Вокруг снова возник «туннель», оградивший от пелены и мути. Осталась только один простой образ: прицел. Почему-то не новомодный ЮС Оптикс, и не привычный ПСО-1. Даже не пистолетный глоковский.

Перед глазами возникли целик и мушка обычного АКМа… Не того, с которым я побегал по горам в Афгане, а другого — старенького, поцарапанного, почти позабытого и уже небоевого. С ним нас в детдоме познакомил пожилой ветеран на занятиях по НВП.

Я легко, почти привычно, «свёл» мушку и целик чуть впереди стрелы, и слова заклинания вспыхнули в голове особенно ярко.

Эта вспышка вернула миру обычную скорость. Бесконечная тягучесть бытия ушла, а объекты на «стоп-кадре» снова ожили.

По ушам ударили обычно незаметные звуки: шелест травы, стрекот насекомых и шум дыхания. Однако главенствовал в этом потоке сухой треск.

Треск, с которым стрела, оплетённая ярко-красными кольцами, разлетелась на щепки.

Марк стряхнул с одежды щепки и молча посмотрел на меня. В руке разведчик сжимал серповидный нож — длинный и покрытый кровью. Даже не догадываюсь, где он его прятал, пока мы сюда ехали.

У меня дрожали колени — не от страха, конечно, просто навалился отходняк. Так всегда бывает, когда применяешь методики психологической раскачки. Приятным бонусом к дрожи в ногах стала ноющая боль в плече: крохотная ранка решила напомнить, что стоило бы воздержаться от драк и резких движений.

Я медленно и осторожно сместился в сторону — туда, где под тушей поддельного крестьянина лежала Рита. Девушка снова потеряла сознание: то ли от недостатка воздуха, то ли от рывков магического поводка, то ли от банального страха. Это даже хорошо. Значит, она точно не видела ничего лишнего.

Однако к трупу бандита меня привела не только и не столько забота о Рите. Мне нужно оружие. Причём такое, которым я гарантированно смогу угомонить Марка, если он вдруг поведёт себя неправильно. Метательный нож, торчавший из глазницы убитого, подходил для этого как нельзя лучше.

Я незаметно вытянул клинок из его «ножен», зажав полоску стали между пальцами…

Марк ничего не говорил, не делал резких движений, не пытался сбежать — просто стоял. Стоял и смотрел. Уверен, сейчас он перебирал в голове все возможные варианты действий — что же, не нужно ему мешать, пусть думает.

Спустя пару минут молчаливых переглядываний разведчик вытер с клинка кровь и убрал оружие за спину. Верное решение.

— Собираем трофеи, — спокойно произнёс я, спрятав метательный нож в перевязь на предплечье, — грузимся и едем дальше.

— Что??? — завопил Фольки. — Как это грузимся? Как это едем дальше? А с псиной имперской что делать будем? Он же видел, как ты колдуешь!

Всё это время северянин, к которому вернулась прежняя сообразительность, аккуратно, шаг за шагом, заходил за спину Марка. И судя по лицу, заходил с явно недобрыми намерениями.

— Собираем трофеи и едем дальше, — повторил я. — А за меня не переживай.

Фольки смотрел на меня с недоумением, и он был не одинок. Сам Марк выглядел не менее удивлённым.

— Ты даже не потребуешь с меня клятвы молчания? — спросил он.

— Не верю в клятвы.

— Не верит он… — Фольки влез в разговор со своим ценным мнением. — Тогда нужно проткнуть имперскую псину копьём, да и дело с концом! Он сдаст тебя инквизиторам, даже не сомневайся! Предательство — это тот путь, по которому с удовольствием пройдёт любая имперская псина! Они всегда рады обмануть и ударить в спину, уж мне ли не знать…

Я взглянул на северянина. Он гневно раздувал ноздри, готовый атаковать разведчика в любую секунду.

— Успокойся, — сказал я. — А то сейчас весь воздух всосёшь.

— Я спокоен, — возразил Фольки. — Но не хочу, чтобы эта псина сбила тебя с пути, по которому суждено пройти каждому волхву…

Стоило закончиться драке, как северянин вновь оседлал своего любимого конька и начал вести глубокомысленные разговоры о пути. Скоро, наверное, опять станет требовать прибавку к жалованию.

