Мы просидели в подземном городе три дня. Людям нужно было отоспаться, отъесться, перевести дух после гонки со смертью и успокоиться. Попутно я со своим отрядом тщательно разведал местность вокруг горы, подбирая маршрут домой. Оказалось, что до реки полтора дня пути с учётом отдыха и скорости всего нашего кагала. Потом ещё дней восемь идти по ней до посёлка. Идти придётся ночами, в тёмное время суток, так как днём на ровной снежной местности нас увидит любой издалека. Но лучше так, чем наткнуться на отряд инсектов.

— Да, Женёк, умеешь ты удивить. Хоть больше не выпускай тебя за забор, — покачал головой Колокольцев. — Отправили на разведку, а ты притащил толпу народа. Теперь ломай голову, где их расселить, во что одеть и чем кормить.

— Ты сейчас наговоришь, Юрий Иванович. Там же почти все наши, — ответил я ему. — Пока шли, про многих узнал. Там учителя, слесари, автомеханики, повара и куча народу с полезными специальностями.

— Будто у нас тут у каждого по машине и пара ресторанов, где требуется шеф-повар.

— Не скажи, — возразил я ему. — Механизмов у нас уже гора с холмиком. Вон, моторку делаем, забыл? А еда? По мне лучше есть перловку с лосятиной, которую сделает профессиональный повар, чем кто-то из дежурных. У половины стряпню легче выбросить, чем травить желудок.

Этот разговор был своеобразной психологической разгрузкой. Оба понимали, что я не виноват. Просто начальство пребывало в шоке от предвкушения проблем, с которыми они вскоре столкнутся из-за новичков.

— Да я бы не отказался от перловки с мясом. Да где её найти?

— Это я образно. Ну, не нужны они тебе, так выгони.

— Цыц! — погрозил мне пальцем мужчина. — Чтоб никто не слышал больше от тебя такого. Разберёмся.

Спустя пару дней после возвращения я, наконец-то, был предоставлен самому себе. Закончились пересказы по десятому разу моих приключений, описания деталей, уточнение всех знаковых происшествий по картам, точнее, уж крокам. Кроме меня по разу, а кого и по два вызывали моих товарищей по отряду. Начался честно заработанный отдых: отсыпался, отъедался, занимался тем, что душеньке хочется.

За время наших блужданий на границе территорий инсектов и под землёй, в посёлке произошли серьёзные изменения. Во-первых — увеличилась внутренняя территория. Частокол сдвинули заметно в разные стороны, добавив соток сорок земли. Во-вторых — недалеко поселились гоблины, тот обезглавленный и чудом выживший род, что по осени пришёл в этот край и с которым совет устроил заигрывания в целях привлечения этих коротышек на свою сторону. Я даже, помниться, приложил к этому руку, укрепляя различные хрупкие предметы — подарки гоблинам. В-третьих — прибавилось срубов-бараков и отдельных домиков для ценных и полезных членов нашего общества. Последние были сродни дачкам из советского и раннероссийского прошлого по своим размерам. Даже комнаты в коммуналках для несемейных были просторнее. Но там ведь и не гулянки устраивать? Только и нужно переночевать, сложить вещи и тому подобное. В-четвёртых — началась постройка корабля для весеннего плавания. На мой взгляд, это была огромная шлюпка с одной мачтой, судя по чертежам. Но поселковые корабелы назвали его стругом. Порядка двадцати метров в длину, четыре шириной и высокая мачта с двумя вытянутыми вверх треугольными парусами, как у яхт. Судно планировалось оснастить четырьмя или пятью парами вёсел, двигателем от Нивы и двумя баками из бочек на триста или четыреста литров. Также по плану на чертежах красовалась крошечная каютка, по центру которой как раз стояла мачта. Она предназначалась в основном для груза, которому противопоказана сырость. И для больных с ранеными.

На данный момент был изготовлен киль и установлена часть шпангоутов, на которые будет крепиться обшивка. Корабль ставили прямо на льду реки, чтобы потом не мучиться с его спуском. Правда, кое-что предупреждал, что подобный горе-инженерный ход может аукнуться во время весеннего ледохода, но основное большинство решило положиться на русский авось.

