– Вправду ли он был богат, как Крез? – спросил Калокир.

– Гораздо богаче! Я это знаю наверняка. Все его дворцы во всех городах заполнены были золотом сверху донизу. И оно всё досталось русскому князю, его дружинникам и любовницам.

– А давайте выпьем за князя, – сказал Всеслав, думая о чём-то другом, – он правильно поступил с твоим подлым племенем! Двести лет от вас, сволочей, покоя и пользы не было никому вокруг, кроме греков.

– Всеслав, ты сдурел совсем, – вздохнул иудей, – я уже привык к твоей дури, но Иоанн будет прав, если плеснёт брагой тебе в лицо!

– Нет, я её лучше выпью за Святослава, – сказал будущий посол. Спирк снова наполнил кубки. Когда осушили их, новгородец внезапно заговорил серьёзным и мрачным тоном.

– Знай, Иоанн, что этой весной многие вожди печенежские отошли от хана Челдая, – сообщил он, – все они мотаются по степи со своими ордами и законов не признают. Особенно обнаглел уже Енчугей.

– Енчугей? – разгневанно повторил Калокир, впервые услышавший это имя, – опять этот негодяй Енчугей льёт кровь и бесчинствует на дорогах?

– Как будто он прекращал! А, впрочем, ты прав – года два назад попался он Святославу, и тот держал его на цепи, покуда Челдай за него не уплатил выкуп! И что ты думаешь? Получив свободу, этот мерзавец сейчас же предал Челдая – сманил к себе его лучших воинов и опять занялся разбоем!

– А сам Челдай не враждует со Святославом?

– Нет. Он даже хотел выдать за него свою дочку. Но Святослав, едва на неё взглянув, сразу повернулся и вышел вон. А нельзя сказать, что она уж очень уродлива! Дело было в другом – Святослав просто не желает вставать на чью-либо сторону в бесконечной ихней резне между племенами.

– Ещё бы, он не дурак! – сказал Калокир, – тут своя политика. Я уверен, к примеру, что Енчугей – прикормленная рыбёшка. Про логофета не просто так говорят, что он, если надо, бешеную собаку отдрессирует!

– Не может быть! Я сам видел, как Енчугей рубил грекам головы, – сказал Спирк. Похоже было на то, что ему попросту хотелось что-то сказать.

– Где это ты мог видеть такое? – засомневалась Настася, – уж не во сне ли?

– Нет, в Гурчевце. Два года назад я там познакомился с греческими купцами, которые шли на Русь. Решил идти с ними. Едва мы тронулись в путь, напал Енчугей. Всех греков он порубил, мне сказал: «Иди к Святославу и передай, что я – его лучший друг!»

– Ну, и передал ты? – спросил Всеслав.

– Не пришлось.

Солнце уплыло на западную часть неба. За окном слышались голоса. Это возвращались в предместье купеческие дружинники. По условиям договора они не имели права ночевать в городе.

– Мне пора, Всеслав, – сказал Калокир, – давай по последней, и я пойду.

Наливая брагу в ковши, Всеслав сказал тост:

– За благополучное плаванье!

– И спокойную степь, – прибавил гусляр. И все, включая Настасю, выпили залпом. Съев кусок сала с зелёным луком и чесноком, Иоанн поднялся.

– До послезавтра!

– Встречаемся на рассвете, – сказал Всеслав, – мои корабли стоят у причалов гавани Юлиана.

– Договорились.

– Я тебя провожу, – вдруг вызвался Авраам. Калокир не стал возражать.

Они медленно шли вдоль берега. Солнышко, уйдя в дымку, грело, но не пекло. Над морем кричали чайки. Волны лизали берег и оставляли на песке пену. Глядя в морскую даль, Иоанн о чём-то мечтал.

– Чего-то недостаёт в этой панораме, не правда ли? – поинтересовался купец, – мне кажется, кораблей. Пускай небольших – главное, чтобы их было много. Как можно больше!

– Я этого не хочу, – сказал Калокир, – и не захочу никогда. Ответ мой понятен?

– Да, дорогой патрикий! Твой прямодушный ответ не только понятен, но и весьма убедителен, ибо он подтверждается славным делом. Кто, как не ты, два года назад спас эту Империю от вторжения?

Калокир вдруг остановился. Это же сделал и Авраам. Они пристально смотрели в глаза друг другу.

– Кто за тобой стоит?

