— Я даю Вам слово офицера, что не предам, — Шиллинг произнес это мрачно и уныло, кажется, теперь он обрек себя на гибель, хотя, кто знает… Все-таки точно известно то, что Романо пощадил множество кворонов среди тех, которые были взяты в плен на Айскриме.

— Отлично. Что же до вас, господа Исмаилов и Баукус… У меня есть ряд вопросов, на которые вы оба должны ответить, — проговорило спокойно и также властно это чудовище из флота Хелтона.

— Готов ответить на все, что Вы посчитаете нужным, — произнес Максимилиан, смотря в глаза Блюхарта.

— Хорошо. А Вы, Исмаилов? Вы готовы ответить? — спросил человек, глядя на Исмаилова старшего.

— Конечно. Вопросы же связаны с тем… А не предали ли мы МилитариКорп? Верно? — спросил человек, улыбнувшись.

— Здесь я задаю вопросы, а не Вы, Исмаилов, — проговорил спокойно Блюхарт, перечить ему было самоубийством, поэтому следовало отвечать.

— Первый вопрос задам я, — произнес Ли, смотря на Баукуса. — Каково это, ощущать себя виновником гибели десятков, а может, сотен людей, Баукус? — человек улыбнулся и подошел к Шиллингу. — А Вы можете идти, генерал, Вы уже свое отсидели, — улыбнулся Ли, а генерал довольно быстро подскочил и практически выбежал из кабинета, хромая, сам же Ли сел на стул рядом с Баукусом, со своей обычной улыбкой.

— Как связан этот вопрос с нашим делом? — спросил Максимилиан, посмотрев в глаза этого человека, который ранее создавал лишь приятное впечатление, но теперь он поставил локоть на стол, положил на ладонь голову и, прикрыв левый глаз, водил своим имплантом по Баукусу, будто бы выискивая то, за что зацепиться.

— Как? Даже не знаю… Ведь ты с нами повязан, Баукус. Вот Исмаилов, он ни в чем не виноват, а погибнет, если Романо победит, — на лице человека была паршивенькая улыбочка, а глаз так и бегал по человеку напротив.

— Неприятно. Краткий ответ — самый верный, но еще больше людей погибнет из-за вас троих, поскольку я всего лишь исполнитель. Оружие, которое было найдено Романо на складах кворонов, — твое, Винсент. И ты будешь спрашивать у меня то, каково ощущать себя убийцей? Смешно, — усмехнулся Баукус, но чувствовал тяжелый взгляд на своем затылке.

— Ты будешь складывать часть своей вины на нас, Баукус? — спросил голос Блюхарта, самому Баукусу не очень хотелось поворачиваться, все-таки лицо Ли выглядело гораздо доброжелательнее, хотя некое паскудство в нем все же прослеживалось. — Ты ведь первый начал слежку за Романо, а если бы не твой тупорылый Боров, мы бы и не узнали о том, что они собираются зачистить Айскрим. И дела бы не было никакого. Ты не слабее нас виноват, а может и сильнее, потому что первопричина — это ты.

— Признаю. Однако, Борман связался со мной первый, — Баукус все же обернулся к Блюхарту и увидел издевательскую ухмылку Лефтхенда.

— Ага. И ты, зная, что Романо — не наш враг, все же решился внедрить агента, — снова послышался голос Ли, который теперь вновь приобрел какую-то задорную певучесть. — Мы в жопе из-за тебя.

— Конечно, теперь вы всю ответственность сложите на меня. Замечательно! — заулыбался Баукус, переведя взгляд на Исмаилова, который стал мрачным.

— А на кого складывать ее, Баукус? — спросил снова Блюхарт.

— А не знаю. Мы все виноваты, — улыбнулся человек, сложив руки в замок на затылке.

— Ага. Но кто-то же больше. Тому и расхлебывать, значит, — краем глаза было видно то, как улыбнулся Ли.

— Понятно, что кто-то виноват больше, но мне кажется, что более всего виноват тот, кто на меня больше всех давил и заставил меня связаться с кворонами, — проговорил снова Баукус.

— И кто же на тебя давил? — спросил Блюхарт.

— А твоя левая рука — безмозглый амбал, который угрожал мне расправой за то, что я говорил, что с кворонами лучше связываться тому, кто с ними наиболее крепко повязан. Вы, наверное, сразу хотели всех собак на меня спустить. Сделать меня крайним в этом деле, а дальше слить руками Романо, но вы не додумались до того, что я напишу от имени корпорации, — ухмыльнулся Баукус. — Ага. Как старика примерно хотели слить, только я бы трупом стал. Да вот, знаете, мужики, я не такой уж и тупой, чтобы писать от своего имени, поэтому теперь все мы повязаны. Я ж вас правильно понял, что вы меня слить хотели?

