– С ума схожу по тебе, всегда сходил. Ты чистый грех, порок, соблазн. Убью любого, кто посмеет обидеть тебя или коснуться.

– Матвей… а-а-а-а-а… боже мой.

Звон пряжки ремня, один толчок, член входит сразу на всю длину, острая боль разливается удовольствием. Мой крик эхом проносится по ночному лесу, губами впиваюсь в губы Матвея, кусая их.

Матвей придерживает за согнутые колени, упираюсь спиной в перекладину, движения жесткие, резкие, глубокие. Он напряжен, тяжело дышит, вколачиваясь в меня, насаживая на член.

Нет ни капли нежности, но мне и не надо этого. Вот он, мой Жаров, который берет на уровне боли, не сдерживая себя, жестокий, дерзкий, наглый. Не могу сдвинуться с места, тело одеревенело, лишь чувствую жар, растекающийся между нашими телами, и его ставший еще больше член, что разрывает меня на части.

Матвей рычит сквозь зубы, я взрываюсь в его руках от яркого оргазма, мышцы скручивает болезненным удовольствием. Он следует за мной, пульсирует, теплая сперма стекает по бедрам.

А я плачу, уткнувшись в его плечо лбом, кусая щеку изнутри до боли, чтобы не разреветься в голос, потому что понимаю, это наша последняя ночь.

– Матвей, где тебя носит? Ты не ведаешь, что у нас происходит?

– А что у нас происходит?

Вернулся в офис рано утром, даже в дом, где живу, не заезжал, не могу там теперь находиться. Высадил Регину с сыном у подъезда, Костя снова заснул, пока ехали. А я не выпускал из своих рук ладонь девушки.

Сердце все чаще сбивалось с ритма, Регина права: пока я не решу все свои проблемы, не разберусь с законной женой, не стоит ничего никому обещать и строить планы. А то уже хотел купить домик в Италии, чуть не начал звонить адвокату.

Кретин полоумный.

Надо думать, сотни раз думать, а потом уже делать, но так, чтобы не накосячить. Неизвестно еще, что со мной будет завтра, а то сейчас явятся Шамилевские ребята с калашами наперевес, и кто знает, в какой сырой земле меня закопают.

Или старик начнет быковать и давить на то, что якобы они приняли в семью, дали возможность и власть, хотя семьи-то никакой и нет. Не понравились его слова о Регине, сука старая, мразь такая, сам задушу, если хоть шаг в ее сторону сделает.

– Так что за собрание? – смотрю на людей в кабинете Демидова, все хмурые.

– Груз найти не могут.

– Что за груз?

Сажусь в кресло, расслабляюсь, снова оглядывая присутствующих. Двое мужчин, мне знакомых, вот кому Савелий поручил это дело, не удивлен, да и не расстроен.

Сидят, опустив глаза в пол, здоровые, крепкие, но тупые. Будет печально смотреть на то, как если их не тронет Шамиль, то Савелий потом сдерет три шкуры.

– А то ты не знаешь?

– Не знаю, меня же не посвятили. Я так сижу, бумажки перебираю в своем кабинете. Дина периодически секретарш подкладывает, чтоб, как говорится, не заскучал. Мне вообще весело.

Вижу, как Савелий поджимает губы, лицо красное, на столе начатая бутылка виски и блистеры таблеток. Старик держится за сердце, тянется за водой, отпивает глоток.

Да, сильно прихватило, видать, его.

– Так что вы намерены делать?

– Надо искать дальше, не могли просто так провалиться сквозь землю две огромные машины. Прошерстить все трассы, поднять все записи с камер, там, конечно, в области бардак жуткий у ментов, никто ничего не знает, не видел, все перезаписывается через сутки, черт ногу сломит. Но фуры реально словно исчезли.

– Я сделаю так, что ты, тварь такая тупорылая, исчезнешь!– Савелий срывается на крик, кидает в мужчину стакан, тот уворачивается, сжимает кулаки, опускает голову.

Веня Саратов, нет, это не кличка, сейчас такое не в ходу, фамилия у него Саратов. Сам молодой, уверенный, неглупый, кстати, но, видимо, переоценил я его.

– Что говорит Шамиль?

– Что резать нас едет.

– М-м-м-м, Шамиль – мужик серьезный, сказал, резать, значит, будет резать.

