– Бедный Рагнар!

Роксана

Калокир появился в гавани Юлиана за полчаса до рассвета. Он шёл пешком. За ним ломовая лошадь везла телегу, в которой было золото Святослава. С обеих сторон от неё шло по два десятка дворцовых воинов. Иоанн не взял с собою ни слуг, ни ценных вещей, ни денег. Он был одет по-военному, как патрикий. В его дорожном мешке, который он нёс то в одной руке, то в другой, находились только царские грамоты, нож, мешочки с разными зельями, гребешок, Ключи от сундуков с золотом и кальян.

Над морем висел прозрачный, зыбкий туман. Ветер дул с востока. Было прохладно. Люди Всеслава и нанятая им за серебряную монету местная рвань поспешно грузили на корабли дубовые бочки, тюки и ящики. Сам Всеслав – высокий, как Алексей Диоген, громогласно спорил с щупленьким надзирателем гавани, который требовал от него какую-то мзду, обосновывая претензии целой кипой бумаг за подписями эпарха и препозита. Чиновнику помогали в споре два табулярия с красными от пьянства носами. На стороне Всеслава были оба его приказчика – старый и молодой, которого звали Хват. Калокир, выходя из города со своим отрядом, хорошо слышал голоса спорщиков с расстояния в два полёта стрелы. Едва он приблизился, все умолкли.

– Я – патрикий Иоанн Калокир, – сказал херсонит чиновнику, – лучше сгинь, пока твои кости целы!

Въедливый надзиратель дважды просить себя не заставил. Два табулярия убежали следом за ним.

– Что это за воины с тобою? – спросил Всеслав Иоанна, забыв поблагодарить его, – из дворца? Твои сундуки охраняют, что ли?

– Конечно. Как только мы их погрузим, они вернутся с лошадью во дворец. Царица велела им не задерживаться нигде. Она очень любит этого жеребца – должно быть, за то, что он не прикидывается человеком.

– И ты никого с собой не возьмёшь?

– С нами поплывёт Георгий Арианит, если ты не против.

– Не против, – махнул рукою купец, нисколько не удивившись, – я его знаю. Мы с ним не раз выручали друг друга в Большой Степи.

– Там сейчас идёт большая грызня, – сказал Хват, – теперь уж Намур поднял все свои кочевья против Челдая. Другие ханы, глядя на них, творят что хотят.

– Мы позавчера это обсуждали, – кивнул патрикий. Старший приказчик пошёл следить за погрузкой золота. Оно было в семи стальных сундуках. Каждый из них весил триста фунтов, имел два хитрых замка. Грузчикам пришлось попотеть. Когда сундуки были перенесены на ладью, воины и лошадь, сопровождавшие Иоанна, простились с ним и отправились во дворец.

– А кто тебе рассказал, что Намур решился преступить клятву? – спросил Всеслав у Хвата.

– Равул, – ответил приказчик. Купец потёр подбородок, который два дня назад был покрыт щетиной. Теперь она уже стала короткой, с проседью, бородой.

– Равул? Он разве в Царьграде?

– Сейчас уж нет. Уплыл вчера с кем-то.

Всеслав досадливо сплюнул.

– Эх! Давно хочу я с ним встретиться.

– Кто он, этот Равул? – поинтересовался патрикий.

– Самая шустрая сволочь на всей Руси, – дал ответ торговец, щуря глаза на морскую даль в предрассветных сумерках. Этот мрачный ответ, понятное дело, не удовлетворил Калокира. Но он решил покамест со сволочами к Всеславу не приставать и полюбопытствовал, сколько дней плыть до Киева. Хват на это сказал ему, что три месяца, да и то лишь в том случае, если всё сложится очень благополучно.

– Днепр весь в порогах, а степь вся – в лихих ватагах, – прибавил он, – сам про это знаешь, патрикий.

– А вот и Георгий Арианит, – вдруг сказал Всеслав, повернувшись к городу, – да ведь он не один! Как это понять?

Действительно, со стороны городских ворот быстро приближались два человека. Одним из них был Георгий Арианит, одетый как воин, другим же – Лев Диакон, одетый как табулярий.

– Что это значит? Зачем ты здесь? – спросил его Калокир, когда они подошли.

– Царица милостиво позволила мне просить твоего согласия на моё участие в путешествии, – сказал юноша, нерешительно поглядев на своего спутника.

