Сзади раздались шаги. Шагающий вспомнил про человека в белом, что ослепил и сбил его с ног какой-то вспышкой явно неземного происхождения. Дело принимало скверный оборот. Совсем скверный. Эти пятеро были готовы к этой встрече. Ему устроили западню, а он даже не почувствовал подвоха. Все повторялось. Только на этот раз — он почему-то был уверен — все обстояло в разы серьезнее, чем на Безымянных Перекрестках.

Шагающий-сквозь-Тьму понимал, что нельзя позволить противникам зажать себя между лестницей и комнатой. Ему ничего не оставалось, кроме как отбросить ножны и с нечеловеческих рыком ринуться вперед, вложив все силы в стремительную атаку. Противники чуть разошлись и приняли оборонительные позиции. Второй слева обнажил длинный меч, третий выставил вперед копье, четвертый закрутил с характерным звуком боевую цепь, первый направил на него арбалет…

Шагающий едва успел уклониться в сторону от молниеносного болта — лишь отточенные веками рефлексы спасли его. Он тут же метнулся к стрелку, надеясь достать его, пока тот не успеет перезарядить либо сменить оружие. Копье выстрелило ему наперерез, заставив отразить удар. Шагающий-сквозь-Тьму ударил наотмашь чуть ниже клиновидного наконечника, надеясь, что лезвие Стража с легкость разрубит древко копья. Но Сумеречные ЛжеБоги его знают, из чего выковали это копье — оружия столкнулись и отскочили друг от друга, не причинив вреда. Шагающий отпрыгнул в сторону и выругался про себя.

Противники не спешили с действиями, очевидно, понимая опасность скорой атаки. Шагающий-сквозь-Тьму как бы невзначай перекинул меч в левую руку, а правую запустил за пояс. Мгновением спустя два метательных ножа отправились в полет. Первый достал свою цель — перезаряжающий арбалет орденец дернулся и с хрипом выпустил оружие, когда нож вонзился ему в шею. Второй нож также летел прямо по курсу — под сердце того, что с мечом — когда обладатель боевой цепи точным ударом разбил его в полете. Затем, зарычав, орденец с цепью бросился в его сторону со скоростью сельвидийского леопарда. Шагающий ничего не понимал — обычному человеку, пусть даже прошедшему обучение в даньязских рыцарских святилищах или монастырях Шаугрима, не подвластны такие рефлексы и скорости. Благословение?

Он чуть отошел в сторону и, присогнув ноги в коленях, встретил цеписта точным диагональным выпадом. Тот принял удар на цепь, и Страж Рассвета едва не вылетел у Шагающего-сквозь-Тьму из рук. Цепь вновь взлетела в воздух, и ему пришлось уйти в оборону. В огненных отсветах факелов проглядывалось искаженное звериной яростью лицо атакующего — тот выглядел настолько безумным, как если бы принял лишающее разума зелье.

Отражая град ударов, Шагающий пытался придумать какой-никакой план. Увы, в голову не приходило ничего дельного. Круглая комната, в которой они сражались, также никак не могла ему помочь — ни мебели, ни подручных предметов, лишь факела вдоль стены да подвешенный к потолку масляный фонарь…

Фонарь?

Уклонившись от очередного выпада, Шагающий-сквозь-Тьму резко бросился вправо. Человеком с мечом выскочил ему навстречу. Два меча сошлись с режущим уши лязгом, и серебристо-рубиновые искры рассыпались в воздухе. Шагающий приложил все усилия и оттолкнул противника назад. Затем в два прыжка оказался рядом с местом, где висел фонарь. Подцепил его лезвием и бросил в копейщика, как раз собиравшегося проткнуть его насквозь. Бросок получился отменным — фонарь попал тому прямо в голову и разбился, выплеснув содержимое. Шагающий-сквозь-Тьму прыгнул вперед и, пользуясь заминкой копейщика, замахнулся для решающего удара, когда, словно из ниоткуда, на его пути возник тот, о ком он успешно забыл.

Безоружный человек в длинных белых одеяниях.

Шагающий повел Стража Рассвета вперед и наискось, меняя цель. Человек в белом стремительно хлопнул в ладоши, и вспышка ярчайшего света вновь озарила все вокруг. Шагающий успел прикрыть глаза, но не успел полностью увернуться от нового удара цепью — та зацепила на излете его левую лодыжку. Ногу пронзила боль. Потеряв равновесие, он упал на колени. Стиснув зубы, ткнул мечом перед собой, все еще надеясь достать гребаного светового колдуна…

В этот миг что-то тяжелое впечаталось ему в затылок, и мир резко погрузился в темноту.

