Человечество не представляет угрозы, в том числе и для себя самого. Флойды, разумеется, понимают это, но деликатно делают вид, что не замечают наши жалкие потуги казаться страшнее, чем мы есть на самом деле. Когда крошечный голодный котёнок, согревшись за пазухой, выпускает коготки и показывает зубы, демонстрируя, что способен постоять за себя, это вызывает не гнев, а умиление.
— А тебе нужно как можно скорее научиться контролировать себя, — наставительно продолжал флойд, возвращая её к действительности. — Ты должна уметь дифференцировать, с кем говоришь и как.
— Угу…
Легко сказать. А как это осуществить на практике?
— Попробуй. Сейчас же.
Клементина попробовала, вызвав недовольное шипение флойда.
— Ещё!
Аэромобиль давным-давно приземлился, он стоял на парковке в начале улицы. Прохожих, к счастью, поблизости не наблюдалось. Хотя, у флойда в арсенале наверняка есть какой-нибудь маскировочный режим — зачем понапрасну нагонять страх на добропорядочных лондонцев.
— Ну! — подстегнул её Фау.
— Да пытаюсь я! — разозлилась Клементина. Взгляд её упал на вывеску любимой кофейни на углу, и она вдруг осознала, что ей нестерпимо хочется кофе. — Как будто это так просто!
— Ага, — довольно ухмыльнулся флойд. — Выходит, самый лучший стимул для тебя — страх и… — он проследил направление её взгляда, — и капучино?
От злости Клементина позабыла, что флойдам нельзя смотреть прямо в глаза.
— Совершенно не обязательно меня стращать! — пробурчала она рассерженно.
— Цель оправдывает средства, — невозмутимо возразил Фау. — Кстати, это ведь человеческая присказка, не так ли?
— Именно! — Клементина перевела дух, намереваясь высказать всё, что она думает о подобных "методах", но рубиновые глаза опасно сверкнули, и она поспешно отвела взгляд. Пауза затягивалась; флойд будто чего-то ждал, — а может, размышлял, озвучить свои мысли или не стоит. Клементина уже начала подумывать о том, как бы повежливее распрощаться, как ее собеседник неожиданно прервал молчание:
— Так я прав насчёт капучино? — невозмутимо осведомился он.
Клементина с радостью соврала бы, что она на дух не переносит кофе в любом виде: что со сливками, что без, но, похоже, она себя уже выдала, поэтому ей ничего не оставалось кроме как утвердительно кивнуть и ответить односложно:
— Правы.
— Тогда я угощаю.
А вот это действительно стало для неё неожиданностью.[2]
Десятью минутами позже они сидели за крошечным столиком, выбрав, не сговариваясь, самый дальний и самый тёмный угол кофейни, а робот-официант, старательно огибая углы, вёз им две кружки капучино с толстой шапкой взбитых сливок на круглом подносе.
Кроме них в зале сидел только один гость: худенькая коротко стриженая девушка в очках с толстыми стёклами и вязаном берете, надвинутом до самых бровей, с головой ушедшая в чтение книги — обычной, бумажной, что вполне гармонировало и с её внешностью, и с довольно старомодным, консервативным интерьером кафе. Она была до того погружена в своё чтиво, что, похоже, вообще не обратила внимания на их появление, а уж тем более не поняла, что один из вошедших — не человек.
Вот и славно. Почему-то Клементине не хотелось, чтобы её заметили в обществе флойда. Чего доброго, поползут слухи — а ей сейчас только слухов для полного "счастья" не хватает.
Конечно, в кофейню могли заглянуть и другие. Да и сверкающий белизной аэромобиль среди пыльных седанов и кэбов выглядит как бездарный шпион во вражеском стане.
— Разве вы способны усваивать инопланетную органику? — с иронией спросила Клементина, заметив, что Фау преспокойно поглощает свой напиток.
— Как видишь, — он усмехнулся. — Мы же не киборги. Мы — белковая форма жизни на основе ДНК с метаболизмом, во многом схожим с вашим. Примерно на три четверти, если быть точным. Полагаю, что-то из съеденного не усвоится полностью, но токсичных соединений в вашей пище точно нет. Мы исследовали всё. — Он сделал паузу на глоток, с нескрываемым удовольствием облизнулся и добавил: — Между прочим, ты нашу органику тоже пробовала. И вполне успешно, насколько я знаю.
