– Господи, чем его так? – опешил Вимс. Дыхательная маска отчасти скрадывала его интонацию, но в голосе звучало явное смятение.

Ответа Торгюсон не знал. Однажды ему довелось видеть человека, сбитого снегоуборочной машиной. Труп выглядел примерно так же. Пожалуй, это наиболее близкое сравнение.

От места, где когда-то была голова убитого, до самой поясницы зияла сплошная кровавая рана. Пряжка от ремня глубоко впилась в тело.

– Боже… Прости, бедолага, – пробормотал Торгюсон, бережно опуская мертвеца на землю. По идее, можно было бы поискать бумажник с документами, но трогать это раздробленное тело ему совершенно не хотелось, и он пошел обратно к машине. Вимс держался рядом, с ружьем на перевязи. Меж тем где-то вдали, в западном направлении, сгущался дым. Впрочем, до них долетал лишь слабый смолистый запах.

– Бред какой-то, – пробормотал Вимс.

– А то.

– Жуткое место. Не нравится мне здесь.

– А то.

– Думается мне, линять надо отсюда да пожи…

И тут сзади раздался треск, и Торгюсону на миг почудилось, что к ним уже приблизился огонь – пусть еще недавно он был далеко в стороне, но во время Безумного чаепития возможно и не такое. Пока он оборачивался, до него дошло: то был не звук горящего дерева. Это ломались ветки.

– Черта с два! – заорал Клодель Вимс.

У Торгюсона отвалилась челюсть.

На них тупо пер тот самый автомат для продажи газированных напитков. Он опять вышел на боевой рубеж и на этот раз выскочил из придорожных кустов. Стеклянный дисплей был разбит. Большая прямоугольная жестянка с поцарапанными боками зависла над землей. На передней панели виднелась чудовищно красноречивая вмятина, словно вышедшая из-под резца скульптора.

Она походила на половину чьей-то головы.

Вырулив с обочины, автомат для газировки на какое-то время замер над дорогой. Сейчас он смахивал на цветастый гроб, раскрашенный нелепыми яркими красками. Он выглядел бы забавным, если бы не кровавые потеки и брызги, которые уже начали подсыхать.

Автомат ненавязчиво жужжал, внутри что-то щелкнуло, словно сработало реле. Наверное, там неисправность, но как же тогда он…

И тут автомат ринулся на них.

– Хрень господня! – заорал Вимс. В его голосе слышался ужас пополам с безумным смехом.

– Вали его! Вали! – крикнул Торгюсон и отскочил вправо.

Вимс попятился, споткнулся о тело Леандро, упал. Какая небывалая тупость и небывалая удача. В нескольких дюймах от него просвистел автомат для газировки. Пока тот описывал дугу, собираясь выйти на новый вираж, Вимс успел сесть и один за другим выпустил в агрессивную железку три заряда из ружья. На стенках ящика расцвели вогнутые воронки с черной сердцевиной. Механизм зажужжал и замер в воздухе, непроизвольно подергиваясь, словно припадочный с хореей Гентингтона.

Торгюсон выхватил из кобуры пистолет и выпустил четыре пули. Автомат с бутылочками кока-колы рванул к нему, но так и не сумел набрать скорость – движения его были ленивы, словно он погружался в летаргический сон. Рывок, остановка, рывок, остановка и снова рывок. Его водило из стороны в сторону, как пьяного. Жужжание стало надрывным. Сквозь дверцу липкими струйками побежала газировка.

Торгюсон с легкостью увернулся, когда автомат сделал очередной выпад.

– Ложись! – крикнул Вимс.

Торгюсон рухнул на землю. Лихо работая затвором, Клодель Вимс выпустил в агрегат еще три залпа. При последнем выстреле в железном чреве что-то взорвалось. Оттуда повалил черный дым, вырвался язык пламени, лизнув разукрашенный бок.

Зеленого пламени, отметил про себя Торгюсон.

Автомат гулко плюхнулся на дорогу в двадцати шагах от мертвого Леандро. Накренился, замер на миг и рухнул, брякнув, как пустая бочка. Зазвенело битое стекло. Секунды на три воцарилась тишина. Потом машина испустила протяжный гулкий скрип и осталась лежать на желтой разделительной полосе. Из отверстий в ее изрешеченной пулями красно-белой шкуре сочился дымок.

