– Патрикий, пошли обедать, – позвал Всеслав. Он, Калокир, Хват, Георгий, Лев, Настася и Спирк устроились на корме, вокруг скатерти с разной выпивкой и закусками, скрестив ноги как сарацины. Пили не чокаясь, из больших берёзовых чаш, которые руссы именовали забавным словом – ковши. Мясо, хлеб и рыбу брали руками. Из разговора, который завязался по ходу дела, патрикий узнал о том, что Хват родом с Ладоги, Настася – из Плесково, а Спирк – из Любеча. Хват сотрудничал со Всеславом уже два года. Купец ценил ладожанина за большую ловкость в делах, а также за его связи с великим множеством самых разных людей, от лихих прохвостов вроде Равула до печенежских князьков и секретарей логофета. Спирку было лет двадцать пять, однако его с Настасей связывала только работа, более ничего. Ни он, ни она не любили сидеть на месте. Сопровождая последние месяцев шесть Всеслава, они имели и деньги, и перемену мест, так что всё им нравилось. Всеслав и его дружинники были также довольны ими.

– Так вы не остались в Киеве только лишь потому, что дорога манит? – спросил у них Иоанн, – Святослав, насколько я его знаю, довольно щедр! Ему, по вашим словам, очень нравилось слушать вас. Что произошло?

– Если Святославу сегодня что-нибудь нравится, это ещё не значит, что уже завтра оно не будет изрублено им в куски, – отозвался Спирк, жуя солонину.

– И женщин он тоже рубит? – встревожился Калокир.

– Нет, – сказал Всеслав, хлебнув медовухи, – хоть многих стоило бы! И в первую очередь – суку эту, Малушу.

– Малушу? Постой, постой! Так она ведь – мать его сына, если не ошибаюсь?

– Потому она и ведёт себя в Любече, как царица. Зря Святослав отправил её туда. Лучше бы прикончил. Тысяча воинов под её рукой! Представляешь? Целая тысяча! Любеч стал прямо гнездом гадюк. Все те, кого Святослав не любит, бегут туда, получают благодеяния и придумывают с Малушей разные каверзы против князя. Когда-нибудь, я уверен, Святослав будет сильно жалеть о том, что так долго смотрел сквозь пальцы на это б…о!

Патрикий был озадачен.

– За что князь сослал её? – спросил он.

– А за то, что много стала на себя брать!

– Вдобавок, она ещё очень страшная, – перебила купца Настася, скорчив такую рожу, что все покатились со смеху, – как кикимора из болота! И очень злая. Не понимаю, что Святослав нашёл в ней? Впрочем, ему было девятнадцать лет, когда она зачала от него Владимира.

– Так сейчас Владимиру пять? – спросил Калокир.

– Четыре, – бросил Всеслав, – Ярополку – шесть, а Олегу – пять. Их мать умерла, отравившись чем-то. Ещё при ней Святослав путался с Малушей. Хват, ты не помнишь, когда князь отправил Малушу в Любеч? Что-то я позабыл.

– Да в тот самый год, когда разгромил хазар, – подсказал приказчик, подлив вина в ковш патрикия, – ведь Фарлаф во дворце кагана нашёл Роксану! Она должна была стать наложницей.

– Точно, точно!

Сделав глоток вина, Калокир спросил:

– Должно быть, Малуша не очень любит эту Роксану?

Все засмеялись.

– Малуша ей чуть глаза не выдрала, – сказал Хват, – как раз из-за этого Святослав Малушу избил и отправил в Любеч.

– Бедняжка она, – вздохнула Настася, – мне её очень жалко.

– Малушу?

– Да нет, Роксану! Все её ненавидят. Женщины ненавидят её за то, что она красива, ну а мужчины – за то, что она горда. Особенно невзлюбил её этот старый медведь, Свенельд! Патрикий, ты его знаешь?

– Знаю, – кивнул патрикий, – варяг, военный советник князя. За что же он может ненавидеть его жену?

– Какую ещё жену? – махнул здоровенной рукой Всеслав, едва не задев приказчика, – не жена эта египтянка нашему князю! И вряд ли станет женою. А ненавидит Свенельд Роксану из-за Фарлафа.

– Из-за кого? – спросил Калокир, уже второй раз услышав это нормандское имя.

