Старшая ласка, та, что представилась в мастерской Матильдой, говорила: мол, ласки – они находчивые. Если очень надо, ласка сошьет парашют из мужской рубашки и такой-то матери, десантируется на врага и разгрызет ему горло зубами.

Тогда, шесть лет назад, я подумала: Полуночь, какой ужас. И что же, кто-то может подумать, что это – про меня?

Но нужно, кажется, признать: она не во всем ошибалась.

В переулке больше не гремело, но воздух загустел от чар и недосказанных слов. Страх во мне забрался куда-то в правое подреберье и свернулся там колючим клубком, освободив от себя разум; я перетащила поближе шарф со снарядами и осторожно выглянула за угол.

Все было… не очень. «Кое-кто знакомый» оказался крепким на вид, совершенно лысым мужчиной, – Арден сумел сильно обжечь ему лицо, и кожа пузырилась жуткими красно-черными волдырями. У самого Ардена обе руки повисли плетьми, и с пальцев правой обильно текла кровь.

Между ними искривленным кругом валялись обломки артефакта вперемешку с гвоздями и черной крошкой. Чуть поодаль встал на дыбы развороченный мусорный бак: Арден с чего-то лупил по противнику площадными чарами.

– Щ-щенок, – выплюнул лысый.

Арден вышептывал под нос какую-то формулу, но сбился и лишь чудом увернулся, когда противник швырнул в него молнию. Плохо.

Я стиснула зубы, размяла пальцы и низенько кинула турмалин; он ударился в сапог и раскрылся над Арденом щитом. Миг, бросок – «снежок» с начинкой из граната ударил в обожженное лицо и разлетелся жалящей ледяной пылью. Миг – и новая молния ушла в стену.

В конце переулка пронзительно закричала женщина. Топот ног, звон стекла – я перестала слушать.

– Вали отсюда, идиотка!

Это Арден, – он, как ясно, был полон благодарности. Я оскалилась и кинула еще две ледышки, одну за другой. Лысый взвыл, неразборчиво выругался, откинул осколки чарами – и нашел меня взглядом.

Свои щиты я повесила на стеклорез: ничего получше уже не нашлось. Они скрипнули от чужих слов, но выдержали, а я швыряла шары с гранатом один за другим, пока Арден что-то плел.

На какую-то секунду мне показалось, что все получилось. Стеклорез в кармане раскалился и прожег подкладку пальто, но щиты держались; от Ардена разворачивалась кольцом волна силы, а молнии у противника выходили все слабее.

Я даже успела улыбнуться.

А потом в чужих руках мелькнул пистолет.

– Похожа, – сказал незнакомец будто бы с сожалением.

И развернулся ко мне.

Мой крик разбился в морозном воздухе, смешался с запахом крови. Я куда-то отпрыгнула, упала, забарахталась в сугробе; где-то в стороне затрещала ткань, раздался хлопок; на краю зрения промелькнуло что-то бордовое.

Выстрел. И еще один, и еще, и еще; звуки борьбы; пустой щелчок; хруст; надломленный, почти звериный вой.

Я отплевалась от снега и вскочила.

Обожженный мужчина рухнул на колени, в его правой руке блестел пистолет, а на кисти руки висел некрупный лис с окровавленными передними лапами.

Мир замедлился, покачнулся и застыл.

Лысый отчаянно боролся, лис стискивал зубы и молотил когтями по воздуху. Я должна была бы вмешаться, что-то сделать, но во мне словно что-то сломалось.

Я стояла в темном, развороченном переулке, среди окровавленного снега, рядом с отчаянно дерущимися двоедушниками, и могла только смотреть.

Мой взгляд гулял по темно-рыжей шерсти. Роскошный светлый мех на груди бурел от крови, – как жаль, это могло бы быть так красиво; а вот и белое пятно-стрелка на узкой морде, ровно между глазами…

Пространство вокруг звенело от чар. Как-то лениво, толком не понимая, что делаю, я подцепила хвост заклинания – оно не было закончено, но не с моими навыками в это лезть, – и я вычертила знаки активации и направления.

Лис отскочил с его пути каким-то диким длинным прыжком, а лысого спеленало и пришпилило к кирпичной стене.

Я даже не глянула на него. Страх во мне умер. Во мне все, кажется, умерло.

