«Ох… прости, дорогой».

«Что ж теперь… таков уж наш сынок».

И оба, не удержавшись, прыснули.

Все взгляды на миг обратились к ним (Мэри часто потом вспоминала круглые, благоговейные глазки Дэвида) и вернулись к Хилли, открывающему коробку.

– А вот интересно, осталось у нас еще мороженое с орешками и кленовым сиропом? – спросил Эв Хиллман.

И внук, уверенный в том, что ему достался лучший дедушка на всем белом свете, побежал на кухню.

Все в той же «Дептфордской трилогии» Робертсон Дэвис высказывает предположение, что избитая истина, относящаяся к писательству, живописи, верховой езде и вранью, касается и магии: кому-то дано, а кому-то нет.

Старший сын Браунов принадлежал к последней категории.

В «Пятом персонаже», первом из трех дептфордских романов, очарованный магией рассказчик (примерно одних с Хилли лет) с грехом пополам исполняет фокусы перед благодарной, доверчивой публикой, состоящей из одного-единственного мальчика младше его (погодка Дэвида), и вдруг, по иронии судьбы, обнаруживает у младшего подлинный талант к магии, которого сам начисто лишен. Малыш посрамляет рассказчика с первой же попытки спрятать в ладони шиллинг.

На этом, собственно, сходство между историями заканчивается: Дэвид Браун был ничуть не талантливее старшего брата. Но зато обожал его и мог часами сидеть, не сводя с Хилли терпеливого, внимательного, любящего взгляда, даже если тот не пытался заставить валетов «бежать из горящего дома», а домашнего кота по кличке Виктор – выскочить из цилиндра (потом кот нагадил туда, и шляпу пришлось выбросить), а вздумал прочесть ему лекцию о термодинамических свойствах пара или родословие Христа согласно Евангелию от Матфея.

Нельзя сказать, чтобы Хилли оказался совсем уж бездарным иллюзионистом; это было бы неправдой. Вообще-то его ПЕРВОЕ МАГИЧЕСКОЕ ГАЛА-ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, состоявшееся на заднем дворе в тот самый день, когда Джим Гарденер покинул Трою, чтобы присоединиться к «Новоанглийскому поэтическому каравану», произвело довольно сильное впечатление. Дюжина ребятишек – в основном друзья Хилли, а за компанию с ними, для массовки, несколько детсадовских приятелей Дэвида – плюс четверо или пятеро взрослых пришли посмотреть на фокусы. Львиная доля из дюжины трюков действительно удалась, но не благодаря способностям юного артиста, а исключительно из-за отчаянного упорства, проявленного им во время бесчисленных репетиций. При отсутствии божьей искры весь ум и вся решительность во вселенной не способны породить и каплю искусства – зато иногда могут создавать великолепные подделки под него.

Кроме того, надо отметить: создатели набора, купленного Брайаном практически наугад, специально изыскали трюки, главное в которых – не ловкость или талант (они были уверены, что большинство начинающих фокусников бездарны и неуклюжи), а хитроумные приспособления. К примеру, надо сильно постараться, чтобы провалить трюк с умножением монет. То же касалось и волшебной гильотины в миниатюре с отчетливой надписью «Сделано в Тайване», отштампованной на пластмассовой подставке, и настоящим бритвенным лезвием. Когда один из нервничающих зрителей (или уже искушенный Дэвид) вкладывал палец в отверстие над дыркой, в которую была вставлена сигарета, Хилли резко опускал лезвие, и оно рассекало сигарету пополам… но палец чудесным образом оставался цел.

Однако не все фокусы выглядели эффектно только за счет механических приспособлений. Хилли часами упражнялся двумя руками тасовать колоду, чтобы нужная карта «перелетала» с места на место, и добился кое-какого успеха. Он и не подозревал о том, что отрабатывает умение, полезное скорее для шулера вроде «Подмышки» Барфилда, нежели для настоящего мага. Стоит собрать более двух десятков зрителей, как уютная атмосфера гостиной теряется и даже самые зрелищные трюки с мелкими предметами перестают производить впечатление. Впрочем, публика Хилли была не столь многочисленна; и дети, и взрослые пришли в восторг, когда юный маг невозмутимо сорвал с вершины колоды карту, только что засунутую кем-то в самую середину. Или когда Розали Скехан обнаружила у себя в застегнутой сумочке выбранную наугад карту, которую лично спрятала в лежащей на столе стопке. И разумеется, когда «валеты сбежали из горящего дома» (пожалуй, лучший в истории карточный фокус).