– Патрикий, не далее как сегодня утром ты задал точно такой же вопрос помощнику логофета. Вспомни, что он ответил тебе. Мой ответ не будет иным. Меня везде слишком хорошо знают, и я поэтому не могу быть низким шпионом.

– Спасибо за прямодушие и тебе. А теперь скажи, чего от меня хотят?

– Чтоб ты был внимателен.

Взгляд Авраама был почти дружеским. Рассмеявшись ему в лицо, Калокир резко повернулся и пошёл к городу, ускоряя шаг. Хазарский купец глядел ему вслед, пока он не затерялся в толпе на пристани.

– Боже мой, – вздохнул Авраам, – этого безумца не остановит ни тьма чертей, ни легион ангелов!

Иоанн сидел в портовой таверне, не замечая людей, которые рядом с ним что-то не могли поделить и уже хватали за ножки тяжёлые табуретки. Ему было не до них. Он вспоминал прошлое. За кувшином вина оно целыми созвездиями видений и светлых образов выплывало из мрака, как корабли из туманных далей. Он снова в Месопотамии. Бедуин, с женою которого он посмел лишь заговорить, бросается на него с ножом. Иоанн прыгает в Ефрат. Бедуин – за ним. Но он совершенно не может плавать. Он тонет. Пытаясь ему помочь, Иоанн всё-таки получает удар ножом – по счастью, скользящий. Пришлось оставить гибнущего безумца и переплыть Ефрат, чтоб не иметь дела с роднёй утопленника. Два дня Иоанн скитался среди опасных болот, истекая кровью. К нему пристала и лихорадка. Он умирал. Ему оказали помощь жители рыбацкой деревни. Жизнь удержалась в его исхудавшем теле только благодаря стараниям юной дочери рыбака, который дал ему кров. Херсонит провёл в тесной хижине возле маленькой речки в глубинах Месопотамии целый месяц, очень скучая по этой девушке, если та выходила всего на час. А её отец был всё время занят. Он ловил рыбу, потом возил её на своей неуклюжей лодке в Багдад и там продавал. Наверное, он догадывался о том, что происходило в хижине. Но помалкивал, потому что гостивший у него юноша был, судя по всему, и богат, и знатен. Если история византийской царицы по имени Феофано и не проникла в эту деревню, то разве мало было историй, подобных ей? А дочери рыбака были не нужны ни престол, ни золото. Если бы Иоанн сказал ей, что он согласен остаться здесь, в этой хижине, на всю жизнь, она бы не променяла её на царский дворец. Но он ей однажды утром сказал другое – что он здоров, и ему пора.

Иоанн вздохнул. Глаза той необыкновенной девушки очень ярко сияли перед ним здесь, в этом кабаке. Он хлебнул вина. Не был ли тот месяц в его двадцатипятилетней жизни самым счастливым? Он огляделся. Вокруг него пьяные торговцы и корабельщики громко спорили, обнимали женщин, играли в кости. Драка откладывалась. Хозяин, сидя за своей стойкой, считал монеты. В корчме царил полумрак. Четыре светильника очень сильно коптили.

Взгляд Калокира вновь затуманился. Он – во Франции, как недавно стали именовать королевство франков. Поздняя осень, холодная и дождливая. Замок графа, имя которого он забыл. Стоит этот замок на берегу Луары. Пир в зале, стены которой увешаны зверобойным и боевым оружием. Вместе с графом пьют и едят бароны, его вассалы, и Калокир. Они его встретили в деревенском трактире и пригласили, сразу поняв, что он – не из простых смертных. Ночью к пирующим привели молодых крестьянок. Смеясь, бароны начали их поить. Одна из девчонок вдруг приглянулась юному херсониту. Несколько часов кряду он городил ей вздор, и её глаза блестели от слёз. Но перед зарёй он уснул. Бароны, схватив девчонку, поволокли её в башню. Их было много. Один из них, придя в ярость из-за того, что вино отняло у него всю силу, задушил девушку. Поутру её труп нашли у рва замка. И вот сейчас она стояла перед Иоанном, словно живая…

– Красивый юноша, ты не хочешь пойти со мною?

Нет, это был, конечно, не её голос. Опомнившись, Иоанн обнаружил, что на колене у него сидит, смеясь и положив руки ему на плечи, вполне приличная смугловатая проститутка лет двадцати. Вином от неё разило сильнее, чем из кувшина, стоявшего на столе.