— Лестница! Прошли на лестницу! — Солёный.

Время. Мало, очень мало времени!

Надо что-то делать… Что-то делать… Но ЧТО? Что, блин?

Я заходил по «точке», словно загнанный зверь. Спрашивать имя у завуча? Смысл? Мне не интересно, кто заказчик. Моя цель — запугать исполнителей, обеспечив себе в дальнейшем честность и непредвзятость. Имя пусть Бестия, она же министр образования сеньора Сервантес, пытает. Всё равно я знаю своих врагов, а кто из этих сеньоров унизился до такой малости — не принципиально.

Но что, блин, делать мне? Ибо я подставил Фрейю. «Пятёрка» не при чём, это не они «сливают» меня. М-да, я был худшего о сеньорах мнения, они не размениваются на мелочность. Ударят, без сомнений, но ударят по-крупному. Как только смогут. А экзамен… Да и чёрт с ним! А я, блин, себя накрутил…

«Делай что хочешь, но тот, против кого ты будешь работать, должен сказать ТАКОЕ, что мне простятся все грехи!»

Фрейя. Мышонок. Нет, раз я за это взялся — я тебя не подставлю! И доделаю работу. Факты не вскрылись? Нет. Вскрылись, но не вопиющие. За которые вряд ли отмажут за произведённый в школе погром и отравление токсином двух преподов, не считая разоблачения агентов. А по техзаданию он должен именно СКАЗАТЬ что-то…

— Слышь ты, 28145-14? — присел я рядом с корчащимся в муках своим преподом. — Давай не будем про булочки и кураторов. Давай лучше о тебе поговорим. Скажи, вот зачем ты это делаешь? — Пауза. — Зачем стучишь, строчишь доносы, портишь людям жизнь? Ты ведь не веришь на самом деле, что из всех этих ребят вырастут террористы. Ты ЗНАЕШЬ, что не вырастут! — прорычал я, вложив в голос энергию. — Как бы вольно не рассуждал школьник — он всего лишь ШКОЛЬНИК!!! И даже если станет оппозиционером — у нас ведь свободная страна! Каждый может выражать политические предпочтения. Зачем ты делаешь это?

Препода корёжило. Ох, как его корёжило! Крутило буквально. Но я должен вытравить из него эти слова, и я сделаю это. Ибо мой психопортрет этого сукиного сына говорил, что как бы он ни маскировался, так и есть.

— Ты их ненавидишь! — скривившись, зашипел я. — Ненавидишь, потому, что они — мразь! Пыль! Они уроды, с которыми власть нянчится, держа их за людей!

— Нет, она не считает их людьми! — продолжал давить я, сверкая глазами. — Вы не идиоты и всё видите. Но она их нянчит! Нянчится с этими грязными отродьями, давая им иллюзию равенства! И особенно королева, да? Эта шлюха, выскочившая замуж за одного из них, из их Земной метрополии и нарожавшая от него наследников! Это она всё делает, да, сеньор 28145-14? И ваша задача, вас, как патриотов, кто держит руку на пульсе, пресечь этот форменный беспредел, и вернуть на их место хотя бы тех из отродий, кто слишком громко о себе думает. Да, сеньор?

— Пош-шёл ты! — Злость. Раздражение. Ненависть.

— А я — предатель! — продолжал я. — Самый что ни на есть предатель! Поскольку я — латинос! Свой! Но выступаю на стороне этих упырей. За них я вышел на улицы в недавних схватках и дрался, против таких же латинос, как сам. Променял своих на чужих, причём на неполноценных чужих! Какая же я сука, правда, сеньор литератор?

Тот в ответ только запыхтел.

— А ещё у меня есть детоксин. — Я вытащил шприц и показал ампулу со снотворным. — Я могу дать его, но не дам. Я даю его только честным людям, кто отвечает за свои слова и поступки, кто признаёт правду и истину. Или я могу дать его ему, — кивок на воющего и валяющегося, перекатывающегося от нестерпимой боли второго препода. Он упал со стола и катался, пытаясь хоть чем-то заглушить творящийся с ним ад. — Скажи, сеньор 28145-14! Скажи как есть! Мы же все свои! И я дам вам обоим избавление. Ты прав, всё кончено, моё расследование провалилось — «контора» не при чём и в ней нет изменников. Но мы же с тобой понимаем, что к чему в этом мире? Да, мы по разные стороны баррикад, но мы же понимаем, правда?

— Шимановский, как же я тебя ненавижу! — захрипел вдруг сеньор литератор. — С первого дня ненавижу!..

