— Все, Платон, все я сказала, можешь говорить, кому угодно что угодно, но не трогай меня.

Но ему уже все равно, он тут же наваливается сверху, подавляя любые попытки сопротивления, берет меня за шею, другой рукой грубо вклиниваясь между бедер.

— Не пойдет, сучка.

Его губы обрушиваются на меня как цунами. Эффект просто разрушающий, без возможности восстановления, потому что я теряюсь, в его твердых губах, в его руках, которыми он делает мне больно, в его запахе, который кажется впитался в мою кровь, навсегда меня отравляя. Я не хочу это чувствовать, однажды чувство зависимости меня погубило и вот снова. Опять, к парню, для которого я просто игрушка, с которой сейчас наконец позабавится. Он снова и снова целует меня, играя языком глубоко во рту, словно демонтируя, как мне нужно будет принимать его член, Его пальцы уже на сосках, сжимаются, оттягивают, шлепают до вскрика в губы. Его рот, мгновение спустя, берет один из них и жадно всасывает, вынуждая мое тело изогнуться. Его руки жадно задирают юбку, рвут капрон, вжимая пальцы между ног, пропитывая и без того мокрую ткань, порочной влагой.

— Сука, какая же ты мокрая, — хрипит он, забираясь пальцами в трусики и собирая соки, которые он тут же демонстрирует мне. — Открой рот и слижи все.

— Платон, — только и выдыхаю, стыдливо опуская взгляд от этой пошлости, но и противиться не могу, подчиняясь его приказу и прекрасно зная, что сделаю все, что он сегодня попросит, дам так, как он хочет, чтобы завтра он даже не посмотрел на меня. Чтобы больше у него не возникло желания меня трогать? Зачем трогать уже использованную тряпку?

***Платон***

— Да, да, облизывай их. Теперь соси, соси, мать твою, — меня просто ломает, как хочется вместо пальцев вставить член, который сейчас кажется разорвется. Она моя, она в моих руках, беспомощная сексуальная сука, которая скоро будет стоять на коленях и умолять меня дать ей член. Будет глотать и захлебываться, будет делать для меня все. Я засунул в сладкий ротик почти четыре пальца, растягивая сочные губы, смотря на то, как она старается, как слюна течет по ее подбородку.

— Ну хватит. — все-таки выплевает она мои пальцы, за что тут же получает легкий шлепок по лицу. Раскрывает глаза от ужаса, а я сверху нависаю.

— Хватит будет только когда я тебе скажу, сука, — провожу пальцами по тесно сжатым губам. Обиделась, ничего, обида пройдет, когда будешь визжать от оргазма как сука. Пусть даже имитировать, плевать, главное поскорее стянуть с нее шмотки и просто трахать до потери пульса.

Дергаю Аврору ниже, наслаждаясь видом порванных колгот, кажется у меня будет новый фетиш, потому что выглядит это похлеще чулок. Блядь, мне хочется просто порвать ее, а я пялюсь на то, как вздрагивает ее плоский живот, как намокает и без того мокрое белье. Я раздвигаю ее ноги как можно шире, мельком смотря во все еще обиженные глаза. Но пусть не притворяется, ей все это нравится, она кайфует так же, как и я, наверняка матерясь, что я еще не в ней. Скоро, дрянь такая, скоро я покажу тебе, кто отныне твой новый режиссер. Только свою порнуху теперь ты будешь показывать только на мне. Я вожу пальцами по мокрым трусикам, потом просто начинаю их снимать, скатывая вместе с колготами по ногам, которые специально для этого поднял над своей головой. И снова ноги по сторонам, и взгляд в центр ее безнравственности и порочности. Сглатываю, чувствуя, как во рту собирается сладкая слюна, хочется на вкус попробовать это розовое совершенство. Оно похоже на те воздушные безе, которые мне не разрешали брать со стола, пока обед не доем. А теперь я вырос и могу есть их сколько угодно, могу даже прямо сейчас опустить голову и слизать сок, который источают лепестки. Больше не думая, впиваюсь губами, слышу почти визг и ее пальцы в моих волосах. Противно от самого себя, что делаю это, просовывая язык во влагалище, но и остановиться не могу, продолжая глотать терпкую влагу. Языком скольжу по клитору, ожидая взрыва от Авроры, тут же сдираю с себя трусы, начиная подрачивать. Сука, как же кайфово, но я знаю, как сделать еще лучше. Я поднимаюсь резко, порывисто, тут же направляю член в самый центр, тут же чувствую как его буквально тисками сжимает, стискиваю зубы, но вид кончающей Авроры буквально парализует. Никогда не думал, что баба может делать это настолько красиво, закусывая в кровь губу, выгибаясь и сминая в кулаках старенькую простынь. Она открывает глаза, а меня засасывает, размазывает, и я слепо начинаю толкаться в нее, еле двигаясь, потому что в ней, сука, так тесно. Задаваться вопросом, сколько мужиков у нее было— не хочу, хочу просто трахать ее, пока мозг не откажет.

