Я ни черта не знаю о девушках. Меня вырастил ковбой, у которого не было времени на драму. Он учил нас вставать до восхода солнца, туго завязывать ботинки и работать до изнеможения. Если ваши руки не кровоточат, значит, вы недостаточно много работаете.

Сев пристально смотрит на мое лицо, когда я распутываю ее, и медленно моргает.

— Ты не знаешь, каково это — быть в ловушке.

Я смотрю на нее, медленно моргая, как делает она.

— Ох, ошибаешься, я знаю.

Она понятия не имеет, о чем я говорю. Улыбаюсь и перетаскиваю ее через себя. Маленькими шажками Сев бежит в ванную. Я благодарен, что она приучена к горшку, потому что с меня хватит подгузников. Я их ненавидел.

— Ты спустила воду в туалете? — спрашиваю, помогая ей лечь в постель.

— Нет. — Конечно, нет. Вернувшись в кровать, она шмыгает, потирая нос. — Я не могу дышать.

Закатываю глаза и укладываю ее обратно только для того, чтобы она снова скинула одеяло, как будто это оскорбление личности.

— Дыши через рот, Сев.

— Я не могу, — она снова плачет. Эта королева драмы много плачет. — Мое тело так не работает. — Она драматично шмыгает носом, чтобы доказать свою точку зрения. — Я дыСу носом.

Печально то, что она искренне верит в это. Еще она думает, что у нее два горла. Одно для еды, одно для разговоров. Я еще не сказал ей, что это неправда.

Она держит меня за руку.

— Спи, папочка.

Вот сейчас она мило надувает губы, как я рассказывал ранее.

Вздыхаю, потому что это означает, что я сплю с ней, что и делаю около трех ночей в неделю. Никогда, никогда не позволяйте им спать в вашей постели. Вы никогда их не выгоните оттуда. Я делал так в течение года, а потом решил, что они и так захватили все остальные части моей жизни, мне нужно хоть одно место, которое будет лично моим. Моя кровать. И позвольте мне сказать вам, что в этой комнате уже давно не было девушки.

Вы знаете тех родителей, и я был одним из них, которые говорят:

— О, я не могу дождаться, когда мой ребенок подрастет. Он станет более независимым. — Ага, продолжайте мечтать, бл*дь. Это никогда не произойдет. Конечно, они независимы в том смысле, что они сидят, не падают, и вам не нужно вытирать им задницу, но когда они чего-то захотят, то сделают милые надутые губки и заставят вас почувствовать себя так, что если вы не уступите, и ваше сердце разобьется пополам. Малыши — лучшие жулики, и они отлично обладают искусством манипуляции.

Мой совет всем, кто думает завести детей?

Наденьте презерватив.

Не стоит благодарности. Лучший чертов совет, который вы когда-либо получали, да?

Не верите мне? Посмотрите на мое тело длиной в шесть футов (Прим. пер. примерно 1 м 82 см.), втиснутое в нижний ярус двухэтажной детской кроватки, а плакат Мэрилина Мэнсона, который приклеен ко дну верхнего яруса, приводит меня в замешательство. Ага, вы меня правильно поняли. Мэрилин хренов Мэнсон. (Прим. пер. Мэрилин Мэнсон — американский рок-певец, основатель и бессменный лидер рок-группы Marilyn Manson)

— Засыпай, — говорю я Сев, когда она пытается петь мне на ухо.

— Я не могу, — шепчет она, её голос похож на рычание животного. Мы называем этот ее голос — голосом монстра, и он такой же жуткий, как и плакат.

— Я не устала. — Перевернувшись, она плюхается на меня половиной своего тела. Я чувствую ее взгляд до того, как из неё вырывается вопрос: — Как я появилась?

Только не снова. Отворачиваясь от плаката, смотрю на Сев.

— Мы это уже проходили, — шепчу я. — Из маминого животика. — Ерзаю в постели и замечаю, что она мокрая.

— Твоя чашка-поилка снова в постели? — Изготовители этих проклятых чашек заявляют, что они герметичны, но они лгут. — Твоя кровать мокрая.

Не обращая внимания на мой вопрос, она снова спрашивает:

— Почему?

— Что почему?

Она вздыхает, как будто это ее утомляет. Добро пожаловать в мой мир, малыш.

— Почему я в ее животике?

— Потому что ты там была. — Провожу кончиками пальцев по ее щекам, мои глаза слипаются.

Сев моргает ясными глазами.