Известие о смерти Верховного Иерофанта застигло их на подъезде к Квибару, небольшому городу в пятидесяти милях к северу от Священного Полуострова. Столь неожиданная новость заставила Наллара нор Керрано не на шутку обеспокоиться.

«Вот зараза. — Чем больше Наллар обдумывал услышанное от скакавшего навстречу гонца, тем меньше новость ему нравилась. — В Гильдии меня клятвенно уверяли, что старик еще протянет если не пару месяцев, то как минимум три-четыре недели. Времени чертовски мало. Нужно торопиться, если хочу попасть в Исхирон прежде, чем все закончится».

Насколько Наллару было известно, уже через несколько суток после кончины Верховного Иерофанта созывается Временная Ассамблея, в которой между тремя основными политическими группировками — Советом Архонтов, Преторией Иерофантов и Орденом Хранителей Триамны — разгорается нешуточная борьба за количество мест в Священном Синклите, совете из двадцати четырех человек, из членов которого, собственно, и избирается Верховный Иерофант. Формирование Синклита обычно занимает около десяти суток. Примерно столько же длятся сами Выборы. Последние вообще представляют из себя странную штуку. Наллара до глубины души поражала эта несуразная система, при которой на пост Верховного Иерофанта может претендовать человек, не носящий священного сана: орденец или архонт. Впрочем, это еще куда ни шло — можно понять, что в иные времена стране требуется в качестве правителя не жрец, а ученый муж или опытный управленец из Ордена. Вершиной же триамнийской политической странности Наллар определенно считал Первый Закон.

Считается, что право провозглашения Первого Закона Верховные Иерофанты унаследовали от одного из Богов Рассвета. С другой стороны, каких еще объяснений можно ждать от язычников — они что угодно готовы свалить на предписания своих «священных» книг и преданий. Достоверно Наллар знал следующее: после формирования Священного Синклита каждый из двадцати четырех кандидатов на сан Верховного Иерофанта должен выступить перед остальными с речью о том, какой первоочередной закон он собирается принять, если получит сан — во многом именно это выступление влияет на его шансы. Новоизбранный же Верховный Иерофант на рассвете следующего дня после избрания провозглашает с дворцового балкона Первый Закон, мгновенно вступающий в силу. Многовековая история Триамны показывала, что далеко не всегда описание Первого Закона перед Выборами и его окончательной версии совпадает; например, почивший Верховный Иерофант до получения сана божился, что воплотит в жизнь граждан Триамны необходимые для поддержания благочестия Рассветные Каноны, а по итогу просто-напросто принял Закон о запрещении второбрачия. И это еще далеко не самый яркий пример.

Наллар подозревал, что именно из-за нестабильности Первого Закона Гильдия отправила его наблюдать за грядущими Выборами. Кто знает — вдруг поддержку большинства получит какой-нибудь ненавидящий Гальтию архонт, и Первым Законом он провозгласит «священную» войну или что-нибудь в этом роде. А у его величества Ваганнамара и без подобных фокусов со стороны триамнийцев забот выше крыши.

В остальном же на Выборах главы Триамны — опять же, если верить прочитанным сведениям — все как и везде: процветают взятки в крупных размерах, уговоры и запугивание, поливание грязью конкурентов, а то и заказные убийства. Подобное могло удивить Наллара лет так двадцать назад, но не сейчас; в Кирикийских княжествах, Сельвидийском султанате и Гергельяре он был свидетелем и не таких политических игрищ. Вряд ли триамнийцы, пусть и претендующие на власть, могут тягаться интригами с султановскими визирями. Хотя кто его знает…

Наллар начал было предаваться воспоминаниям о двух с половиной годах, проведенных в султанате — годах постоянного беспокойства, когда любая ночь грозила стать для него последней — но тут повозку затрясло. Похоже, они миновали въезд в Квибар и теперь колесили по городской мостовой, мощеной булыжником. Наллар раздвинул занавески, открыл окошко и высунул голову из повозки. Все оказалось именно так. Солнце клонилось к горизонту, прячась за крышами приземистых домиков. Они неспешно ехали по окраинным кварталам города; повсюду, на узких улочках, слонялись люди. Выглядели они донельзя странно. Дети, юноши и девушки, мужчины и женщины, даже старики — все нарядились в черно-алые наряды. Большинство из них, поднимая ладони к небу, что-то причитали. Кто-то сидел на тротуаре и, подняв голову к небу, негромко бормотал. Схожую картину Наллар наблюдал все в той же Сельвидии — когда у султана родился первенец, и народ ликовал трое суток. Только здесь горожане явно не ликовали. Скорее, наоборот.