– Матвей, тебе смешно? Какого хера ты стебешься и скалишься, вместо того чтоб помочь?

Мне – нет, совсем несмешно и невесело. Хочу видеть, как это будет происходить, не могу сказать, что не коснется меня, но я не впрягался в это веселое мероприятие, я ничего не знаю. Но незнание не снимает ответственности, как говорится.

– Что он хочет?

– Свой оплаченный товар.

– Верни деньги, заплати неустойку, ищите спокойно, не могли так просто пропасть две груженные наркотой фуры.

Даю советы, сам в шоке от себя.

– Денег нет.

– Как нет? Совсем?

И это для меня не новость.

Савелий Макарович дрожащими пальцами пытается распечатать таблетки, одна укатывается со стола на пол, вторая поддается, кладет ее под язык.

Хреново старику, как бы кони не двинул на рабочем месте, у меня для него еще много интересного припасено.

Мужчины молчат, Веня что-то строчит в телефоне, его помощник также не выпускает свой из рук. Интересно, найдет? Нет, не должны. Фурам уже перебили номера, новые документы, новые водилы и яркая реклама по бокам, они везут арбузы в Воронеж.

– Нет денег, счета заблокированы, в банке разборки, а у юристов –налоговая. Сука, и кому я только плачу немыслимые деньги? Кого я только не подмазываю, чтоб работать спокойно.

Я знаю, кому он платит и кого подкармливает, там много занятных персонажей и далеко не последних в городе. Но мало платить, лучший способ — это не деньги, это страх.

Не знаю, откуда во мне столько ненависти и презрения к этому человеку? Он принял меня, ввел в курс дел, углядел, наверное,во мне такое же гнилое нутро, жадное и алчное, как и у себя. В сыне не увидел, а зря, вот где дно с парашей.

Первый раз во мне что-то сломалось, когда Савелий похвалил за техничный и быстрый захват фирмы Левицкого, еще семь лет назад. В другой бы раз все пропустил мимо ушей, но самого вывернуло тогда от собственной мерзости.

Потом вроде забыл, свыкся, но чем дальше, тем хреновей было, хотя старался не думать об этом, больше погружался в работу, налаживание новых связей.

Ведь сам хотел такой жизни, стремился к ней. Достиг того, что желал, но, оказывается, надо тщательно выбирать желания, они порой приносят далеко не радость.

Мне похуй, о чем там говорят, как Савелий зол, как Веня трясется со своим помощником от страха так, что я чувствую его запах. Я все еще мыслями с Региной и сыном, странно, в груди болит от счастья, что они есть у меня.

Моя нежная и страстная девочка со вкусом и ароматом яблока, пропитан им насквозь, на губах все еще ее поцелуи, а в ушах – крики и стоны. Такая странная была ночь, не мог оторваться от нее, не выпуская ни на миг из своих рук, словно последний раз вот так прижимал и целовал.

Бред, не может этого быть. Она моя, и сын мой, мы будем вместе, чего бы мне это ни стоило. Надо, убью, никогда этого не делал, но рука не дрогнет, надо будет, еще раз предам, возьму все грехи, но уже не ради себя.

– Матвей! Ты слышишь?

– Да, что?

– Нужно найти деньги, много денег, чтоб откупиться.

– Дай задание своим людям, пусть ищут, я не банк, кредитов не даю.

– Вышли все вон! – громкий голос Савелия прошелся по кабинету, мужчины быстро встали, быстро покинули кабинет.

А вот теперь пошла его любимая игра в гляделки, взгляд тяжелый, испытывающий, словно он все знает про тебя, видит насквозь, не сразу привык к нему.

– Ты думал, я не знаю, как ты выводишь деньги за границу? Нет, Матвей, ты не воруешь, ты зарабатываешь, но на мне. Уважаю тебя за это, думал, ты просто так, стервятник, хочешь высоко взлететь, жить припеваючи и дочь мою, влюбленную в тебя дуру, в жены взял. Но нет, Жаров, ты гораздо умнее и опасней.

О, вот это интересно. Только за проницательность можно уважать и одновременно бояться этого человека.

– Поэтому пока мы в одной упряжке, из которой выбраться будет ой как трудно, ты будешь делать то, что я говорю. Надо будет стоять перед Шамилем на задних лапках, ты пойдешь и будешь стоять.