— Ниромбаарус Кельтерааль.

Герцог сделал шаг вперед, ступив к самому краю.

«Кто??» — была первая мысль Альдана.

Вторая пришла следом:

«Теперь понятно, почему его все зовут Герцогом, а не по имени».

— Веруешь ли ты, — вопросил иерофант, — что вода сия, Божественной властью освященная, преобразит тебя силами рассветными?

— Да, — без запинки ответил Герцог.

— Готов ли ты, Ниромбаарус, сын Асаннатала, принять тот дар и понести ту ношу, что она тебе даст?

Герцог чуть помедлил. Скосил голову вбок, оглядев сидящих на первом и втором ряду амфитеатра. Альдан подумал было, что сейчас он не выдержит и скажет «Знаете, а давайте как-нибудь в другой раз» или что-нибудь в этом роде, но тот развернулся и, посмотрев иерофанту в глаза, отчеканил:

— Да. Готов.

— Войди же в Фонтан сей, Ниромбаарус, и Преобразись.

Герцог шагнул вперед и с громким плеском погрузился с головой в воду. Спустя пару секунд вынырнул и, шагая по дну (глубина Фонтана, в отличие от бездонного родника, позволяла это делать), направился к железной лестнице в дальней части Фонтана. Там его встретил один из многочисленных помощников иерофанта, с большим полотенцем в одной руке и подобранной одеждой Герцога в другой. Вдвоем они направились в сторону храма, где Герцогу предстояло прийти в себя, согреться и переодеться. Основное дело сделано.

Для него Ритуал завершился.

Осталось лишь подождать, пока Благословение и Проклятье не проявят себя.

Спустя некоторое время, когда все Преображаемые погрузились в Фонтан, прошли в храм, и, вернувшись обратно, выстроились в шеренгу спиной к сидящим в амфитеатре, иерофант, по-прежнему стоящий на помосте, снял с головы митру и завел положенную в конце Ритуала речь:

— Богам Рассвета было угодно, чтобы церемонию Ритуала вели избранные священнослужители — те, которых мы с вами зовем Верховными Иерофантами. Увы, как вы знаете, наш первоверховный владыка недавно отошел к Богам, и, милостью преторианцев, мне выпала честь сегодня возглавить это великое в жизни каждого событие. Эти воды, — иерофант указал на Фонтан, вода которого вернулась к прежнему цвету, — такие же благодатные, как и много столетий назад, свидетельствуют о том, что Боги Рассвета одинаковы щедры ко всем нам. Ни для кого не делая исключений, — на этих словах Альдан невольно хмыкнул, — они каждому предоставляют шанс прожить жизнь особым путем. Что это за путь, спросите вы, и я вам отвечу: этот особый путь и есть тот самый, о котором пелось в Рассветном Псалме. Вопрос в том, хватит ли у вас сил и решимости пройти этот путь до конца? — Чуть повысив голос, иерофант строго посмотрел на новопреображенных. — Это зависит только от вас. Главное, не забывайте: Боги никогда не посылают испытаний, что человек не в силах выдержать. Мы, скромные жрецы Богов Рассвета, всегда готовы выслушать каждого из вас и поддержать в трудную минуту. А теперь идите… — Иерофант улыбнулся лучезарнейшей улыбкой. — Ступайте же к вашим родным и близким, и пусть они радуются и празднуют сегодня вместе с вами.

Закончив речь, иерофант отвесил присутствующим учтивый поклон, и десятки рук одобрительно захлопали. Затем все принялись вставать с трибун, чтобы поздравить новопреображенных.

Альдан благоразумно не торопился лезть с поздравлениями Герцогу. Сначала того окружили архонты, осыпая похлопываниями по плечу, поздравлениями и фразами вроде «наконец-то ты стал триамнийцем». Архонт Асаннатал, чья улыбка вполне могла бы посоперничать с иерофантовской, произнес напыщенную речь о решимости, твердости духа и еще чем-то таком — подробностей Альдан не расслышал, поскольку все утопало в гомоне поздравлений и радостных всхлипываний. Затем архонты, наконец, оставили Герцога в покое и подошли к разоблачающемуся у помоста иерофанту. Альдан обратил внимание, что они не только обменялись рукопожатием, но и с пару минут побеседовали, то и дело посмеиваясь. Видимо, проводивший Ритуал иерофант рассчитывал на место в Священном Синклите — иначе с чего вдруг такая псевдовежливость со стороны, как поговаривают, почти что непримиримых врагов? Наблюдая за ними, Альдану внезапно показалось, будто что-то в чертах лица иерофанта кажется ему смутно знакомым. Впрочем, не мудрено — он в столице не первый день, и иерофантов здесь пруд пруди, наверняка пересекались в каком-нибудь из храмов. Или просто на улицах…

