Арден вздохнул. Прикрыл глаза, перебросил косу вперед. Встал рядом со мной, опершись на подоконник, сложил руки на груди.

Мы смотрели вместе, как слушатели расходятся по своим делам. Последней из аудитории вышла Ливи, и она, подмигнув мне, плотно прикрыла дверь.

Конечно, она дождется меня в коридоре, а чуть что – влетит в комнату с посохом наперевес. И это почему-то придало мне мужества.

– С нюхом, – наконец сказал Арден, – черный перец. А также цитрусовая цедра, мята, имбирь, какая-то дрянь типа махорки и рыбы знают что еще.

– Ну да, – сообразила я, – воняло там знатно.

– Я надышался этим так, что обжег горло. – В его голосе слышались обвинительные интонации. – Сходил-таки к эскулапу, он матерился как сапожник и выписал всяких микстурок. А вчера я выехал из города и пару часов рыл носом снег. Полегчало, но не особо.

Он бросил на меня неясный взгляд и, чуть смягчившись, добавил:

– К счастью, это поправимо. Нюх должен восстановиться за несколько недель. И на том, как говорится, спасибо…

– Ох. – Я и правда расстроилась: для двоедушника мало что хуже, чем остаться без запахов. – Эти ребята, из кафе. Они хоть сделали что-нибудь? Там не знаю, хоть врача бы оплатили…

Арден пожал плечами.

– Да нет. Я не сразу понял, что это так серьезно, хозяйка еще и предъявила, что я помял ее банки и привел что-то там в негодность. В общем, разошлись без взаимных претензий.

– Ну, это не дело. – Я сжала кулаки. – Это же реальная травма! Может, обратиться в полицию? Пусть хотя бы заставят их всю мебель прикрутить понадежнее, это же может очень плохо кончиться!

– Полиция не заставляет просто так. – Он покачал головой. – Полиция сперва разберется, кто все это устроил и не было ли среди специй каких-нибудь артефактов, которых там быть не должно…

– Ну и пусть разбирается! В чем проблема-то?

Арден прищурился.

– Хочешь сказать, это не ты?

– Я?! Мне-то это зачем?..

– Да вот и я думаю. – Он усмехнулся. – Вроде как незачем?

Я тряхнула головой.

– Слушай, – осторожно сказала я, готовясь, если что, отпрыгнуть и завизжать, – а ты не думал, что у тебя… ну… мания преследования? Типа, знаешь ли, не то чтобы весь мир вращался вокруг тебя, и шкафы, они иногда это… падают. Сами.

– Ага. На все воля Полуночи. – Скепсис в его словах был неприкрытым. – На тебя вот много шкафов упало за последние… скажем, лет пять?

– Два, – с вызовом ответила я. – Навесной в мастерской, он сорвался с петель, кучу посуды перебило. И платяной на квартире, там ножка подломилась. И вообще, даже если представить, что у тебя завелся таинственный недоброжелатель… это ведь на редкость дурацкое покушение!

Арден с сомнением перебирал пальцами, а потом вдруг чихнул. И еще раз, и еще, и чихал он почему-то смешно и как-то очень мило.

Я порылась в сумке и подала ему платок.

– Извини. – Он шумно высморкался. – Я и правда с чего-то решил, что… в общем, всякие глупости. Ты знаешь, что красавица?

Я неловко рассмеялась.

Ара. Ара была красавица. А я…

Но Арден не дал мне додумать эту мысль: его пальцы легонько подхватили мой подбородок, он сам оказался вдруг очень близко, и я откинулась на стену.

Мы смотрели друг на друга, глаза в глаза. Я могла бы, наверное, отстраниться, но вместо этого привстала на цыпочки, и Арден понял меня правильно: склонился и поцеловал.

Он теперь немного пах лекарством, а в остальном ничего не изменилось: те же мягкие, чуткие губы, смешение дыханий, чужое тепло. Я немного освоилась и отвечала увереннее, и, может быть, поэтому получилось интереснее: я тянулась ему навстречу, а Арден не слишком осторожничал, но и не напирал.

Дышать стало вдруг тяжело, и я отстранилась.

– Ливи, – вспомнила я. – Меня ждет Ливи.

Арден выглядел разочарованным, а потом вдруг прищурился:

– Ты ведь помнишь, что у меня руки из жопы?