– Я выхватил оружие и пристрелил автомат с газированными напитками, сэр, – отрапортовал Клодель Вимс в маску.

Обернувшись, Торгюсон парировал:

– Но ты не сказал «Стой!» и не сделал предупредительный выстрел. Это попахивает служебным взысканием, болван.

Смерив друг друга взглядами, они расхохотались. От смеха Клодель чуть не надорвал живот.

И все же Торгюсона не отпускала мысль: зеленый. И хотя он продолжал хохотать, внутри ему было совсем не до смеха.

– Предупредительный выстрел, – задыхался Вимс. – Извини, брат, как-то не додумался.

– Нарушил его гражданские права, – добавил Торгюсон.

– Светит тебе служебное разбирательство, точно! – загибался Вимс. – О да, крошка! То есть, то есть…

Он плясал на цыпочках, этот здоровяк. И надо заметить, Клодель не был похож на балерину. Торгюсон вдруг понял, что и его ведет в сторону, голова пошла кругом. Они вдыхали чистый кислород. Дыхание стало учащенным. Казалось, воздуха уже не хватает.

– Хватит ржать! – скомандовал он, услышав свой голос будто издалека. – Клодель, кончай смеяться!

Кое-как он добрался до Клоделя – тот еле держался на ногах. Казалось, ковылял целую вечность. Почти уже дошел, запнулся и чуть не упал. Вимс подхватил его, и они замерли, покачиваясь, поддерживая друг друга, словно Рокки Бальбоа и Аполло Крид в конце первого раунда.

– Ты меня сейчас уронишь, дурень, – пробормотал Вимс.

– Да пошел ты, сам первый начал.

Постепенно мир вокруг обрел былую четкость. Он колыхался все меньше и меньше. Дыши спокойно, говорил себе Торгюсон. Медленный глубокий вдох, легче, легче. Уймись, сердце, бейся ровно. На последней сентенции хотелось прыснуть, но он сдержался.

Обхватив друг друга за талию, неверной походкой они направились к патрульной машине.

– Труп, – изрек Вимс.

– Забудь пока. Он мертв, а мы еще нет.

– Гляди! – сказал Вимс, когда они проходили мимо останков Леандро. – Голубки вырубились.

Синие проблесковые маячки на крыше автомобиля, получившие нежное прозвище «голубки», не светились. Что странно, ведь по прибытии на место происшествия полицейские обязаны всегда оставлять мигалку включенной, и это укоренилось в сознании.

– А ты их… – Торгюсон умолк на полуслове.

В природе будто что-то поменялось. Небо померкло среди бела дня – словно солнце заволокло тяжелыми тучами или наступило затмение. Они переглянулись, и тут… Торгюсон увидел ее первым. Огромная серебристая фигура выплывала из дымного облака, мерцая на свету лоснящимся боком.

– Хрень господня! – взвизгнул Вимс, сдавив смуглой ладонью руку Торгюсона.

Торгюсон этого даже не почувствовал, хотя на следующий день на его руке проступили синюшные отпечатки массивной пятерни.

Она поднималась все выше и выше, накренившись под углом градусов в сорок. Отраженный солнечный свет играл на блестящем металлическом корпусе. Казалось, она немного колышется, хотя это могло быть обманом зрения в дымном мареве.

Да и все это не может быть ничем иным. Обман зрения – и точка, решил про себя Торгюсон. Кислородный глюк.

А разве могут двое одновременно видеть одну и ту же галлюцинацию?

– Боже, боже мой, – простонал Вимс. – Это ж летающая тарелка, Энди, чтоб я сдох. Летающая тарелка!

На взгляд Торгюсона, она походила не столько на тарелку, сколько на армейскую жестяную плошку. Самую большую на свете жестяную плошку. Она поднималась вверх, все выше, и уже казалось, сейчас появится полоса сизого неба, отделяющая ее от дымных поручней, но нет, она все поднималась, заслоняя собой деревья. На ее фоне все вокруг сжалось до карликовых размеров. Дымовые столбы в лесу напоминали пару бычков в пепельнице. Она заполняла собой небо, закрывая горизонт. Эта штука поднималась над Большим индейским лесом в полной тишине, не издавая ни звука. Ни единого звука.

Они безумно пялились на чудну́ю громадину, вцепившись друг в друга, как дети, и Торгюсон даже подумал: а вдруг она на нас свалится…

А она все поднималась, простираясь над дымом и огнем, и не было ей конца и края.