Я отыскала среди разорванной одежды разряженный турмалин, отряхнула свой платок. Жаль, что потеряла варежки…

– Ты! Какого черта ты сюда сунулась?! Сбежать мозгов не хватило?!

Арден стоял, припав к пожарной лестнице, совершенно голый, мокрый от снега и крови. Татуировки заклинателя поднимались до плеч, перетекали на выбритую грудь и терялись в рыжеватых волосах на животе.

Я смотрела на это как-то тупо, не понимая, на что смотрю.

Это был все тот же Арден – шутник, который водил меня гулять и травил байки про заклинателей и в которого я почти успела влюбиться.

Это был лис, который загнал меня в смертоносные воды горной реки. Истинная пара, от которой я шесть лет бежала через все земли Кланов.

– Хватило, – сухо сказала я. – Только это, видимо, не помогло.

Арден как-то вдруг смешался.

– Кесса, я…

Он шагнул ко мне, протянул руку. Кровь катилась с пальцев сплошным потоком и мешалась с разбитым в кашу снегом.

Я не стала слушать. Я врезала ему ботинком по яйцам, а когда он охнул и скрючился, с силой впечатала локоть в основание шеи.

Арден рухнул в снег.

Стоило бы наступить ему на лицо, разбить этот идеальный нос, выдрать косу, но я не смогла. Меня отчаянно тошнило. В глазах плясали красные пятна.

Где-то в отдалении звучала сирена полицейской машины.

Я отступила на несколько шагов. Арден прохрипел что-то, а я развернулась – и побежала.

Дура. Какая же дура!

Расслабилась, пригрелась. Поверила, будто все позади; будто дорога, утонувшая в тумане несбывшегося, – достаточно далеко. Завела себе какую-то там жизнь, каких-то людей вокруг, планы, мечты и вклад в банке.

Думала, самая умная, да? Думала, что смогла, справилась, молодец?

Идиотка.

Что еще ты успела себе вообразить, во что поверить? Что молодой двоедушник из важной семьи, с личным наставником и татуировками заклинателя действительно решил учиться в вечерней школе на артефактора? Что ты понравилась ему просто так, ни с чего, с первого взгляда, потому что глаза у тебя большие и все остальное – терпимое? Что он гулял с тобой, потому что ему вроде как интересно и прям заняться больше нечем, кроме как болтать о глупых местечковых обычаях?..

Пороли тебя мало, Кесса. Не был бы папа такой добряк, глядишь, и выбили бы из тебя давным-давно эту дурь.

Зато еще вчера… ах, как красиво было вчера!.. Как просто – и как хорошо. Ты ведь забыла совсем и про побег, и про ласок, и про лис, и бояться тоже – забыла. Ты думала, что вот еще пара лет, и у тебя будет диплом, и Чабита наконец разрешит тебе что-нибудь, кроме как чистить и заменять детали. Денег станет больше, и ты переедешь, снимешь квартирку у лестниц, и у тебя будут свои кухня и маленький балкон. Проснешься утром от звуков радио, нажаришь оладий, намажешь облепиховым джемом и будешь есть, черкая список дел и любуясь рассветом.

Потом мастерская, а там – артефакты, прекрасные и полные силы, и ты среди них – уважаемая специалистка, разработчица, а может, даже и владелица парочки патентов. Клиенты говорят с тобой на «вы», а вон того усатого дядечку ты ведешь уже лет десять и знаешь всю его семью. И он заказывает что-нибудь эдакое, и ты долго-долго возишься, а потом находишь изящнейшее из решений.

В обед приходят девочки, и Трис каким-то чудом все-таки сошлась обратно с тем милым беркутом. Ливи теперь снова в ладах со своим родом и читает в университете спецкурс по материаловедению, а Бенера ездит к своим лунным только по большим праздникам и открыла салон совершенно сумасшедшего нижнего белья.

А вечером тебя встречает на крыльце какой-нибудь… кто-нибудь. Можно даже и рыжий, и заклинатель. Вы гуляете по набережной, а вокруг – начало лета, и одуряюще пахнут яблони. И он приносит тебе цветы, целый пушистый букет нежных кустовых роз, потому что почему бы и нет; это ведь твоя фантазия, верно? Почему бы в ней не быть букетам, и романтике, и даже какой-нибудь, страшно сказать, любви; и почему бы выдуманному возлюбленному не дарить тебе кустовые розы и не остаться у тебя на ночь, верно?