Я кивнула, неуверенно трогая губы пальцем: они казались слегка припухшими.

– Может быть, ты как прекрасная и премудрая принцесса спасешь меня от позора и поможешь с практикой? В субботу. Мне кажется, ты из тех девчонок, которых это повеселит!

– Мне кажется, или ты только что назвал меня занудой?

– Ну не-е-ет. – Его глаза смеялись. – Ты все перепутала. Я назвал тебя принцессой! Соглашайся?

Я посмотрела в его лукавые глаза и на испещренные знаками пальцы, вспомнила, как эти пальцы касались моего лица… и пожала плечами:

– Ладно.

Чабита Туа была крысой, и этим в целом было все сказано.

Среди колдунов бродят нелепые убеждения, что крыса, мол, грязное животное. Что крысы разносят заразу, калечат друг друга, грызутся за теплый угол и что двоедушники-крысы такие же – бессмысленно драчливые, подлые и планирующие предательство с первой же встречи.

Наверняка эти стереотипы не взялись из воздуха. Когда-то давно, до прихода Полуночи, в Кланах были совсем другие порядки. Тогда у волков рождались только волки, а у крыс – только крысы; и мой родной Амрау был наречен, видимо, еще в те времена, когда весь населяющий его народ был белками. Тогда судьба определялась не Охотой, но самим фактом рождения, а дорога твоя была определена с первого шага.

В народной памяти остались сказки о тех временах, и это были не слишком добрые сказки. В этих сказках правили хищные кланы, а любой волк мог задрать всякого, кто не понравится, и назвать это «знахарством» и «заботой о Лесе»; в этих сказках лисы держали в страхе мелкие птичьи кланы и забирали птенцов, превращая тех в рабов для не слишком чистоплотных целей; в этих сказках холоднокровные не имели права покидать Гажий Угол под страхом смерти – своей и всех близких. Кое-что из этого еще живо в приметах: мы ругаемся рыбами, называем неприятного человека «мерзляк» и не пускаем лисов к младенцам, потому что это, дескать, дурной знак.

Были в тех сказках и Война Кланов, и коварный Крысиный Король, и Большой Волк. Но потом пришла Полуночь и забрала зверей в свою свиту. С тех пор нельзя родиться двоедушником, можно только войти в Охоту и поймать за хвост свою дорогу. Вместе с правом крови умерли и старые Кланы, а родились другие, сегодняшние.

Так вот: может быть, когда-то во времена Войны Кланов и Крысиного Короля и имело смысл говорить, что крысы лживы и готовы на все ради выгоды. Но сегодня – сегодня это прошлый век и глупые предубеждения.

Чабита Туа – настоящая крыса. Крысы – умны. Крысы знают, чего хотят.

Правда, иногда они хотят чего-то невозможного.

– Не уверена, что у меня получится, – сказала я, стараясь вложить в голос все возможные сомнения, в том числе в адекватности заказчика и хотя бы теоретической реализуемости запроса. – Клиенту стоит обдумать полную замену артефакта, он может описать свойства, и мы…

– Не учи бабушку кашлять, – отмахнулась Чабита.

Несмотря на возраст, ее сложно было воспринимать бабушкой. Всегда подтянутая, с аккуратной стрижкой, в ярко-красном кожаном фартуке, – она вся казалась продолжением натруженных рук, испорченных реактивами и инструментами.

Чабите я, можно сказать, досталась по наследству. Когда я только приехала в Огиц, провалила вступительные экзамены и кое-как записалась на вечерку, стало ясно, что остатка украденных из дома денег хватит от силы на пару месяцев очень грустной жизни. Жить грустно я была согласна, но так недолго – пожалуй, все-таки нет; и я, потыкавшись в разные углы, пошла служить к пожилому колдуну, промышлявшему холодильными артефактами. В его мастерской всегда было холодно, как в Бездне, а я занималась тем, что бесконечно паковала маленькие ледяные кругляши в транспортные коробки. Дела у мастера шли не очень, и ближе к весне он разорился. Мастерскую купила Чабита и по какому-то невероятному стечению обстоятельств решила оставить меня при себе, а со временем даже сделала подмастерьем.

Видимо, для того чтобы однажды принести мне горсть мятых гвоздей, каменное крошево и осколки стекла и сказать: собери.