— Ну что, мои дорогие преображенные друзья? — Альдан повернул голову и увидел перед собой компанию во главе с Герцогом. Школяру стало немного неловко, что он не успел никак его поздравить. — Я надеюсь, у вас нет никаких планов на этот вечер?

Все, конечно же, ответили, что нет. Альдан пожал плечами, уже догадываясь, к чему клонит Герцог.

— Чудесно! — Герцог одарил всех блистательной улыбкой, будто также решил принять участие в сегодняшнем соревновании выражения любезности. — В таком случае, самое время отметить столь грандиозное событие. Пойдемте вниз, мой экипаж как раз должен нас всех вместить.

Альдан обменялся с Герцогом рукопожатием, произнес стандартное поздравление, после чего они впятером двинулись к освещенному прибывающей луной спуску с Холма.

«Ниромбаарус, — подумал Альдан, косясь на преображенного Герцога. — И откуда его отец выкопал такое имечко?».

Кружась в причудливом танце, кисть скользила по холсту, оставляя за собой темно-серые следы. Сосредоточенная на рисовании, Шелиара Нирааль пребывала в приподнятом расположении духа. В кои-то веки день складывался на редкость удачно.

К некоторому сожалению, только день. Ночью — что этой, что предыдущей — ей опять снились кошмарно-реальные сны про Дворец Верховного Иерофанта и ее похождения в нем. Последние сновидения запомнились ей хуже, чем тот, позапрошлой ночью, но суть их — Шелиара готова была бы поклясться на Рассветных Канонах — оставалась той же. Все повторялось раз за разом: коридоры, ужас-за-спиной, лестница, мелодия скрипки и флейты, старуха с арканами и сферой, мужчины в этой самой сфере, аркана Перекрестка и, наконец, финальный выбор. Шелиару не покидало ощущение, что в сегодняшнем сне она выбрала другую дверь, но и за ней, похоже, не оказалось ничего хорошего… Подробностей второй двери она, к сожалению или к счастью, не помнила. Да и Сумерки с ней, с дверью. Шелиару все больше беспокоило, какой же коварный способ нашли Голоса, чтобы мстить ей, когда она беспомощна (ведь вряд ли происходящему могло найтись другое объяснение). Впрочем, после плотного завтрака и стандартной курительной процедуры подобные мысли довольно скоро выветрились из ее головы. Даже дышать как будто стало легче. Во всех смыслах.

Когда-то в детстве от одного из своих наставников Шелиара слышала, что страхи становятся менее пугающими, если пытаться вывести их в реальность. Якобы лишь встречаясь со страхом лицом к лицу, человек учится его преодолевать. Именно поэтому после завтрака Шелиара решила перенести отрывок из кошмара на холст. Ей казалось, что получится нечто непонятное, какая-то несуразная смесь темных красок, но уже спустя пару часов работы Шелиара поняла, что ей донельзя правдоподобно удается переносить изображение из сознания в реальность.

Почти что завершенная к вечеру, картина изображала ту самую спиральную лестницу в лунном свете, зловеще поднимающиеся стены и две громадные дверные створки далеко наверху. Себя, поднимающуюся по лестнице, Шелиара решила не изображать, опасаясь, что это может все испортить на корню.

Наконец, девушка отложила кисть, вытерла ладонью лоб и отошла на шаг назад, чтобы оценить свое творчество. Обыкновенно она весьма критично относилась к своим работам (а несколько неудачных картин однажды и вовсе сожгла в гостином камине танаанского поместья), но эта вроде бы вышла неплохо. В некотором роде это даже ее пугало — будто бы картина могла ни с того ни с сего затянуть ее в себя и заставить вновь проходить все тот же маршрут, снова и снова… Шелиара помотала головой, отгоняя подобные мысли.