– Да, говорила, - я опустила глаза и сказала два слова, на которые у меня и хватило сил.
– Сейчас тоже «как всегда»? – мне показалось, или он смеялся надо мной.
– Так еще никогда не было.
– Так хорошо, или так плохо? – он явно смеялся.
– Вам лучше знать, ридган, ведь я не знаю ваших планов на меня, - я посмотрела на него и подняла бровь. Он засмеялся уже открыто.
– Что значит это… как ты сказала? «Настанет время, и мы поменяемся местами»? - он уже не смеялся, и теперь между нами не было стены тюрьмы. Хорохориться было не просто опасно, а смертельно опасно. Говорить средневековым дикарям с саблями, которые связаны с правителями, что когда-то он будет на моем месте – верх глупости.
– Так говорят в Хирете. Люди между собой. Это значит, что нельзя делать плохого, потому что ты можешь оказаться на месте этого человека, - ответила я. Посмотрев на него, я хотела увидеть его лицо, понять, как ему такое объяснение, но он смотрел куда-то в район моих ног. Я опустила голову и вспомнила – подол моей юбки был сильно короче, чем здесь носили.
– Так тоже ходят в Хирете?
– Дома я одевалась скромнее, эта одежда… ее мне дали здесь, - я зажалась, вспомнив, что живот мой гол и полоска ткани, что выступала в роли лифа, вот-вот должна была свалиться. А рука, в которой сейчас были ножницы и клубок толщиной с палец с иглой уже занемела за спиной. Я отошла от двери вправо, и прижалась к стене, возле которой лежали подушки. Ридган лежал головой влево, и если я присяду, якобы для того, чтобы спрятать голые ноги, я смогу спрятать свой набор из кружка «умелые руки» за подушку.
– Ладно, я велел, чтобы тебя привели сразу. Я хочу, чтобы ты рассказала о себе. По-моему, ты отличаешься ото всех женщин тем, что много говоришь. Даже ридганда не может позволить себе столько говорить, если перед ней ридган. Кто ты? – он немного привстал и оперся на локоть. В этот момент я и присела, словно испугавшись его выпада, подсунула свою запрещенку под подушку и выдохнула.
– Нечего мне рассказывать, ридган…
– Ридган Шоаран. Тебя зовут Мали?
– Малисат. Я дочь ута́ша, - вспомнила я информацию, которую рассказала обо мне Палия.
– Хм-м, - он многозначительно выгнул губы и продолжал рассматривать меня.
– Больше я не знаю ничего, - я глупо хихикнула и села на подушку.
– Чем же ты занималась в Хире́те, Малисат – дочь уташа? – он вдруг скинул ноги с подушек и сел, наклонившись ко мне.
Я вжалась в стену и задышала как после забега. Его глаза были так близко ко мне, что я могла рассмотреть радужку цвета коньяка.
– Яа-аа, я не помню. Я не выходила из дома… и-ии вообще не знаю ни-ччего, - страх, казалось парализовал меня, и думала я только об одном – если он решит допрашивать меня об этой чертовой Хире́те, я даже наврать ничего не смогу, потому что плохо представляю себе жизнь там.
– Ладно. Ложись сюда и закрывай свои глаза. Ты смотришь на меня как змея, - он взял меня за плечо, и как пушинку перекинул через себя. Теперь я лежала там, где еще пару минут лежал он.
– Нет, так нельзя, ридган, так нельзя. Я знаю кое-что, что вам понравится больше, прошу вас, не трогайте меня.
Он посмотрел на меня так, словно я сказала страшные слова, ну, или как будто собака заговорила. Поднял меня за плечи и приблизился лицом к лицу так близко, что от его дыхания шевелились волосы у меня на шее.
– Ты сказала «нет»?
– Да, я сказала, что могу сделать кое-что очень приятное. Вот увидишь, - от страха я молола языком без умолку, и куда делась моя скромность и неуверенность? Видимо, не было в моей жизни действительно страшных ситуаций.
– Ну, - он отстранился, и я выдохнула, - и чем же ты хотела меня удивить? – теперь он откровенно смеялся надо мной, как дети потешаются над маленькими обезьянками в зоопарке. Когда он вдыхал, мне чудилось, что весь воздух из этого домика заполняет его легкие, а когда выдыхал, стены с трудом выдерживали и не рушились. Я вспомнила мультфильм про трех поросят и чуть не рассмеялась. Пришлось прикусить губу, чтобы не натворить дел.