— Но почему?

— Ты заставляешь усомниться в своем решении помочь тебе избавиться от твоего буррито из одеял.

Она вздыхает, потирая заложенный нос.

— У меня есть вода?

— Нет.

— Почему?

Как вы понимаете, «почему» это ее любимое слово. Я стону и преувеличенно вздыхаю.

— Потому что ты написаешь в кровать.

Она хитро и немного жутко улыбается.

— Слишком поздно.

Сижу и пялюсь на Мэрилина Мэнсона. Я застрял в запимсанной постели вместе с малышкой и гадаю, хватит ли у меня сил встать и поменять ей простыни.

Вам, наверное, интересно, как все это произошло. Я говорю не о плакате, хотя этот вопрос для другого дня, а о том «почему я отец-одиночка с двумя детьми». Где мама?

Это долгая история. Не знаю, смогу ли даже выразить это словами, которые будут иметь смысл, но я постараюсь.

Она ушла.

Не то, что вы ожидали? Достаточно справедливо. Полагаю, я могу рассказать больше. У меня есть время, правда?

Скорее всего, вы слышали эту историю раньше. Если нет, то вы жили в танке, но я расскажу короткую версию.

Звезда футбола и королева бала.

Все еще мало информации? Хорошо, продолжу. Он чертовски сильно любит ее. Влюбляется без памяти. И они трахаются. Много. Она беременеет за трибунами стадиона. Он отказывается от полученной стипендии, — в колледже он должен был играть в футбол, — а она в ту осень рожает девочку. А что случилось с парнем? Наверное, кто-то подумал, что его жизнь закончилась двумя розовыми полосками? Но ему безумно понравилось быть отцом.

А что случилось с девушкой в этой истории? Она никогда не хотела жить в маленьком городе, а мечтала покинуть Северный Техас.

Нет, это не начало кантри-песни, хотя я уверен, что где-то так оно и есть.

Потому что эта история о парне, который поклялся дать этой девушке, на хрен, всё, что она когда-либо хотела. Что ж, он работает на двух работах и все еще не может дать ей то, что она хочет. Это история без концовки «и жили они долго и счастливо». Все заканчивается ее кольцом на тумбочке и моим сердцем в рядом стоящем мусорном ведре.

Если вы любите друг друга, то это не значит, что у вас будет счастливый брак. Если вы ненавидите друг друга, то это не значит, что вы разведетесь. Симпатия друг к другу не значит уважение.

Видите, к чему я клоню?

Да, я тоже. Сейчас середина ночи. Я не могу ясно мыслить. Но могу показать вам, как это закончилось двадцатью предложениями или даже меньше.

Я беременна.

Выходи за меня.

Не слишком ли мы молоды?

Мы сможем это сделать.

Я согласна.

Я так люблю тебя.

Я подарю тебе мир.

Почему ты так много работаешь?

Я делаю это для тебя.

Ты счастлива?

Я снова беременна.

Я тебя люблю.

Я несчастлива.

Я пытаюсь.

Любить меня не так тяжело.

Нет. Я просто больше не люблю тебя.

Мы можем все уладить.

Я ухожу.

Конец.

Она решила уйти, чтобы разлюбить меня. Готовы к жалкой части? Я позволил ей, и когда она оставила кольцо на прикроватной тумбочке, ничего не сделал, чтобы остановить ее, потому что существует такая душевная боль, которую вы никогда не сможете преодолеть. Как девушки, которые возвращают кольца с бриллиантами.

Стараюсь устроиться на кровати поудобнее со своими ногами, которые свисают с края, и плюшевой игрушкой, которая практически в моей заднице. Я думаю о Таре, моей жене. Та самая, кто думала, что нас недостаточно. Та, чья улыбка есть у Кэмдин, чья вспыльчивость у Сев.

Так что вы можете задаться вопросом: как я смог это пережить?

Что ж, я сильно напивался, сходил с ума, падал на самое дно, и это случалось довольно часто. Некоторое время я даже не мог заставить себя встать с постели. Что меня вытащило из этого состояния? Это было не виски, которое, как я думал, способно унять боль, и не мой брат, который говорил мне, что Элвис был прав: дураки влюбляются (Прим. пер. отсылка на песню Элвиса Пресли Fools Fall In Love). Даже не мой отец, который говорил мне, что Тара того не стоит. Причина в новорожденном и годовалом ребенке, с которыми она меня оставила. Никто в мире не полюбит их больше, чем я.