Откуда?! Как она узнала?!

Но спустя еще несколько мгновений понимаю, что ничего она не знает. Пока, по крайней мере. Может быть догадывается, но и только.

— Я реагирую на тебя, как и тогда, когда на мне была Метка! Возможно ее не получилось снять до конца, или что-то из того, чем меня пичкали в детстве все еще так влияет…

Она говорит что-то еще, но я уже не слушаю. Значит во всем виновата Метка, так она считает? Ну и как ей объяснить, не выдавая всех секретов, что ей пока рано знать? Ходим по кругу, раз за разом возвращаясь к тем же вопросам, вот только с каждым витком эмоции все острее, а последствия… Черт, даже думать не хочу.

— Я поэтому и поехала в Лабораторию, чтобы выяснить, что со мной происходит.

Примерно так я и думал, но услышать подтверждение было не лишним. У меня никаких подозрений не было и не могло быть, но вот Конрад нет-нет, да высказывал что-то такое, нехорошее.

— Происходит? Происходит то, что ты зациклилась на Метке, не замечая ничего иного.

Уф, вот теперь точно быть скандалу, но лучше так, чем скользкая тема Лаборатории…

Впервые я смотрела именно на Топольского, «видела» его. С каждым днем к его образу добавлялись новые и новые детали. Например то, что он выше на добрых две головы, даже когда я на самых высоких каблуках из имеющихся. Когда он слишком близко, его рост должен был бы подавлять, но вместо этого хочется прижаться поплотней, спрятаться от всего мира за его широкими плечами. Примитивное такое желание, отдающее даже не Средневековьем, а пещерными людьми, а потому глубокое и неистребимое.

Примерно такое же неистребимое, как женская глупость, когда доходит до дел сердечных. Можно быть хоть сто раз крутым финансовым аналитиком, в отношениях это не помогает от слова «совсем». Рациональное отступает под напором эмоций, а уж в моем случае с двинутым гормональным фоном… Фиаско, Игнашева, это фиаско.

Дыхание перехватывало от его присутствия, от того, что он так близко, лишь руку протяни. Вот только ее не примет, не подхватит на полпути и не сделает шаг навстречу. Столько раз его отталкивала, что ожидать иного глупо. Его холодность и отстраненность были тому подтверждением. Да-да, Топольский прикрутил свою сумасшедшую харизму, не придирался, но и не шутил искрометно, хоть и на самой грани. Не улыбался, по крайней мере мне, не делал никаких неприличных или приличных, если уж на то пошло, предложений. Вообще ничего из того, что нарушило бы букву и дух корпоративной кодекса авторства самого ханжеского HR-а[12]. Просто образцовый топ-менеджер, икона стиля, хороших манер и всеобщий пример для подражания.

А мне все чаще хотелось сесть за руль Малыша и жать педаль газа пока не взлечу над Москвой.

Вообще со мной творилось что-то совсем странное. После той встречи в лаунже, Одаренные мне мерещились чуть ли не везде. Пару раз ловила то самое ощущение, что охватило меня при виде Конрада. Словно смотришь в пропасть, или в звездное небо — ужасающее восхищение, как-то так. Похоже, мой сдвиг по фазе обретал новые нюансы, так как Высших просто не могло быть в моем окружении, не встретишь их и на улице. Паранойя, мания, не знаю, какой диагноз поставил бы мне хороший психолог, но штормило меня знатно.

Немногочисленные друзья, Лешик среди них, задавали осторожные вопросы по поводу моего самочувствия, обозначившихся кругов под глазами, но мне нечего было ответить. Вроде бы все было в порядке, но при этом так плохо я себя еще никогда не чувствовала. Пища потеряла вкус, сон не дарил отдыха, даже гонки больше не приносили нужного релакса.

А все из-за Топольского.

Работа в одном отделе означала, что он постоянно рядом. Мне чудился его взгляд везде, он преследовал даже во сне. Больше не было кошмаров, только Топольский и очень неприличные сны. Его вдруг стало так много в моей жизни, что это должно было пугать до дрожи, но вместо этого возбуждало. Чувствовала себя то оленем, которого загоняют, то волчицей, что сама играет с сильным самцом, проверяя его решимость. А еще стыдилась своей подлости — Андрей не знал, чего я от него хочу, почему смотрю иногда взглядом раненной птицы. Делал вид, что не замечает моих метаний, но я уже научилась чувствовать его взгляд. От него мурашки расходились по всему телу, всегда оседая в одном и том же месте.