— Не тебе, дезертиру, говорить о предательстве, — возмутился Марк. — Ты сбежал из своего легиона, нарушил присягу… Да ты даже разбойников предал!

— У меня уговор с Феликсом, — насупился Фольки. — А уговор дороже дружбы. И я бы не сбежал со службы, если бы имперские собаки, вроде тебя, вовремя платили жалование и не пытались подставить людей Севера под удар, чтобы защитить свои изнеженные задницы…

— Ну уж твоя-то задница не такая изнеженная и повидала всякое! Особенно когда бежала с поля боя, бросив братьев-легионеров.

— Братьев? — северянин сплюнул. — Меня не имперская сука в своём чреве выносила, поэтому среди псов у меня братьев нет!

— Но брать имперские деньги тебе это не мешало, не правда ли? А когда настала пора их отрабатывать, ты, как и твои вонючие сородичи, просто сбежал…

— А ты был в битве при Пяди? Знаешь, кого имперские псины, вроде тебя, специально подставили под удар курфюрстовых магов? Нас! Один-единственный огненный град разом уполовинил северный легион!

— Я не видел этого боя, — ответил Марк. — Наша центурия не успела к сражению, потому что столкнулась с твоими сородичами, которые грабили верный Императору город, позабыв о своём долге.

— Им не заплатили! А когда заканчивается плата, заканчивается и уговор…

— Точно так же говорят продажные девки в Ахене.

— Хватит, — негромко, но твёрдо сказал я. — Ваши обиды можно обсудить позже, а сейчас нам нужно собирать трофеи и двигаться дальше.

Суть взаимных претензий была мне вполне понятна, но примирить Марка и Фольки я не мог, а тратить время на бесконечную перепалку не имело смысла. Хотя сведения, сказанные ими в пылу спора, представляли определённый интерес — ни о битве при Пяди, ни об огненном граде я раньше ничего не слышал.

Марк неопределённо покачал головой.

— Не понимаю я тебя, — сказал он. — Просто не понимаю. Ты только что раскрыл свой дар, а теперь как ни в чём не бывало предлагаешь ехать дальше… Я совру, если скажу, что не подозревал в тебе дикого мага, но теперь меня удивляет совсем другое…

— Вот как? И что же?

— Колдовство, даже необузданное, может дать достаточно силы, чтобы расправиться с целым десятком воинов… Но никакое колдовство не способно вложить в голову знания и опыт! Почему ты ведёшь себя так, словно двадцать пять лет таскал фурку в разведывательном контубернии? Почему ты так спокоен? Почему ты, наконец, не блюёшь в кустах, убив своими собственными руками шестерых человек??

Марк пристально смотрел на меня, ожидая ответа, но я промолчал. Что тут сказать? Что я, на самом деле, старше него и побывал в таких передрягах, которых он даже представить не сможет? Ни к чему это.

В общем, я не стал отвечать, а вот Фольки вдруг зажал копьё подмышкой и принялся сосредоточенно загибать пальцы. Он несколько раз сбивался, начинал счёт заново, но через полминуты закончил и радостно завопил:

— Семерых! Феликс убил семерых!

Голос северянина буквально звенел от неподдельной гордости. Никогда раньше я не слышал, чтобы человек так искренне радовался настоящей бойне. Особенно, учитывая, что в этой бойне погибли его бывшие друзья и товарищи.

— Не хотелось бы стать восьмым… — сообщил Марк, продолжая смотреть на меня.

— Не станешь. Если, конечно, будешь держать язык за зубами.

— Ты спас меня, и я ни слова не скажу инквизиторам о твоём даре… Если ты не начнёшь вредить мне или моим братьям-легионерам.

— Ну вот и отлично, — я решил не тратить время попусту и стал собирать своё оружие. — Будем считать, что мы договорились.

Вынуждать разведчика давать какую-нибудь глупую клятву не имело смысла. Мы все взрослые люди и прекрасно знаем истинную цену словам — пустое сотрясение воздуха, не более. Он может рвать рубаху на груди, обещая не сдавать меня инквизиции, и нарушить обещание сразу, как только представится такая возможность.

Единственное, что по-настоящему гарантирует молчание — это смерть. Но убивать разведчика, скажем так, «профилактически» — глупо. Зачем тогда вообще было его спасать?