К наступлению сумерек войска Национальной гвардии отрезали Хейвен от внешнего мира. Военные оцепили город. Те, что занимали наветренную позицию, были облачены в дыхательное снаряжение.

Торгюсону с Вимсом удалось выбраться из зараженной зоны. Правда, не на автомобиле. Движок сдох, и машина была мертва, как Джон Уилкс Бут. Попеременно дыша кислородом, они максимально растянули имеющийся запас. И к тому времени, когда исчерпались все резервы, они были на территории Трои, где уже свободно могли дышать атмосферным воздухом. По счастью, ветер их пощадил, рассказывал потом Клодель Вимс. Они вышли из «зоны загрязнения», как впоследствии она будет называться в правительственных документах с грифом «совершенно секретно», и представили первый официальный отчет о том, что происходит в Хейвене. Правда, к тому моменту в органы поступило уже около сотни неофициальных сигналов о смертоносном воздухе и тысячи – о гигантском НЛО, который видели выплывающим из дыма в Большом индейском лесу.

Вимс отделался носовым кровотечением. Торгюсон лишился дюжины зубов. Оба искренне считали себя везунчиками.

Поначалу в оцеплении стояли лишь бойцы национальной гвардии Бангора и Огасты. К девяти вечера подошло подкрепление из городов Лаймстоун, Преск-Айл, Брансуик и Портленд. К рассвету из городов «восточного коридора» подтянули еще с тысячу вооруженных гвардейцев в полной боевой амуниции.

В промежутке с семи вечера до часа ночи Объединенное командование ПВО Североамериканского континента совещалось на экстренном заседании. По шкале ДЭФКОН ситуации был присвоен второй уровень оборонной готовности[115]. Президент, забрасывая в рот горсти желудочных таблеток, кружил по Среднему Западу на высоте шестидесяти тысяч футов в «Увеличительном стекле»[116].

К шести вечера на место событий приехал представитель ФБР. К семи пятнадцати – человек из ЦРУ. До восьми они шумно спорили по поводу юрисдикции. В девять пятнадцать взбешенный и напуганный агент ЦРУ по фамилии Спаклин застрелил агента ФБР по фамилии Ричардсон. Инцидент быстро замяли; Гарденер с Бобби прекрасно поняли бы почему. К тому моменту на место подтянулась «полиция Далласа».

После того как старый пистолет дал осечку, в кухне наступила оцепенелая тишина. Голубые глаза Гарда смотрели в непроглядную зелень глаз Бобби.

– Ты пытался, – начала было Бобби, и ее слова

(пытался!)

эхом отозвались в мыслях Гарда. Казалось, пауза затянулась на целую вечность – и вдруг разлетелась, брызнув осколками битого стекла.

Мгновением раньше от неожиданности Бобби выронила из руки фотонный пистолет, теперь спешно его подхватила. Другой возможности не будет. В суматохе она даже забыла спрятать свои мысли, и Гард почувствовал ее смятение – шок от осознания того, какой шанс она ему дала. И теперь Роберта твердо вознамерилась расквитаться: второй раз она так не оплошает.

Счет шел на секунды. Правой рукой Гард ничего сделать не мог – он держал ее под столом, в ней был зажат ствол. Бобби уже наводила фотонный пистолет, когда Гард свободной левой резко толкнул стол на нее. Тот поехал, ножки скрипнули, столешница впечаталась в грудную клетку Бобби, уродливо выгнутую, словно впереди у нее выступал горб. И в тот же миг из дула игрушечного пистолетика, подсоединенного к большой магнитоле Хэнка Бака, вырвался ослепительный зеленый луч. Вместо того чтобы угодить в грудь Гарда, луч взметнулся, проскочив выше плеча на целый фут, но все равно кожу под рубашкой неприятно защипало, словно бы на поверхности плясали брошенные на горячую сковородку капельки влаги – так ощущался зловещий танец молекул.

Гард нырнул вправо, чтобы увернуться от луча, здорово саданулся ребром о край стола, ненароком еще больше сдвинув его в сторону Бобби. Удар пришелся ей под дых, стул накренился, завис в неустойчивом положении – и с грохотом повалился назад. Бобби опрокинулась на спину. Зеленый свет ухнул вверх, пробежал по потолку. Гарденеру тут же вспомнилось, как парни с мощными фонарями по ночам выходят на посадочную полосу аэропорта и машут, указывая самолетам путь.

