— Что такое? — спросил наемник, смотря на крепкого союзника, чей пулемет спас его в прошлом бою.

— Ты на соц. мирах или на кап. мирах воевал?

— На соц. Там проще было, ну, пока не увидишь то, как они жили мирно и дружно. Ну, как… Мирно и дружно, блин… — Жабодав помолчал, а все затихли. — На соц. мире есть одна проблема. Они хотят распространить свой способ жизни. Спасти нас от того, как мы живем. И… Если бы я знал это глубже еще тогда, я бы повернул оружие против своих. Да и, парни, полагаю, тоже. Просто если сравнивать…

— Постойте, — поднялся один из шок-пехотинцев. — Вы хотите сказать, что в Конфедерации люди не отличаются от нас?

— Да. Я хочу это сказать. Что ты мне выдашь, эсэсовец?

— Кто? — спросил белобрысый крепкий парень с едва начинающим пробиваться пушком, глядя на наемника.

— А у вас, сынков бизнесменов и чинуш, еще и образование хромает?

— Я могу тебя сейчас задержать за эти слова, — проговорил белобрысый, глядя на Жабодава, а шок-пехотинцы начали, кажется, к чему-то готовиться.

— Сядь! — рявкнул Грейх на своего бойца, а тот послушно сел на место. — Прошу прекратить крамольные разговоры про идеологическую войну. Это нам ни к чему. Отвечу на вопрос рядового Карпенко, — старший сержант довольно спокойно процедил это сквозь зубы. — Эсэсовец — это боец так называемыхохранных отрядов Третьего Рейха. Третий Рейх — структура, существовавшая на территории страны Германия, на планете Земля в период с тысячи девятьсот тридцать третьего по тысяча девятьсот сорок пятый годы. Пример нацистов является хрестоматийным примером национал-социалистической модели государства и социально-экономического построения крайней степени капитализма, к которой мы и прикатились. Сравнение тебя или меня с эсэсовцем — является верным, ибо мы приобрели те же черты, что и ближайшие солдаты фюрера, то есть мы даем присягу напрямую президенту, участвуем в чистках среди собственного населения, как в армейской среде, так и в среде гражданской. СС должен стать для нас примером так же и по параметру взаимодействия с иными расами, которые должны быть уничтожены. Вчера мы занимались тем самым, чем занимались эсэсовцы на оккупированных территориях. Помнишь, как лично ты разбил голову об пол плачущему ребенку кворонов? Ты ничем не отличаешься от того, с кем тебя сравнили. Наши друзья — воевали с мужчинами и женщинами кворонов, но не с детьми, когда ты, будучи самым трусливым и нервным из моих подопечных, просто разбил голову ребенку. Так что заткнись и сиди молча. Выпьем еще по две стопки, и вернетесь в расположение части. Всем все ясно? — спросил Грех, а шок-пехотинцы лишь кивнули в ответ на его слова. Милет же о чем-то задумался… Он вспомнил о том, как сам работал с детьми кворонов, и ему стало как-то не по себе от того, что он сам, по сути, являлся эсэсовцем.

Дальнейшее нахождение за столом было довольно тихим, чокнулись еще пару раз, и шок-пехотинцы действительно ушли, включая самого Грейха, который, кажется, вовсе и не был подвластен тем идеям, которые только что оглашал.

— Как думаешь, Мох? Этот Грейх… Он такой же, как его бойцы? — командир посмотрел на своего соратника, а после вслед удаляющемуся сержанту.

— Да черт их разберешь этих шок-пехотинцев, но он хотя бы мордобой предотвратил, а то помню, как, однажды, мы морды вот таким мудачкам развалили. Вот и им бы набили, наверное… Если, конечно, эти не такая уж элита, как рисовал Романо, тогда бы нам наваляли.

— Угу… Надо будет как-нибудь с ним пересечься.

— А я думаю, что надо этого петушка выловить и башку ему открутить, — улыбнулся рыжебородый Мох с квадратным лицом и бритой макушкой, глядя на своего командира.

— Ага… Нашелся, блин, ловец шок-пеха, — ухмыльнулся Милет. — Ну, думаю, нам тоже пора заканчивать. Шпаку к дочери пора, Джеку с Билли пора бы отоспаться, да и нам… Навестить Балку в госпитале, да и в гостиницу пойти, чтоб уже отлежаться. А то… Драка, наверное, будет с этими… Милитаристами, — человек поднялся из-за стола, пожал руки по очереди Джеку, Билли и Шпаку, то же самое сделал и каждый из его бойцов.