Клементина покраснела, вспомнив звездолёт и приторно-сладкий сироп, который флойд чуть ли не насильно вливал в неё.
— У нас есть аналог вашему кофе, — продолжал Фау. — Аналог по воздействию на организм и по своему месту в социальной культуре, не по вкусу. И вот он как раз-таки для людей ядовит.
— Да? А что в нём ядовитого?
— Слишком много синильной кислоты. Глоток-другой еще не страшно. А вот стандартная порция — гарантированное отравление.
— Тогда я, пожалуй, воздержусь от дегустации, — Клементина, наконец, справилась с шапкой сливочной пены. — Он хоть вкусный, этот ваш аналог?
— Для нас — да.
Клементина замолчала, поймав себя на несуразной, парадоксальной мысли: на какой-то краткий миг она позабыла, что Фау — не человек. И почему-то ей вдруг очень захотелось, чтобы он был человеком.
— Ты неплохо катаешься, — вдруг сказал флойд. Клементина подняла на него ошеломлённый взгляд, но не обнаружила на лице ни тени сарказма. — Я имею в виду, даже с точки зрения флойда — весьма и весьма неплохо. Я видел… тогда, на катке.
— С чего вдруг такая щедрость на комплименты? — от волнения голос у неё даже слегка охрип. — В чём подвох?
— Это не комплимент, а констатация факта, — уточнил Фау. — Ты действительно хороша на льду. Давно занимаешься?
— С детства, — Клементина улыбнулась немного грустно. — Вообще-то я собиралась связать с фигурным катанием свою жизнь. Но… не срослось.
— Почему?
— Так вышло, — вспоминать это было сложно, а озвучивать вот так, без купюр — тяжело и больно. — Переволновалась, перенервничала, голова была забита другими вещами, и в итоге я допустила все ошибки, какие только можно было допустить. И стала аутсайдером в турнирной таблице… На этом всё закончилось.
— Вот так сразу, всего лишь из-за одного неудачного проката? — флойд поднял брови. — Разве тебе не был положен ещё один шанс?
— Это и был последний шанс. Либо я выполняю норматив и остаюсь в национальной сборной. Либо — уведомление о закрытии контракта и — аривидерчи, на все четыре стороны. Наверное, со временем я могла бы стать тренером… Если бы у меня был преподавательский талант… И я решила, что буду заниматься тем, что действительно важно.
— Экологией?
Клементина кивнула.
— А ведь когда-то я была первая на юниорском чемпионате Европы. И вторая — на Кубке мира… Нет, не хочу об этом. У профессиональных спортсменов считается неприличным почивать на старых лаврах. Надо двигаться вперёд, расти, совершенствоваться. Пусть я уже не в большом спорте — всё равно. — Она неожиданно улыбнулась. — Зато теперь я могу кататься просто так, для души.
— Это уже немало, — мудро заметил флойд.
Они помолчали. В зале кофейни было тихо; негромко играла полузнакомая инструментальная музыка — кажется, что-то из классики эпохи Моцарта. Музыка гипнотизировала, успокаивала, настраивала на умиротворённый лад, попутно аккуратно стирая тёмные мысли и невеселые воспоминания.
— У вас тоже есть что-то подобное? — вдруг спросила Клементина. — Или это закрытая информация, которую вы не имеете права сообщать людям? — поспешно добавила она.
Судя по короткому смешку, её последняя ремарка флойда позабавила, но ответил он неохотно и без подробностей.
— В этом нет особой тайны. Искусственный лёд — это же наше изобретение. Только у нас… Всё несколько иначе. Иная физика, иная механика. И хореография совершенно другая.
— Сложнее?
— Нет, не в этом дело. Просто всё по-другому.
— Иная физика… — задумчиво протянула Клементина. — Хм… Должно быть, вследствие иных параметров вашей планеты… планет? Например, гравитации — которая ощутимо отличается от земной. Выше. Или ниже. Скорее, второе. С более низкой гравитацией можно позволить себе гораздо больше. Угадала?
— Я тебе этого не говорил, — с непроницаемым видом ответил Фау.