Насчёт оружия никаких новых подвижек не было. От штуцеров, какие получил я и Иван, руководство решило отказаться. Слишком сложным и долгим оказалось оружие в производстве. Даже несмотря на то, что самые тонкие и важные детали — ударно-спусковой узел — могла копировать Михалина, упор сделали на револьверы и одноствольные переломки: под автоматный патрон и копию винтовки Холла. Последнюю делали крупного калибра, под тяжёлые пятидесятиграммовые пули, которые могут остановить хоть разъярённого медведя, хоть смертоносного вуурша или медлительного кхорда с его почти непробиваемым хитином, особенно со спины. Мушкеты отличались длительной перезарядкой в отличие от переломок под автоматный патрон. Но их мощь того стоила. Не только же на усиленные арбалетные стрелы рассчитывать? Правда, эти мушкеты носить только таким лосям, как Лось, так как отдача от выстрела там ого-го какая!

Была ещё одна приятная новость. Лиза перешла от лекарств и боеприпасов на топливо. Обработанные ей горючие материалы, в том числе и обычные дрова, горели дольше и выделяли энергии больше. Особенно полезным это оказалось для бензина. Так на двигатель, который превратили в электростанцию в посёлке, на сутки хватало всего десяти литров для постоянной работы. Конечно, не обошлось без, так сказать, тюнинга движка. В своём обычном виде он быстро бы вышел из строя, при этом «ел» бы топливо со старым, заводским аппетитом. Но так как ещё перед разведрейдом я укрепил каждую деталь, каждый узел своими искрами, то движок работал без запинки на ядрёном Лизкином бензинчике.

Пошатавшись без дела четыре дня, я пошёл к Колокольцеву с просьбой отправить меня с отрядом куда-нибудь «далеко и за ништяками». Попросил снарядить рейд в центр болота. С учётом машин и Шуа в качестве проводницы, хватило бы только нас, максимум можно было бы добавить пятерых человек. Тем более что население увеличилось примерно в полтора раза. Можно отправить хоть сотню со мной. Заодно на какое-то время частично уйдёт проблема с жильём для новичков.

В ответ глава рявкнул:

— Если заняться нечем — на охоту! Народ скоро нечем будет кормить.

Вот так и провёл время до самой весны, до вскрытия реки. То на охоте, то в разведке ближайших окрестностей, то в виде посланников к гоблинскому племени к учителю Люра, то сидя днями за использованием своей сверхспособности. К слову сказать, после постройки струга, его вновь разобрали и вручили мне, чтобы укрепил самые важные детали и хотя бы часть досок от обшивки. Пришлось напрячься и сделать.

Наконец, пришла весна. Настоящая, а не календарная. Река вскрылась, потом очистились берега от снега и льдин. Я и отобранные для путешествия спутники сидели, как на иголках, ожидая: «ну, когда же?!». И, наконец, это случилось.

— Через неделю отплываете, — сообщил мне Колокольцев. — И вот что ещё.

Я вопросительно взглянул на него.

— Ты пойдёшь старшим под легендой сына последнего командира Красного Оплота.

— На хрена?

— Это лучше, чем непонятные купцы неизвестно откуда. Купчишек любой аристократ может обидеть вплоть до того, что отберёт всю добычу. А с дворянином сто раз подумает и обойдёт стороной.

Я ещё сильнее нахмурился:

— Ещё и дворянином должен представляться?! Юрий Иванович, вы же знаете про местные нравы. Да меня за самовольно взятый титул живым на кол посадят и станут подпитывать лечебными чарами, чтобы быстро не загнулся.

— Все документы имеются, — стал успокаивать меня Колокольцев. — Бумаги барона у нас, из них мы много чего полезного узнали, в том числе и про его сына. Тот погиб ребёнком в том подземном городе. Но есть его описание — цвет глаз, волос. Прям как у тебя. Эта запись из дневника станет доказательством в твою пользу в самом крайнем случае. На сына не тянешь возрастом, а вот внуке из тебя прям конфетка получается.

— И эту конфетку сожрут дворянские сластоежки. На хрен, — повторил я. Местные нравы заставляли держаться в стороне от ряда особенностей социального строя этого мира. В частности, самовольное присвоение титула могло стоить жизни. Причём из меня хотели сделать того, кто существовал реально. Это далеко не взятие баронского титула каким-нибудь вожаком наёмников, захватившего кусок никому не годной земли или замок с парой деревушек в глуши, чьих владельцев вырезал под корень.