Достаю его дико твердый, чуть пульсирующий член, провожу по нему ногтями, слышу сдавленный стон

Платон откидывает голову назад, закрывает глаза.

— Ты меня убиваешь, блядь. Ведьма.

Он подлезает руками под мою задницу, рвет колготки, трусы просто в сторону отводит. Нужно напомнить про презерватив, но сейчас его член такой крупный, манящий, с чертовой влажной головкой, что я просто смотрю на него. Теряюсь в ощущениях, приподнимаю бедра под давлением сильных рук и жадно вбираю в себя этот инструмент похоти и разврата.

Чувствую, как тугие вены царапают мягкие стенки, как тяжело пробирается член до самого конца. Господи…

Открываю рот в немом крике, когда это все — таки происходит. Мне хочется застыть в этом ощущении навечно. Мы словно одни во вселенной, словно нет ничего более важного, кроме чувственного контакта тел, такого порочного, такого правильного.

Я хочу начать двигаться, но получаю ощутимый шлепок по заднице.

Дурацкая боль, какая-то приятная, от чего по нейронам удовольствие молотками долбит, сметая последние мысли о том, что правильно, а что нет. С ним все неправильное становится правильным.

Хочу дернуться снова и снова получаю шлепок. Да, хватит!

Он смотрит прямо на меня и вдруг шлепает сильнее. Чееерт.

Я чувствую, как низ живота горит. Как натягивается тетива струны желания. Стенки влагалища на каждый хлопок, словно стягивают член тканью, выжимают его досуха.

— Нравится, сучка?

— Нет конечно, — задыхаюсь я, смотря в темные глаза и видя в них отражение себя. Безумной. Растрепанной, и пожалуй сексуальной.

Да, с ним я ощущаю себя именно такой, с ним мне хочется быть красивой. Для него. Ради него.

— Точно? — дергает он бедрами одновременно с ударом, а я просто ложусь ему на грудь, комкая ткань футболки, царапаю ногтями каменный пресс.

Как же хочется его себе забрать.

Вот такого, бешеного, неправильного, но очень справедливого. Мотаю головой и получаю новый удар.

Внутри все пульсирует, член во мне еле-еле двигается, скованный моими спазмами. Кажется еще немного и кончу. — Аврора…

— Заткнись и просто трахай меня, — уже не могу терпеть это напряжение. Тогда Платон просто фиксирует мои бедра, начинает двигаться резко и беспрерывно, с каждым сильным ударом выбивая из меня дух, стон, крик, свое имя.

Сильнее, жестче, работая как станок, он стремительно доводит меня до оргазма, а я кричу, дергаюсь от оргазма, буквально сжигающего меня до тла. Пока вдруг он не отталкивает меня на руль, и открыв глаза, я вижу, как летит струя прямо на меня. Черт. Лицо, волосы, все запачкано. А Платон часто дышит, сдаивая последние капли.

— Ты — придурок, как мне теперь быть?

— Ты сейчас прям вот охуенная, малыш. Хочется такой тебя запечатлеть и никому не показывать.

— Не показывай, Платон. Никому.

— Никому, Аврора, он прижимает меня к себе, целуя, наплевав на собственную сперму.

Склеиваемся еще минут на пять, просто катая языки друг по другу, пока я не устала и не напомнила заново, что мне нужно на работу, а ему все-таки получить свой злосчастный диплом.

— Поставишь мне экзамен, училка? — смеется он, вылизывая мои губы и елозя еще твердым членом по моему животу.

— А ты сомневался? — целую его.

Он везет меня обратно домой, где мы принимаем душ и переодеваемся. Теперь я прям радуюсь, что у нас подземная парковка и есть возможность ни с кем не встречаться, пока добираемся до квартиры.

Уже спустя час я умудряюсь оказаться в кабинете декана, жму ему руку с улыбкой, готовая выйти на работу.

Мне дают возможность защитить — таки докторскую в следующее воскресенье, и я возвращаюсь на пары, где мои студенты даже плакат приготовили к моему возвращению.

Они улыбаются, хлопают в ладоши, рядом с Платоном, который озорно мне улыбается. Это ли не счастье? — думаю про себя, когда вместо пары разбираем с ребятами последний немецкий артхаус на чисто немецком языке. Скоро уже весна совсем разыграется и можно будет снять пальто, попускать с Мишкой кораблики по лужам. Погулять с Платоном.