– Это правда, – подтвердил тот. Калокир молчал. Он не знал, что делать.

– Возьмём его, – предложил Всеслав, – чай, ладья ко дну не пойдёт!

Патрикий, по сути, выбора не имел. Дать пинка мальчишке значило попросту отменить приказ Феофано. Можно, но неразумно. К тому же, Лев Диакон был другом царицы, то есть мешком с очень интересными сведениями. Как раз это патрикию было нужно. Он дал согласие.

А восток понемногу делался розовым.

– Эй, Всеслав! Мы всё загрузили, можно отчаливать! – крикнул старший приказчик с одной из лодок. Их было пять. В каждой разместилось сорок гребцов, готовых в любой момент бросить вёсла и взять мечи. Среди этих молодцев Калокир заметил Малька – того самого стрелка, что продал ему коня. И, так как коня ни в одной из лодок не наблюдалось, патрикий понял, что он был продан опять, уже окончательно.

– Что ж, друзья, – произнёс Всеслав, лихо заломив на затылок шапку, – тронемся в путь, пока море тихо!

Иоанн, Лев и Георгий перекрестились. Не без трепета взошли они на утлую ладью, в которой им предстояло пересечь море. Это была ладья самого Всеслава. Она раза в полтора превосходила размерами остальные. В ней имелся даже небольшой трюм. На её корме стояла палатка, крепко растянутая канатами, чтобы ветром не унесло. И предназначалась она, как выяснилось, вовсе не для Всеслава, а для Настаси, которую Иоанн заметил среди попутчиков.

– Обрубай! – сказал Всеслав Хвату, взойдя с ним на борт. Приказчик обнажил меч и перерубил канат, державший судёнышко у причала. На других лодках сделали то же. Воины дружно взялись за вёсла. Уключины заскрипели. Константинополь пополз назад. Покинув Ряды величественных галер и хеландий, стоявших на якорях, Пять маленьких кораблей, загруженных дорогим товаром и золотом, косяком пошли в открытое море.

Было ещё довольно темно. Калокир стоял на корме. При свете тающих звёзд видел он всё каменное обличье Константинополя, понизу окутанное туманом, и наслаждался радостным звоном сердца в своей груди. Дорога к мечте была перед ним открыта. Возможно, что ей не будет конца, но даже такой расклад делал Иоанна счастливым. Точнее, именно он.

Достав из мешка посольские грамоты, Иоанн порвал их в клочки, которые отдал ветру. Тот их развеял над морской гладью. Подставив ему лицо, Иоанн сам чувствовал себя ветром.

– Любовные письма рвёшь? – спросил у него за спиной Георгий Арианит. Патрикий, не обернувшись, ответил:

– Да.

– Много их! Что, все от одной?

Иоанн кивнул.

– Видимо, она тебя сильно любит, – предположил Георгий, – если у неё есть свободные деньги, юность и привлекательность, ты – счастливчик!

– Да, всего этого у неё в избытке, – сказал в ответ Калокир, – и она – царица Империи!

Спустя час заря растеклась над морем. Поднялось солнце. Константинополь был уже едва виден на горизонте.

– Настася, спой! – потребовали гребцы. Гусляр Спирк взял гусли. Серебряный рокот струн сразу дал понять Иоанну, что этот румяный молодой воин – мастер своего дела. Настася, сидя на узком борту ладьи, затянула песню о князе Рюрике. Её чудный голос, звеня над морскою синью, слился с зарёй, будто то был голос самого солнца. Патрикий, присев на бочку с вином близ мачты, стал любоваться юной певицей. Она была далеко не так ослепительна, как зеленоглазая Феофано, но хороша. Её красота не пленила сразу, а наполняла сердце сладостной тишиной, как красота леса. Легко можно было представить себе Настасю возле ручья, с венком из ромашек на голове, кормящей из рук лосёнка. И много чего ещё представлял себе Иоанн, разглядывая её стройные, загорелые ноги. На ней была лишь узорчатая рубашка с тоненьким пояском, и ничего больше.

Ближе к полудню ветер окреп, и, к всеобщей радости, изменил своё направление. Он теперь был попутным. Вздув паруса с разноцветной вышивкой, тут же поднятые на мачты, он весело поволок корабли по крутым волнам. Гребцы, бросив вёсла, начали пить вино.