– И вы пейте с нами, – предложил князь хозяевам. Те смутились и после многих поклонов уселись тоже.

– Так это ты с Василём так нехорошо обошёлся? – спросил Рагдая Лидул, пока Вирадат наливал вино.

– Он его легонько обнял, – уточнил Лелюк, продолжая хлюпать кровью в носу, – а тот так и не очухался! Я такого ещё не видел.

– Ты где живёшь? – задал вопрос князь, не глядя ни на кого. Но было понятно, что обращается он к Рагдаю.

– Дома у меня нет, – сказал тот, – я нынче пришёл из Корсуни.

Теперь уже Святослав на него взглянул, да притом внимательно.

– Да? И что ты там делал?

– Я разгружал галеры. Потом на одну из них угодил.

– За что?

– За то, что помог в одном лихом деле сыну градоначальника.

– Калокиру?

– Да.

– И какое дело у вас с ним было?

– Ну, хватит, князь! – вмешался Лидул, – я всю ночь и почти всё утро по твоей милости не слезал с коня! Мне пришлось проехать две сотни вёрст под дождём! Должен человек хоть немножко спать или нет? Я лучше умру, чем соглашусь слушать сейчас про твои дела, тем более – с Калокиром! Ты обещал обо мне забыть до завтрашнего утра!

– Пей лучше. И не ори, – сказал Святослав, взяв чашу. Все засмеялись.

– Ладно, – пожал плечами Лидул, – только дай мне слово, что через час я поеду спать!

– Мне легче убить сто тысяч таких, как ты, чем думать о том, что ты будешь делать, тем более через час, – отозвался князь. И всем почему-то стало опять смешно. А князю, тем временем, всё никак не давала покоя некая мысль.

– Как ты полагаешь, Лелюк, правду ли сказал мне Горюн? – спросил Святослав, когда осушили чаши.

– О чём? – не понял Лелюк.

– Ну, о том, что Шелудяк, дескать, знал о моём обозе и сказал Хоршу?

– Думаю, правду, – проговорил скоморох, убрав рукавом из-под носа кровь, – Шелудяк – лучший друг Равула. Равул – твой враг, а значит – и Шелудяк твой враг. Зачем Горюн стал бы врать, будто у него есть некое дело с твоим смертельным врагом? Горюн сказал тебе правду, князь. Сильно испугался и сказал правду.

– К тому же, – добавил Хайм, – и Горюн, и Хорш много раз тут пили с друзьями Шелудяка.

– А ты, дед, что думаешь? – обратился князь к Вирадату. Тот глубоко вздохнул.

– Да леший их разберёт! Сновида надо спросить. Но никто не знает, где он теперь.

– Лидула отправлю на его поиски, – произнёс Святослав задумчиво.

– Ты отправь меня лучше в омут, с камнем на шее, – зевая, пробормотал Лидул.

– Как-нибудь потом. Нам с тобой сейчас ехать в Вышгород.

Лидул встал.

– Вот что, князь! Или я сейчас еду спать, или…

– Или? – с недоумением перебил Святослав, взглянув на Лидула.

– Или я сейчас еду в Вышгород, – завершил свою речь варяг и уселся.

– Ну, хорошо, – смягчился вдруг Святослав, – отправляйся спать. Хватит мне одного Икмора. Он, правда, молчит всё время, но иногда это очень даже неплохо.

Хайм вновь налил. Выпили.

– Завтра утром приди ко мне во дворец, – сказал Святослав Рагдаю, – надень что-нибудь приличное. Вот тебе.

И князь положил на стол две монеты. Они были золотыми. Рагдай их взял и спросил:

– А меня пропустят?

– Пропустят.

– Князь, нам пора, – напомнил негромким голосом о себе Икмор, – полдень уж. И дождь кончился.

– Пьём ещё по одной и едем.

– А я поеду сейчас, – объявил Лидул, решительно встав.

– Скатертью дорога! Но помни – вечером будешь нужен. Поедем к девкам.

– Только сперва отвезём Роксану к парням, – предложил Лидул, – мне её становится уже жалко.

Князь вдруг поднялся.

– Ты обезумел? Я что, считаю твоих любовниц? Пошёл отсюда!

Лидул был очень доволен таким приказом. Его мгновенно и след простыл. Ещё через миг за дверью раздался топот его коня.

– Ну, всё, Икмор, едем, – проговорил Святослав, испив третью чашу стоя. Лицо его от вина сделалось румяным. Когда Икмор встал из-за стола, Топтыга ещё разок на него взглянул, пытаясь понять, почему на такое чудище не надели ошейник с цепью.

