным трудом поборов в душе бешенное любопытство, которое почти завладело всем сознанием до края, и выдохнул:

– Прошу, прекрати. Мне и так невероятно сложно. Я обещал не лезть и ничего не собираюсь спрашивать.

На одно крошечное мгновение я уловил в душе серионца безумно странное чувство. Не понимай я, что говорю с Рэйвом, с тем самым Рэйвом, который вечно ждал от меня неприятностей, присматривался и не доверял, я бы даже назвал это… уважением? Осознать лучше я не успел, слишком быстро его эмоции сменились на добродушное спокойствие.

Мастер весело усмехнулся, а после предложил:

– Тогда давай попробуем еще раз, Дэйшу. Знаешь, в чем смысл того, что объясняет союзник при Назначении?

– Рассказать, что все это значит? – предположил я с искренним интересом.

– Нет. – Он покосился на меня с улыбкой. – Никто никогда не задает правильных вопросов в этот момент, слишком сильны обычно эмоции. Слишком неважно становится что-то выяснять. То, что требуется понять, Преемник понимает позже, уже с учителем. Союзник, он о другом.

– О чем? – я с любопытством на него посмотрел.

Странно, я не взялся бы назвать в прошлом ни одного случая, когда бы мы разговаривали так, как сейчас. Так, как обычно мы говорим с Марзоком. Спокойно, дружелюбно, бесконечно приятно, надо отметить. Я попытался задуматься, что, в итоге, сломало отношение Рэйва к мальчишке, которого он по моим личным ощущениям просто терпеть не мог. Нет, я понимал, что он и теперь присматривается ко мне до ужаса внимательно, тщательно анализирует эмоции и совершенно не собирается спешить с выводами, что его сомнений и жесткости я хлебну еще за свою жизнь далеко не один раз. Но все же что-то неуловимо изменилось, сгладилось настолько, что стало словно легче дышать. Я прислушался к собственным ощущениям с бесконечным вниманием и неожиданно осознал одну простую вещь – Рэйв говорил не чтобы избежать моего поведения, не для того, чтобы предотвратить последствия моего любопытства или вбить мне в голову нечто, чего, по его мнению, там критически не хватает. Он объяснял, потому что я спросил, и сам получал от нашего разговора не меньше удовольствия, чем я. Потому что ему просто нравился этот разговор.

– О том, что ты не один. – Рэйв приподнял бровь. – Что тебя не оставят одного, даже если ты потерял только что все самое ценное, что у тебя было. Роль союзника – дать понять, что у тебя все еще есть люди, готовые поддержать и помочь. Те, на которых ты всегда можешь рассчитывать.

Я тихонько хмыкнул, раздумывая над его ответом. А после мрачно улыбнулся и вздохнул.

– Поэтому Дер-Ха ушел? – Осторожно уточнил я. – Потому что у него не осталось никого, кому он мог доверять в очень паршивых обстоятельствах?

– Да, – печально отозвался Рэйв. – Аллисана тогда поддержал Рааден. Не дал сомневаться в том, что ему окажут помощь при необходимости. Ты знаешь мастера Рута, ему глубочайше плевать на любые попытки не доверять и сомневаться, если он решил помочь, то поможет. Да и сам Аллисан – не Дер-Ха, он с благодарностью отнесся к тому, что для него делали. А суулед уперся и решил, что все вокруг только и хотят, что прибрать к рукам его Дом, пока он достаточно слаб. Мы пытались поговорить, пытались его успокоить, но он просто прекратил выходить с нами на связь. Так что, как видишь, когда человек настолько сильно не желает помощи, у остальных не остается шансов. Даже у рааденов.

– Жаль, что он отказался слушать, – я поморщился.

– Это был его выбор, Дэйшу, – пожал плечами Рэйв. – Он принял решение оставить свою семью.

Семью? Я не сдержался и уставился на мастера с жутким удивлением.