Блюхарт оскалился.

— Какой ты прозорливый, Баукус… Прям как отец. Кстати, как похороны прошли? Готов тоже на кремацию отправиться? — спросил Блюхарт, сверля взглядом Максимилиана.

— Готов. Всегда готов. Как скажешь, Харрис, так в камеру сгорания и отправлюсь со всеми почестями, благо, семьи у меня нет, поэтому сожгут почти как бомжа. Равно, как и все здесь присутствующих, кроме Исмаиловых. Да вот, знаешь… Я тебя попросить о коечем хочу, — улыбнулся человек.

— О чем же? — спросил Блюхарт.

— Зачем им умирать, коли вся вина на нас? — спросил Максимилиан, зло посмотрев на Блюхарта. — А? Скажи мне. Почему они тоже должны рисковать жизнью? Или ты всех потопить решил? Типа, «не доставайся же ты никому», да вот ты не Мавр, а другие директора — не Дездемона. Больно много людей затронешь, урод. Деньги мочой в голову ударили? Уже совсем людей видеть перестали. Они для вас простые цифры, — Баукус смотрел на Блюхарта, а тот смотрел на него. — Да, не хочешь ты планету спасать, Блюхарт. Ты хочешь только деньгами подтираться. Я уж ждал, что ты меня валить будешь за то, что я своим работягам зарплату поднял, да штат расширил. А кем расширил? А теми, кого ты требовал сократить. Но ты почему-то не стал меня за это гнобить. Совесть проснулась?!

— Может, морду ему разбить? — спросил Лефтхенд, смотря на Блюхарта, а тот помотал головой.

— Ты меня совсем человеком не считаешь, Баукус? — спросил Блюхарт, как-то изменившись в лице.

— Почему? Считаю, только другим. Хомо Экономикус. Для тебя все люди — цифры. Вот они — это проценты фирмы, — кивнул Баукус на Исмаиловых.

— Да, я же тебя потому и не стал за повышение платы гнобить, потому что в мозгу что-то щелкнуло, — человек вздохнул, положил руки на стол. — Понимаешь… Что-то в мире меняется. Понять не могу, что именно, но меняется. Люди другие, даже здесь, в столице, становятся. Бедные, но другие… Злоба у них, понимаешь, другая. Они будто понимать что-то начинают. И вот, понимаешь… Нельзя нам проигрывать, ибо иначе это что-то непонятное выльется на улицы, но не протестами, а революцией. Понимаешь, о чем я говорю?

— Не совсем… — Баукус как-то странно посмотрел сначала на Хелтонского капитана, а затем на провального командира из компании Триумвирата.

— Поясни ему, Ли, — при этих словах человек откинулся на спинку стула, а Ли вздохнул и снова улыбнулся.

— Понимаешь, Баукус… Тебе хорошо. Ты не видел другого мира. Ты всю жизнь гнил здесь, а мне вот пришлось погнить на других землях. Там есть такая вещь, как коммунизм, который искажает одним своим существованием капиталистические миры в округе. И вот, знаешь… Меня считают провальным полковником Дромира, но видишь, дело в чем? Там я мог наблюдать, как отряды коммунистов, то есть отряды революционного пролетариата сражались на поле боя. Дромир — это не просто капиталистический мир. Это был мир, который был заражен социализмом. И знаешь… Если бы наши главы имели более точные разведданные — Дромир тоже бы превратился в нечто, что характерно для социалистических миров, попадающих под иго Федерации. Но… Мы саботировали поступление этой информации. Мы видели, что это люди, возможно, что это людидаже высшей категории, чем мы, но все-таки мне пришлось запятнать себя геноцидом. Этого нет ни в одном учебнике истории, ибо эта операция является затертой. Дромир надо было представить капиталистическим миром, который вдруг дает отпор Федерации… — человек улыбнулся. — Знаешь, насколько Дромир был опасным миром? И когда на нем произошла революция? А примерно в шестидесятом году, как раз в момент того, как мы начали свой «крестовый поход». Я был молодым человеком, всего тридцать два года, а уже полковник. Как думаешь? Мог ли абсолютный валенок в военном деле получить такое звание? — Ли улыбнулся, он не выглядел на пятьдесят два года, видимо, что-то позволяло ему сохранять молодость. Директор, кажется, так и остался тем щеголем, каким, вероятно, был в учебке.