Послышался резкий хруст, словно кто-то раздирал надвое лист клееной фанеры. Гард машинально поднял голову и увидел, как тонкий зеленый луч из фотонного пистолета прожигает в потолке глубокую длинную щель. Гарденер вскочил на ноги, и тут его рот, на удивление, вновь открылся в неодолимом зевке. В голове дребезжащим эхом отдавались мысли Бобби.

(ствол у него ствол он пытался меня застрелить гаденыш пытался меня застрелить у него).

Гард хотел унять злость, заблокировать мысли, но не смог. Бобби лежала, зажатая между столом и перевернутым стулом, и бешено верещала внутри его головы. Она уже наводила на него дуло для следующего выстрела.

Гард поднял ногу и ненароком зацепился за стол. Скорчился от боли. Стол перевернулся, бутылки, таблетки, магнитола – все полетело вниз, прямиком на Бобби. Пиво расплескалось, брызнуло ей в лицо и струящейся пеной потекло по «новой и улучшенной» прозрачной коже. Магнитола грузно плюхнулась ей на шею и кувыркнулась на пол, приземлившись в мелкой лужице пива.

Взрывайся, паскуда! Давай! Взорвись уже наконец! – кричал Гарденер вне себя от злости. Давай самоуничтожайся! Взрывайся, гадина!

И магнитола взорвалась. И даже больше. Она будто стала разбухать – и разлетелась на куски со звуком рвущейся ветоши, плюясь брызгами зеленого пламени, словно бутылка с зажигательной смесью. Бобби заорала – уши закладывало от этих воплей, но то, что происходило на ментальной волне, было стократ хуже.

Гарденер кричал вместе с ней, не слыша собственного голоса. Он увидел, что на Бобби загорелась рубашка, и дернулся к ней, не понимая, что делает.

Рванулся вперед, на ходу машинально выронил пистолет, и на этот раз тот выстрелил. Пуля угодила ему в лодыжку, размозжила кости. Рассудок захлестнуло потоком жгучей боли, словно обдало порывом жаркого ветра. Гарденер вскрикнул, подволакивая ногу, шагнул вперед – в голове звенело от жутких криков Бобби. Можно сойти с ума. Эта мысль принесла облегчение. Когда он окончательно лишится рассудка, все эти мелочи перестанут его волновать.

И тут вдруг на одну секунду перед Гардом предстала его собственная, прежняя Бобби.

Ему показалось, что она пробует улыбнуться.

А потом вновь начался адский ор. Бобби кричала, пытаясь сбить с себя пламя, в котором ее тело таяло, будто свечное сало. Она билась и кричала, кричала и билась. Это было невыносимо – невыносимо для них обоих. Он нагнулся, поднял с пола треклятый ствол. Теперь оставалось взвести курок, а для этого нужны оба больших пальца одновременно. Раненая лодыжка отошла на второй план, несравнимо страшнее была мучительная агония Бобби, многократно перекрывавшая его собственную боль. Удерживая в руках пистолет Хиллмана, Гард прицелился ей в голову.

Сработай, наконец, дрянная железяка, умоляю, сработай.

А что, если он выстрелит, но промахнется? Что, если это последний патрон и магазин пуст?

Не унять дрожи в проклятых руках.

Гард рухнул на колени, словно им овладело неистовое желание молиться. Подполз к Бобби, которая орущим огненным коконом металась на полу. Он ощущал ее запах; видел, как на коже пузырятся черные обломки пластмассы. Потерял равновесие и чуть не свалился на нее, а потом приставил к ее шее дуло пистолета и спустил курок.

Опять осечка.

А Бобби меж тем кричала и кричала, вопила в его голове.

Он вновь передернул затвор. Почти получилось. Потом тот выскользнул. Чиркнула насечка.

Господи, помоги мне в последний раз поступить по-дружески.

На этот раз он оттянул затвор до предела. Надавил на спусковой крючок. Раздался выстрел.

Крик сменился громким трескучим гулом внутри головы. Ментальная связь разорвалась. Гард воздел взгляд к небесам. Яркий солнечный луч упал сквозь прорезь в крыше и потолке, надвое рассекая лицо. Гард пронзительно заорал.