…

Джек, Билли и Генрих прогулялись вплоть до дома последнего, а далее попрощались. Бывший бизнесмен, а теперешний убийца и, быть может, бандит, поднимался по ступенькам к двери, затем рука привычно была положена на сенсор, после чего пошел к лифту. Здесь те же действия, снова рука легла на сенсор, а далее он поехал вверх по шахте лифта. Глаза цеплялись за грязь на полу, брошенный кем-то здесь презерватив, от этого Генрих лишь как-то странно улыбнулся.

«Надо же… Чья-то жизнь брошена прямо в лифте. Это сколько жизней таким образом бросается и пресекается еще до рождения», — думал Генрих, выходя из лифта, а после двигаясь к дверям своей квартиры. Джек так и не вернул ему его пистолет, но Генриху было как-то не до этого. Сейчас он ввалился в дом, но не от того, что пьян, а от того, что как-то нехорошо себя ощущал. В квартире не было сапожек Киры, значит, что до сих пор у подруги, наверное. «Нужно будет позвонить», — пролетела мысль, а после он кое-как снял свою обувь, после чего снял куртку и повесил ее в шкаф, затем пошел в комнату и, дойдя до дивана, просто завалился на него. Он какими-то пустыми глазами смотрел в потолок, из-за чего, наверное, казался полумертвым. Человек достал телефон, а затем набрал номер Киры.

Довольно продолжительные гудки, но девушка, наконец, взяла мобильник:

— Да?

— Алло, Кира? Ты где сейчас? — спросил человек как-то устало.

— У подруги. А что? Ты же меня из дома выгнал? Где я еще должна быть? — девушка отвечала как-то резко и зло, настолько зло, насколько могла.

— Ну-ну-ну… Возвращайся. У меня хорошие новости. Романо решил дать интервью на этих каникулах. Так что… Вот. Тебе, наверное, надо будет самой с ним поговорить по телефону, поэтому возвращайся.

— А чего ты такой понурый? Опять убил кого-то?

— Даже не кого-то, а скольких-то, — как-то практически безэмоционально проговорил человек эти несколько слов, настолько, что девушка, кажется, оцепенела.

— В каком смысле «скольких-то»?

— Ну… Восемь или больше. Вот «скольких-то», — от этого девушка, кажется, еще сильнее оцепенела, а Генрих добавил. — Ты, Кира, меня не бойся. Я же это ради тебя, ради семьи делаю, да и выбора у меня нет особенного… Вот и приходится. Я понимаю, что трудно осознать то, что твой отец — убийца, но все-таки пойми и прости. Я же это, правда, не специально делаю, а вот, если бы я пулю в висок пустил — ты бы меня не простила. Что? И за это, выходит, не простишь? Так и что мне делать тогда? Если ты меня ни за то, ни за другое не готова простить? Пойти вздернуться, что ли? Может, хоть за это простишь, дочка? — говорил он это также монотонно, а после с другой стороны услышал всхлип, который и был последним, что человек слышал, ибо Кира отключилась от звонка, а он лишь пожал плечами и, кажется, провалился в сон или в какое-то подобное этому состояние.

Сектор Корво, Система Немезида, Планета Итарис, Город Кирен-1,

Район Криг-3, строение 10, этаж 0, камера 02,

04.01.2580, 08:00

— Вставай, ящерица, — прозвучал довольно грубый голос, а Киринтар поднялся.

— Настало мое время, человек? — спросил Гро’Балег, глядя на охранника. — Вы закуете меня в кандалы, а потом повезете куда-то, откуда я не вернусь. Правильно?

— Верно-верно, ящерица. Вставай спиной к стене. Дернешься — пристрелят, — в камеру зашло три крепких человека, у одного из которых в руках была винтовка, которая со спокойной совестью пробила бы любую часть панциря рогарийца.

Киринтар поднялся с койки, после чего встал спиной к стене, развел ноги, головой прислонился к стене, а руки завел за спину, после чего его стали упаковывать в специальные кандалы. Это была длинная цепь, от которой отходили небольшие ответвления. Так сначала был надет некий ошейник, затем цепь протянулась вниз до ног, сначала в кандалы были вдеты руки, а железо наручников начало примагничиваться друг к другу, будто бы норовя отделить кисти рук рогарийца от остальной руки, далее цепь была натянута так, чтобы максимально стеснить движения рогарийца. Сначала железки были надеты, а после ноги стали стягиваться к центру.