Внутри рождается гнев, потому что я хотел трахнуть ее и завтра забыть суку, которая влезла в мой мозг и разложила свои вещи. Так не должно быть. И в ней не должно быть так охуенно. И она не должна так мягко стонать. И этот звук не должен щекотать мои нерные окончания. Блядь, как же хочется разорвать ее на части, стереть в пыль, чтобы она не существовала, чтобы вытравить ее из себя. Вжимаю руки в тонкую талию, толкаюсь чаще, еле сдерживаюсь, чтобы не кончить прямо сейчас. Но она так просто не отделается. За эту ночь я возьму все, что хочу.

Толкаюсь все чаще, а потом резко выхожу и переворачиваю ее на живот, шлепая по выпяченному заду.

— И вот скажи, что тебе это не нравится. — шиплю на ухо, прикусывая мочку и раздвигая сладкие булочки, концом в складки упираюсь.

— Не думала, — задыхается она, прогибается, когда давлю на поясницу. — Что мое мнение тебя интересует.

Толкаюсь в тугое тепло, тут же задыхаясь от захвативших нутро ощущений. Черт, как же кайфово. Как горячо и узко.

— А ты постарайся, чтобы заволновало, — хриплю, поднимаясь. Ставлю суку на четвереньки, обхватываю волосы и тяну на себя, толкаясь на полную длину. — Поработай попкой.

Это единственное, что поможет мне просто не затрахать ее до смерти, как хочется просто долбиться и не думать не о чем.

Она насаживается на болт сама, активно подмахивает, шумно дыша и сладко постанывая, а я пальцами одной руки держу волосы, помогая ей, другой глажу гитарный изгиб спины. Но мой взгляд направлен на то, как идеально сталкиваются в одной точке наши тела, как ее плоть натягивается на мою, сводя с ума, околдовывая похлеще самой отборной наркоты. Хочется застыть в этом моменте, хочется смотреть, как розовые влажные губки елозят по члену, словно вытягивая из меня все жизненные силы, делая меня своим рабом. Нет уж, я не буду рабом этой суки, я докажу ей, кто здесь главный. Отталкиваю дрянь от себя, прекрасно зная, что она не кончила, хотя и была на грани. Она возмущенно сопит, отползает к подушкам, а я только с члена смазку ее стягиваю. За ноги к себе дергаю и размазываю влагу по ее твердым соскам. Тут же впитываю это все губами, но прикусываю, тут же слыша визг.

— Больной! — кричит она, пытается оттолкнуть, но я только усмехаюсь.

— Ты только сейчас это поняла? — дергаю ее за соски, сжимая титьки и протаскивая член в тесное пространство. — Возьмись здесь.

Она подчиняется, делая глаза круглыми, словно никогда этим не занималась, а я трахаю ее охуенные сиськи, чувствуя ее запах, который кажется уже въелся в меня.

— Язык вытащи, сейчас будешь глотать мою спермы.

И это реально так, еще пару резких движений, и ее язык, лицо обрызганы белесыми густыми каплями. Еще один, сука, фетиш, потому что даже такой она не выглядит грязной, она выглядит моей блядью. И будет только моей, пока я этого хочу.

Она слизывает капли с губы и хочет подняться, но я толкаю ее обратно.

— Лежи так, схожу в ванную и вернусь.

— Но мне надо умыться.

— А я разве разрешал?

Поднимаюсь и иду к раковине, чтобы сполоснуть член, потом слышу в спину.

— И как ты до сих пор не умер от СПИДа, если даже не думаешь о защите.

Я не кончал в нее, но ее слова вызвали во мне жгучую злость, что гейзером взметнулась в теле. Она напомнила мне о моей ошибке. Из-за которой я теперь связан на всю жизнь с одной меркантильной сукой.