Пара заканчивается, а он проходит мимо меня и только подмигивает. Странное чувство разочарования стреляет в ногу прямо на бегу. Дурочка. Размечталась. О чем? О том, что мы с Платоном заживем счастливой семейной жизнью, может быть даже заведем своего ребенка. Выходя из аудитории, я замечаю, как он удаляется в компании парней.

Обида плеткой жжет.

Мне дико хочется его окликнуть. Но напоминаю себе, что это он имеет право что — то от меня требовать — я нет.

Я ни на что не имею право.

Даже позвонить и спросить, куда он собрался.

Даже вечером не могу узнать, почему он не пришел домой ночевать и даже не предупредил об этом.

***Платон***

— Наша то училка вся цветет, — перешептываются пацаны, ловя каждое слово моей Авроры.

— Так может она не такой строгой стала?

— Предлагаю проверить и пригласить ее с нами выпить?

— Откажет поди…

— Так мы сейчас девчонок подговорим, типа в кафе сходить, а там можно и в клубешник завалиться…

Киплю пиздец, как, слушая эту ересь. Уговорить на кофе запросто, а потом подсыпать что — нибудь и трахнуть на всю компанию. Это уже было. Хочется каждому языки вырвать, но палиться и подставлять Аврору точно не стоит. Так что план у меня другой.

— Ну и сколько вы будете уламывать ее? Еще разноется потом, жаловаться начнет. Может лучше в стрипак? Я угощаю.

— О — о, — не то, чтобы парни не могли себе позволить сходить в элитный стрип— клуб, но со мной они уже года два никуда не ходили и прекрасно помнят, как я умею зажигать и отрываться. Особенно знают, что только я могу достать самую лучшую дурь. — Угощаешь, угощаешь?

— А то. Давайте сразу после пары. На экономике все равно ловить нечего.

И не важно, что время то еще только три.

Когда пара заканчивается, я подмигиваю разрумянившейся Авроре и усилием воли заставляю себя шагать дальше.

Все дальше и дальше. Меня ломает. Хочу обернуться. Рвануть к ней и запереться в кабинете.

Делать все то, о чем эти пацаны могут только мечтать.

И я уделяю много времени парням, даю им возможность взять себе самых лучших московских телочек, но не забываю отомстить за пахабные мысли о моей Авроре. Достаю им лучший кокс, а потом натравливаю на них ментов. Им конечно ничего не будет, но ночь в кутузке проведут, чтобы не повадно было.

Сам из тачки наблюдаю, как парней в машину пихают, завожу свою и собираюсь ехать домой.

Тут же мой телефон начинает пиликать и я жопой чую как мне судьба решила за мою пакость ответить.

Бросаю взгляд на экран, выругаюсь.

Чем ближе роды, тем чаще она названивает. Словно ее истерики помогут меня привязать. Трубку брать не хочется, но долбанная совесть, или просто угрозы отца в отношении Авроры берут свое, и я отвечаю.

— Чего тебе? Доставка сегодня не работает?

— Платон, скорая уже едет, я хотела сказать, — она ревет. Просто на разрыв. — У меня кровь. Я так боюсь.

Я лишь на секунду представил Аврору и то, как она прижимает к себе пацана, представил ее на месте Ингрид, которая, судя по голосу, прониклась наконец ребенком. И мне то как раз удобнее, чтобы его не стало. Но в отличие от отца, я пока не заморал душу убийствами, поэтому просто разворачиваю машину на двойной сплошной и бросаю в трубку.

— Не паникуй, я уже еду.

— Ты правда приедешь? Ты будешь со мной?

— Буду, куда я блядь денусь.

Я реально плевательски относился к защите, если телка была проверенная Откуда мне было знать, что эта сука не предохраняется. Но самое дурацкое, что с Авророй мне на это реально посрать. Она еще может от меня уйти, теперь ей дороги все открыты, а вот если она залетит, то хрен куда от меня денется.

Приезжаю к Ингрид, когда ее уже пакуют в скорую, прыгаю вместе с ней и конечно слышу вопрос.

— А вы кем пациентке приходитесь?

— Тебе какое дело? Работу свою делай, — огрызаюсь я, а Ингрид, сейчас распухшая как никогда, улыбается и за руку меня берет.