Случилась и пара осечек, куда же без них. Хилли без «косяков», как заявил той же ночью Брайан в постели, – все равно что «Макдоналдс» без гамбургеров. Когда мальчик попытался вылить кувшин воды в носовой платок, взятый взаймы у почтальона Джо Полсона, которому через месяц предстояло поджариться, – вымок не только платок, но и передняя часть штанов юного мага. Потом Виктор наотрез отказался выпрыгивать из цилиндра. Но хуже всего получился фокус, над которым Хилли работал до седьмого пота: «Исчезновение монет». Он ловко спрятал эти шоколадные кругляши «Манчи мани» в золотых обертках, но потом, при неуклюжем повороте, они взяли и высыпались из рукава, вызвав всеобщее ликование и бешеные аплодисменты друзей.

В конце представления зрители устроили искреннюю овацию. Все наперебой уверяли, что Хилли – настоящий волшебник «для своих десяти лет». И только три человека не согласились с этой оценкой: Мэри Браун, Брайан Браун, ну и, конечно, сам «юный маг».

– Он так и не нашел свое, правда? – спросила Мэри той ночью в постели.

Оба понимали, о чем речь: о божьих планах на Хилли. Ведь зачем-то господь поместил этот яркий прожектор в голову мальчугана.

– Нет, – ответил Брайан после долгого задумчивого молчания. – Вряд ли. Но как он старался! Вкалывал как ломовая лошадь, правда?

– Да уж, – согласилась Мэри. – Приятно было смотреть. Значит, может сосредоточиться и не метаться туда-сюда, если сильно захочет. Только это как-то грустно. Он трудился, словно студент перед выпускными экзаменами.

– Понимаю.

Мэри вздохнула:

– Ну что ж, представление позади. Думаю, теперь он переключится на что-нибудь еще. И рано или поздно отыщет свое.

Поначалу казалось, что мать не ошиблась с прогнозом: на смену интересу к магии пришел интерес к муравьиным фермам, лунным камням и чревовещанию. «Набор юного мага» перекочевал из-под кровати, где хранился на случай, если Хилли пробудится среди ночи с какой-нибудь новой идеей, на захламленный письменный стол. Знакомая увертюра к уже знакомой пьесе, подумала Мэри. Кончится тем, что коробка осядет в глубинах пыльного чердака.

Однако разум Хилли вовсе не думал переключаться – не так просто он был устроен. Две недели после гала-представления мальчик провел в самом черном унынии. Родители не почувствовали этого и ни о чем не догадывались. Дэвид догадывался, но что он мог поделать в свои четыре года? Только надеяться, что в один прекрасный день брат воспрянет духом.

Все это время Хилли пытался освоиться с непривычной мыслью: впервые в жизни он потерпел неудачу в деле, в котором по-настоящему хотел преуспеть. Аплодисменты и поздравления – это приятно, само собой (мальчик не стал опускаться до того, чтобы принять искренние похвалы за проявление обыкновенной вежливости)… но он был возмущен до глубины души. В иных обстоятельствах это качество могло бы сделать из Хилли великого артиста: искренней похвалы ему было недостаточно. «Что она собой представляет? – рассуждал он. – Так растяпы и неудачники восхваляют людей, достигших хотя бы низшего уровня мастерства».

В общем, этого ему было мало.

Разумеется, Хилли не мог рассуждать об этом взрослыми словами… но думал он именно так. Узнай мать его мысли – ух и злилась бы! Ведь гордыня, как она научилась из Библии, всегда предшествует падению. Можно не сомневаться: мать рассердилась бы даже сильнее, чем в тот день, когда мальчик чуть не выскочил на проезжую часть на санках перед бензовозом. Или когда он собрался искупать кота в бачке унитаза. «Чего же ты хочешь? – воскликнула бы она, картинно всплеснув руками. – Нечестных похвал?»