Уже который день не решалась подойти, напуганная всем и сразу: его неприличным предложением, тем, что я почти на него согласилась, его холодностью и моими собственными фантазиями. На что я пойду ради снятия Метки? Да на все. Весь путь до самого конца. До того самого, что я еще пока не изведала.

Да-да, полный звездец.

Пару поцелуев не в счет. И это тоже диагноз. Еще чуть-чуть и я вполне могла бы стать главной героиней какой-нибудь третьесортной комедии. «Тридцатилетняя девственница». Кому сказать, обхохочется. И оправдание для такой аномалии только одно — гребанный Инкубатор. Если бы не блокаторы, то каждый месяц вела себя неадекватно, искала бы случки, как течная сука, но спасибо тете и ее разработкам, уберегли. До такой степени, что и вовсе отвадили. Были ли у меня хоть раз нормальные романтические порывы? Желание завести семью, детей? Мелькали вроде такие мысли, но всегда наперед выходили другие приоритеты. Первым — независимость. От Двуликих, от Метки. Клеймо не давало чувствовать себя полноценной, а жизнь настоящей. Именно так. Все как в плохонькой комедии или средней руки драме. Умная, успешная, красивая и ни черта, ни разу не счастливая.

И Топольский. Личное наваждение. Зависимость, от которой так просто не избавиться. Метка и Топольский. Топольский и Метка. Они были столь плотно связаны в моей голове, что разделить их не представлялось возможным. Пусть Андрей и не мог быть Альфой, поставившим Метку, но он мог быть тем, кто ее снимет. Сделает меня свободной и уж тогда я точно смогу понять, ЧТО именно я испытываю к нему. Если Андрей поможет мне снять Метку, то это будет значить, что он действительно ко мне неравнодушен.

Так звучало мое главное оправдание и у меня даже мысли не возникло — а знает ли он как снять Метку?

Все, что меня интересовало — это решить «главный вопрос» моей жизни, потом уже все остальное. Если нам суждено быть вместе, если мы действительно друг другу подходят, то Метка не нужна. Единственное, что может помочь разобраться во всем — это отсечь все лишнее, все что мешает увидеть главное. Или так мне казалось.

Понимала ли я, насколько противоречивы мои желания, планы? Насколько непоследовательны и сумбурны? Осознавала ли, что мой аналитический ум спасовал перед гормональной и эмоциональной бурей, что я, по сути, никогда уже не буду свободна?

Нет, и в этом была трагедия всей ситуации.

Себе я твердила, что не подчиняюсь предписанному, сама создаю свою судьбу, оставалось только Андрея убедить в этом и я получу желаемое.

Случай наступить на грабли представился вскоре.

Великодушно преподнесенная Топольским папка сыграла свою роль. Ребята из «АТОМИКА» были очень и очень рады получить сразу два предложения, от которых было не так-то просто отказаться. Или выбрать. В общем, все как обычно. Выбора нет — все плохо. Выбор есть — все еще хуже, ведь «а вдруг»! «А вдруг мы не то выберем»? «А вдруг то предложение лучше, а мы просто не поняли»? «А вдруг через месяц/год/сто лет эти бенефиты будут уже неактуальны»? В зависимости от жадности и хитровывернутости таких «а вдруг» может набраться от нескольких до бесконечности, и на все нужно ответить иначе сделке не быть. Сколько раз я видела, как самые выгодные контракты срывались, потому что одна из сторон все не могла определиться «умные они или красивые»?

Принимать решения сложно, мне ли не знать? Но в случае «АТОМИКА» мы поможем, а кто поможет мне? Кстати, это «мы» означало меня и Топольского. Когда я поняла, что нам с ним в сжатые сроки предстоит дать заключение по предложениям инвесторов и подсказать «самый лучший выход, чтоб и так, и эдак» меня накрыло столь противоречивыми чувствами, что я от греха подальше даже не стала разбираться.