– Ложись на живот, да, поворачивайся лицом к подушке и подними рубаху, - я встала и попыталась повернуть огромного, как лось, мужчину, ну, или давала понять, как надо. Он сидел недвижимо и смотрел на меня как на привидение. Он то ли боялся меня, то ли я делала вещи, которые он даже представить не мог.
– Спиной? Даркан Вершитель, ты видишь то же, что вижу, и я? Ты слышишь, что говорит эта женщина, кожа которой похожа на печеное молоко? Она хочет, чтобы великий воин Шоаран, сын кангана Эстира, повернулся спиной к женщине! – его голос звучал как гром. Мне было не по себе, но от этого я будто хлебнула огромный глоток спирта, как случайно случилось со мной единожды.
– Ты думаешь, я собираюсь тебя убить или ударить? Да у меня кулак – четверть твоего. «Великий Воин Шоаран, сын какого-то там знаменитого канкана» - попыталась я повторить его голос, и у него слетела с лица улыбка. – Вот этот вот великий воин боится повернуться спиной к женщине? В нашем мире воины не боятся женщин, а жены им на спине выдавливают прыщи. Тоже мне воин, - я поняла, что снова наговорила лишнего. Но это была не я. Со мной такое было впервые. Никогда еще я не вела себя так фамильярно.
– «В мире»? Это где? – он уцепился именно за то, что говорить вообще не следовало.
– В моей прошлой жизни. Я помню ее. И в ней у меня был муж. Он был воином. И я делала ему приятные вещи, когда он поворачивался ко мне спиной! – я решила, что лучше говорить правду, представленную в удобоваримом для него контексте, чем выдумывать. Я вечерами много книг читала. Особенно любила фэнтези от Александры Шерл. Вот в ее-то книгах все попаданки решали проблемы на раз-два, не то что я. Кстааати, а ведь я тоже могла оказаться такой вот попаданкой!
– Воином? И сколькими воинами он владел? – казалось, мужика я больше в принципе не интересовала как женщина, но это было весьма кстати. Да, “владел” - плохое слово, и хорошо, что Сергей его сейчас не слышит. Научил бы его военному этикету. Так… а может здесь есть рабы? Ведь не исключено, если уж и с нами так.
– До тысячи, - брякнула я, не зная даже действительного положения дел.
– Ты-ся-чи? – повторил он и я чуть не ударила себя ладонью по лицу.
– Вот, это десять, - показала я ему обе раскрытые ладони. – сто раз по столько и будет тысяча, - пыталась донести я, но потом поняла, что сотня – тоже незнакомое для него слово. – Много, очень много, - закончила я и выдохнула.
Пока он рассматривал свои руки, я обошла его прямо по подушкам и положила руки на плечи. Железные мышцы под моими ладонями напряглись, и, казалось, он перестал дышать.
– Не делай так. Воин не должен пускать никого за свою спину, - он говорил, как будто с закрытым ртом, но я знала несколько «кнопок», которые лишают мужчин возможности сопротивляться.
Как только мои большие пальцы заскользили по обе стороны от шейных позвонков он притих. Как дворняга, не знавшая ласки, но позволившая почесать за ушком, и неожиданно открывшая для себя нечто волшебное.
Я понимала, что промять вот это вот все нереально, но, если мне удастся расслабить его шею и плечи, он ни за что на свете не станет использовать меня иначе. «Господи, Господи, прошу тебя, лишь бы мне не пришлось с ним спать. Ну, или хотя бы не сейчас, потому что не знаю, как потом жить» - бормотала я про себя, но что-то вырывалось наружу. Через полчаса его шея и верх спины были красными. Мои руки болели так, будто я три часа доила корову, а я знала, что это такое, когда с началом лета меня отряжали на социально-полезный труд на благо семьи.
– Ты мертана? – голос в тишине прозвучал как гром, и я чуть не рухнула прямо за его спиной. За мыслями я даже забылась.
– Я Малисат, - ответила я, а потом поняла, что он спросил о чем-то совсем другом.
– Нет. Малисат тебя назвали, а мертана служит Богам, - он сказал это с нескрываемой честью, что я даже пожалела, что я не эта самая «мертана». Но врать было категорически нельзя, иначе, потом не распутала бы этот клубок лжи. Кто знает, что следует за наказание вот таким вот хитрым врунишкам.