– Что тебя так поразило? – уточнил Рэйв спокойно. – Слишком нравилось верить, что что-то изменилось? Что мастера уже не то, чем являлись века назад?

– Вы же постоянно ссоритесь, – заметил я с опаской, – постоянно что-то делите. Разве семья ведет себя так?

– Дэйшу, от наших решений многое зависит, – вздохнул Рэйв. – Так же, как однажды станет зависеть от твоих. Вполне естественно, что любой из нас хочет в первую очередь добиться благополучия и выгоды для своего народа. К тому же, открою тебе страшную тайну: пока маги Домов видят соперничество мастеров, они сосредоточены на приумножении величия своего искусства, на изучении Нитей и новых открытиях. Если вдруг на их глазах мастера начнут называть друг друга братьями и сестрами, вести себя, словно самые дружелюбные солнышки на свете, маги успокоятся и решат, что отныне могут лишь купаться в роскоши и признании, а никому из нас, – он весело мне подмигнул, – подобного благополучия не нужно, за ним скрывается слишком много бед для будущих поколений. Но если мы понадобимся друг другу, мы всегда будем рядом. Ничего не изменилось. Ничего не может измениться.

Я очень счастливо улыбнулся. Он ведь сейчас не лжет, он правда так думает. Что все они: Аливи, Аллисан, Рут, Даяру – его братья и сестры. И, значит, это все еще та же игра? Только с немного иными правилами? К тому же его слова о магах имели смысл. Да, Нити звали нас, практически требовали касаться и сплетать их, только вот как много экспериментов с узорами, новых открытий или мыслей были следствием их зова? И как много делалось, чтобы уберечь свои народы: физически в случае, например, эликсира Иды, или материально в случае новых плетений, которые можно продавать другим Домам, чтобы преумножить славу своего искусства, доказать другим магам право быть на равных, как в случае наших пяти Нитей? А может и вовсе создать нечто такое, что впишет твое имя в историю всего Востока, раз и навсегда перечеркнет всякие сомнения его народов в том, что тебе под силу то, что никогда не удастся им, как в случае с Каяр и ее гобеленами. Я невольно покосился в сторону символов трех искусств Райледа, зажмурился на мгновение, осознав сколько борьбы, сколько стараний было вложено в саму возможность того, что они там есть. В сам факт существования всего этого зала, этой библиотеки, этого города. Не тогда, три сотни лет назад. Не только тогда. Сейчас, сегодня, потомки зельеваров прошлого делали ничуть не меньше ради своего Дома, ради того, чтобы называться теперь не равными – старшими. Все они: алхимики, маги пяти Нитей, ткачи, – вкладывали в Райлед не меньше, чем вложили когда-то их предки. Иначе, я понимал прекрасно, все созданное давным-давно уже обратилось бы в руины былой роскоши и медленно стиралось бы вовсе под гнетом времени. Просто оттого, что новым поколениям незачем и не с чем было бы бороться, некому было бы доказывать свое мастерство. Они бы наслаждались тем, что сделали поколения предыдущие, жили бы в достатке и довольстве, а их потомки помирали бы от голода на выжженой пустыне, оставшейся от их увеселений.

Рейв с жутко ехидной усмешкой наблюдал за мной, явно поняв, что сейчас до меня дошло. Я на мгновение прикрыл глаза, вздохнул и перевел взгляд на портрет Алво.

– Мастер Рэйв, можно честно? – тихо спросил я.

– Нужно. – Хмыкнул серионец. – Всегда. По определению.

– Массэ Аливи права. – Я мрачно улыбнулся. – Меня задела вся эта история. Я попытался увидеть людей, таких же, как те, о ком прочел. И не нашел их нигде на Востоке. А тут еще Дер-Ха и его глупое решение покинуть Совет… Я подумал, что вам плевать друг на друга и на всех в мире. Что вам ничего не нужно, кроме собственной власти. И решил, что буду тогда защищать сам, если понадобится. Что смогу стать таким же, как они…