– Настасенька, расскажи патрикию о Фарлафе, – предложил Хват. Девушка, кивнув, глотнула ещё вина, изменила позу, и, обхватив руками коленки, печальным голосом начала рассказ:

– Фарлаф был сыном старшей сестры Свенельда. Свенельд любил его, как родного сына. А Святослав называл Фарлафа не другом – братом. Фарлаф был так красив, что девки с ума сходили, на него глядя. И так силён, что одной рукой мог остановить дикого степного коня, раненого в ноздри! Под Итилём Фарлаф и Святослав сражались бок о бок. А после взятия Итиля, когда город грабили, Фарлаф встретил вдруг во дворце кагана Роксану. Жгучее чувство к ней за одно мгновение овладело им. Он взял её на руки и понёс, отстраняя крушивших всё русских воинов, к своему шатру. А на другой день состоялся пир победителей. И Роксана увидела Святослава. Она влюбилась в него, притом до беспамятства. Святослав влюбился в неё. Фарлаф обезумел. В битве под Саркелом Святослав зарубил кагана. «Каган убит!» – крикнул он, поднявшись на стременах. И сто тысяч воинов под небесный гром и грохот сражения повторили крик Святослава. Но тут ему пришлось иметь дело с лучшим своим дружком, Фарлафом. «И Святослав убит!» – аж с пеной у рта завопил Фарлаф, обрушиваясь на князя. Мечи их встретились. Святослав сразил друга ударом прямо в лицо, потому что Фарлаф был очень хорош собою. Теперь ты, патрикий, я полагаю, не удивишься, если заметишь вдруг полный ненависти взгляд Свенельда, направленный на Роксану!

– Не удивлюсь, – сказал Калокир, очень потрясённый этим рассказом, – но почему я сегодня лишь узнаю об этом Фарлафе? Впрочем, и о Роксане я ничего не знал. Наверное, Святослав не любит, когда при нём вспоминают эту историю?

– О, ещё бы! – воскликнул Лев Диакон, – ведь эта история ужасает! И Святослав не боится мести Свенельда?

– Думаю, Святослав вообще ничего не боится, – сказал Всеслав, – Свенельд ему нужен, ведь он – хороший знаток военного дела. Его советы просто бесценны для Святослава. К тому же он, Свенельд, едва ли когда решится причинить зло Роксане, зная, как Святослав её любит. Иное дело – Малуша! От неё можно ожидать всякого. Но Роксану стерегут так, что даже комар на неё не сядет. Она живёт не в Киеве – во дворец легко ведь может войти убийца, а в своём тереме над Днепром. И с нею, всегда – полсотни надёжных отроков да семь девок, которые глаз с неё не спускают ни днём, ни ночью. Поэтому Святослав за неё спокоен.

– Откуда же она родом, эта девица? – полюбопытствовал молчаливый Георгий Арианит.

– Из земли египетской, – сказал Хват, – из Александрии. Очень знатна, если верить слухам. Впрочем, о её прошлом толком никто ничего не знает.

– Правду ли слышал я, будто бы она – христианка? – спросил патрикий. Всеслав и Хват кивнули одновременно.

– Правду, – сказал последний.

– И Святослав её сильно любит?

Долгим было молчание. А потом вновь ответил Хват, явно выражая мнение и Всеслава, и гусляра, и Настаси:

– Слов таких нет, патрикий, чтоб передать, как сильно он её любит.

– Она красива?

А вот на этот вопрос ответа и вовсе не было. Все потупились. Наконец, Настася произнесла, глядя вдаль:

– Иоанн-патрикий! Бойся Роксаны. Взглядом своим египтянка может оживлять камни.

После обеда Лев Диакон отправился спать, Настася уединилась в своей палатке, гусляр и Хват пошли к воинам, а Всеслав и Георгий Арианит начали разговор, не очень-то интересный для Калокира. Встав у борта, он принялся считать волны. Их было много. «Наиболее интересное из всего того, что я сегодня узнал», – думал Иоанн, – «то, что некий Равул – самая опасная сволочь на всей Руси. А я полагал, что этот высокий титул принадлежит Гийому!»

Ночь была светлая. Калокир, тоскливо уединившись с полной луной у борта, курил гашиш. С полуночи юго-западный ветер ослабевал. К рассвету он стих. Воины, ругаясь, взялись за вёсла. Всеслав внимательно озирался по сторонам, будто ожидал увидеть что-либо в сияющих, неподвижных морских просторах.

– А как ты сможешь рассчитать курс, если, например, всё небо затянет тучами? – с беспокойством пристал к нему Калокир.