– Спасибо, великий князь, – сказала Агарь, открывая дверь Икмору и Святославу. Выйдя, они вскочили на лошадей, оставленных ими около кабака, и двинули их в толпу, которая между двумя огромными лужами пробиралась к рынку. При виде Икмора и Святослава все сошли в лужи.

– Пора и мне, – сказал Рагдай, встав.

– Куда ты собрался? – спросил гусляр.

– Надо приодеться. Ведь завтра мне идти к Святославу!

– Давай-ка я с тобою пойду, – вызвалась Агарь, – ведь ты здешних цен не знаешь! Обманут тебя купцы.

Рагдай согласился. Агарь ему протянула руку. Он её взял. Вышли.

Тучи отползли к западу, и осеннее солнце обдало Киев летней жарой. Над низиной города висел пар. Подолие было в ручьях и лужах. Все, кроме босоногих девушек и детишек, старались их обходить, поэтому кое-где становилось тесно. Тогда Рагдай подхватывал Агарь на руки и шагал с ней по лужам. Вода лилась ему в башмаки. От Агари пахло фиалковыми духами. Она к нему прижималась изо всех сил, обняв тонкими руками за шею, и лишь хихикнула, когда он, споткнувшись, почти нечаянно прикоснулся губами к её губам. От этой невинной шалости голова у него слегка закружилась, В ушах чуть-чуть зазвенело.

– Солнце как сильно светит! – донёсся издалека откуда-то её голос, – будто весною.

– Да, – ответил Рагдай и сразу поставил её на землю – большая лужа была уже позади. К тому же, он вдруг заметил, в каких количествах рыщут от одного подворья к другому, от кабака к кабаку те самые девушки – босоногие, но одетые очень броско, тщательно нарумяненные и сонные. Кроме них, на рыночных площадях кого только не было и очём там только не говорили! Из мастерских тёк звон молотков, из меняльных лавок – звон серебра, золота и меди. Торговля шла очень бойко.

Агарь привела Рагдая в Лавку купца из Персии. Тот ей дружески улыбнулся, затем переговорил с нею по-сарацински и велел слугам одеть Рагдая как княжича. Перебрав товар, слуги предложили вполне себе щегольскую одежду, пригодную для езды верхом. Особенно хороши были сапоги из жёлтой багдадской кожи. Переодевшись, Рагдай вручил персиянину золотую монету, и тот вернул ему две серебряные.

– Пошли к Почайне гулять? – сказала Агарь, когда выходили они из лавки, – очень люблю сидеть около неё.

Рагдай согласился. Они спустились в овраг. Речушка текла среди берегов песчаных и каменистых, довольно ровных. Местами лишь правый берег срывался к ней саженными откосами, возле коих течение шло назад или круговертью, обозначая смертельный омут. Рагдай расстелил около реки свой новый кафтан. Агарь на него уселась, вытянув ноги. Её глаза, наполненные вечерним солнцем, глядели вдаль, за холмы. Рагдаю хотелось пить. Подойдя к реке, он тронул рукою воду. Пальцы свело. Почайна струилась в очень глубоких лесных оврагах, вдали от солнца. В неё вливалось множество родников. Стиснутая у Киева парой длинных, покрытых сосновым лесом холмов, речушка затем расправляла плечи и шла неспешно.

Рагдай решил пить прямо из реки. Упёршись руками в дно, а ногами в берег, он припал ртом к ледяной воде, и – вдруг услыхал из её чернеющей глубины короткий девичий смех.

Испуганно выплюнув колдовскую воду, вскочил Рагдай и очень внимательно поглядел на реку. Никакой девки не было в ней, все девки остались в Киеве. Так откуда же взялся смех – весёлый и звонкий, как колокольчик из серебра? Переведя дух, Рагдай опустился возле реки на корточки и стал пить из неё горстями. Агарь, сощурив глаза, глядела на лес за Киевом. Лес был тронут багрянцем и желтизной. Небесная синева над кронами обливала их позолотой.

Присев около Агари, Рагдай у неё спросил, кто такой Сновид.

– Сновид? – рассеянно повторила Агарь, с трудом оторвавшись от своих мыслей, – при князе Игоре он был тысяцким, а теперь – кудесник, из староверов. Они Перуна верховным богом и громовержцем не признают, для них главный бог – Сварог. Сновид – его главный жрец. Но он не сидит на месте, а ходит-бродит по всей Руси и морочит головы дуракам, которые рады по его слову идти на смерть.