— Да, ты предатель, мать твою! — заорал он, и мне даже пришлось встать и отойти на шаг. — Ты — Предатель с большой буквы! И был им с первого дня. Предатель, имеющий корни там, — палец в потолок, — которого пасли и поддерживали оттуда, куда простым смертным ходя нет, но раз за разом позиционирующий себя… ЭТИМ! — Слово «этим» было брошено настолько презрительно, что таких слов для описания просто не придумали. — Хотя к ЭТИМ ты отношения не имеешь, ты просто сын польской шлюхи! Польской, Шимановский! Тьфу! — Он сплюнул. — Я тебя ненавижу, что якшаешься с ними! Да, они — мрази! Они твари! И да, с ними нянькаются! НЕЛЬЗЯ С НИМИ НЯНЬКАТСЯ! — заорал он, видимо, на камеру. — Они ударят нам в спину. Они уничтожат нас, если расслабимся. Всех этих отродий из Сектора надо вышвырнуть с планеты! А раз мы не можем, не хотим этого — никто из них никогда не будет занимать в нашем мире никакие должности. Да, сучёныш, я работаю на Контору! Вот только ни грамма этого не стыжусь! Я горжусь этим! И горжусь, что не дал дорогу в Большие Люди самым гадким и потенциально опасным хмырёнышам из вашей диаспоры. Тьфу на тебя и всех вас!

— А теперь коли детоксин, твою мать! И начни с него, — кивок на коллегу, — я потерплю — я крепкий. Я сказал, что ты хотел — ты ведь это хотел услышать? — Он повернулся в аудиторию, где всё ещё сидели, чуть не спрятавшись под парты, пятеро студентов-неудачников. — Люди! Я — агент пятого управления! Но мне нисколько не стыдно, и ничего не жаль! И если мне дадут право прожить жизнь заново, я сделаю всё то же самое, и не буду раскаиваться! Коли, давай, сукин сын!

Я убрал ампулу в брюки.

— Детоксина нет, его не существует.

— Сволочь! — Сеньор не был обескуражен. Я ж и так предатель — подумаешь, снова предал.

— Жалеешь, что признался? — усмехнулся я.

— Плевать! И что вышвырнут с работы — плевать! — совершенно искренне рявкнул он. — Я всё равно буду делать всё, чтобы давить таких гнид, как вы. К счастью, далеко не все из вас обладают такими покровителями. — Злорадная усмешка… Но теперь я бессилен ему что-либо сделать. Пусть ухмыляется.

Теперь к аудитории повернулся я.

— Парни, камеру на меня, крупный план.

— Вань, сделали, но, блин, они на этаже, скоро вскроют и этот шлюз. Говори уже, блин, финальную речь, какая б он ни была!

Я прокашлялся.

— Уважаемые! Я, Хуан Шимановский, ученик школы генерала Хуареса… — Назвать поток и группу. — До меня дошла информация, что сотрудники пятого управления ИГ пытаются сорвать мой экзамен и с этой целью поручили его срыв своим агентам, пишущих для них доносы на потенциально неблагонадёжных школьников.

Пауза, собраться с мыслями. По шлюзу аудитории барабанили, били чем-то, пытались запустить движок — вручную он слишком тяжёлый. Поднять голову, продолжаем:

— Я обнародовал данные на двух агентов, но также ни о чём не жалею. И искренне считаю, что в стране давно пора сворачивать лавочку и с агентами в школах и с печатью неблагонадёжности в досье — эта система устарела на двадцать, а то и на тридцать лет, и только мешает нашему народу, а я считаю наш народ единым, жить. И вообще считаю, что пора устранять структуру, мешающую интеграции секторов, и пятое управление — главная из преград. Вы только что увидели признание одного из преподавателей, тех, кто сызмальства учит наших детей. Подумайте, ЧЕМУ такие, как он, их учат, и почему интеграция до сих пор топчется на месте. Да, это грубо, дрезко и за рамками закона, как я поступил, но зато уверен, меня услышат, и в стране, наконец, начнётся обсуждение данного вопроса.

Что же касается «слива» экзаменов — только что трое преподавателей признались, что некто приказал им это сделать, и все трое на это согласились. Я обращаюсь к министру образования сеньоре Аделии Сервантес — разберитесь, пожалуйста, с вверенной вам территорией и людьми, найдите правых и виноватых. Я намеренно не задал главного вопроса сеньору завучу, ибо считаю, это должны делать не хакеры «снизу», а вы, сотрудники министерства.