Тристан игнорирует его, он осматривает меня с ног до головы, словно проверяя, нет ли на мне царапин.

— Ты ранена?

— Нет, — отвечаю я. — Но я все равно хочу, чтобы ты их убил.

Он смеется — искренне смеется — откидывает голову назад и гогочет, дым вырывается вместе с его дыханием.

— Как Вы прошли через ворота? — Дядя Раф шагает вперед, его трость стучит о землю, когда он останавливается рядом со мной, несколько военных охранников следуют за ним.

— Ну, в прошлый раз мы пытались использовать туннели, но это не очень хорошо сработало, — Тристан ухмыляется.

Раф сжимает костяшки пальцев на своей трости и смотрит на нескольких охранников, разбросанных вокруг входа. Мой взгляд перемещается мимо них, и я замечаю клубы дыма за воротами, огненные пятна, колеблемые ветром.

— Позовите стражу, вы, имбецилы! — Дядя Раф плюет на солдат, которые стоят на месте.

— Вы конечно можете попробовать, — говорит Тристан. — Но мертвые не часто отвечают на призывы.

Майкл бросает меня на землю, и я качусь вперед, ударяясь лицом о бетон, а мое тело летит вниз по холодным каменным ступеням, пока я не оказываюсь на траве.

Я вскрикиваю от неожиданности, и когда глубоко вдыхаю, резкая боль пронзает мой бок. Я поднимаю взгляд и вижу, что Тристан ухмыляется, а его глаза становятся дикими.

— Я уже предупреждал тебя, что случится, если ты прикоснешься к ней, — говорит он. — Я пришел за расплатой.

— Я — король! Схватить его! — кричит Майкл.

Несколько охранников начинают двигаться, но колеблются и снова замирают.

— Они больше не подчиняются тебе, — голос Тристана смертоносен, и, как бы неуместно это ни было, мое тело нагревается, возбуждение вьется по мне от силы, которая наполняет его тон. — А те немногие, кто это делает, достаточно умны, чтобы понять, когда они ведут проигрышную битву. Видишь ли, брат, — продолжает он, приближаясь к нам, как будто совершает обычную прогулку по двору. — Пока ты проводил свои годы, устраивая вечеринки и потирая руки с высокопоставленными людьми. В то время как ты планировал, замышлял и убил нашего отца, — он делает паузу, и Майкл напрягается. — Я был в городах, в домах людей и в их ушах. Показывал им лучший путь. Показывал им, что произойдет, если они просто поклянутся мне в верности.

Майкл насмехается.

— Мы убили ваших жалких гиен. Их трупы гниют в туннелях, пока мы разговариваем.

Тристан смеётся, оглядываясь по сторонам.

— Ты всегда меня недооценивал.

И тут он поднимает руку вверх, щелкает запястьем, и тяжелые деревянные ворота рушатся, через них врываются десятки людей с яростью на лице и гиенами, нашитыми на рукава.

Моя грудь наполняется надеждой. Мятежники.

Тристан идет вперед, и я поднимаюсь на ноги, не обращая внимания на боль в боку. Он двигается огромными шагами и не останавливается, пока не дойдет до меня.

Как только он прикасается ко мне, мое тело оживает, его руки гладят меня по бокам и обхватывают мое лицо, не обращая внимания ни на кого.

— Позволь мне показать тебе, как выглядит настоящая революция, — шепчет он.

А потом он целует меня.

Сзади раздаются крики и вопли, и начинается хаос, хотя я не могу сказать, кто с кем сражается. Я слишком погрузилась в рот Тристана, чтобы заботиться об этом.

Он отрывается, и я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как двери замка слетают с петель, Эдвард, Шейна и Марисоль несут факелы, пламя ползет по стенам позади них.

Мое сердце колотится в груди, когда я вижу их, и мне приходится сдерживать рыдания, зная, что для эмоций будет время позже. Но даже сейчас я чувствую, что мы победим.

Тристан проводит рукой по моим волосам, прежде чем оторваться от них и направиться к брату.

— Где наша мать, она все еще здесь? Сожгу ли я ее заживо, или я буду удостоен удовольствия выследить её и свернуть ей шею?

Майкл качает головой туда-сюда, его глаза расширяются, когда он смотрит на несколько мертвых гвардейцев у своих ног, а затем переводит взгляд на Эдварда, который пинками ставит моего дядю Рафа на колени и направляет пистолет ему в голову.

— Нет! — кричу я, подбегая, чтобы встать перед ними.

Дядя Раф кашляет, глядя на меня.

— Ты всегда была самым умным ребенком. Спасибо тебе.

— Это ты убил моего отца? — спрашиваю я, мой голос низкий.

Его лицо опускается.

— Милая племянница, ты должна понять. Я…

Вскинув ладонь вверх, я прерываю его.

— Скажи мне! — кричу я. — Признайся, что это был ты. Это был ты с самого начала. Ты планировал это с самого начала, не так ли? Убил моего отца, а потом впился когтями в мое горе, переделывая его под свои цели.

Его глаза расширяются.

— Я всегда делал всё из любви. Для нашей семьи.

Я выдыхаю, смех, горе и гнев раздирают мои внутренности.

— Ты не любишь меня. Ты не любишь никого, кроме себя.

Он снова кашляет.

— Пожалуйста…

Я не даю ему закончить, мой кулак вырывается и врезается ему в лицо, пока кровь не брызгает из носа, и он не падает на спину. Потянувшись через его голову, я выхватываю факел из рук Эдварда, его вес успокаивает меня, когда он оказывается в моей руке. Затем я опускаю его ему на грудь, наблюдая, как загораются ткани его одежды. Он кричит, пронзительным высоким голосом, и летит вниз по лестнице, его больное колено заставляет его споткнуться и упасть, пока он катится по земле. Но в этом нет никакого смысла, и пока я смотрю, как он сгорает заживо, как пламя охватывает его так же, как лижет стены дальнего замка, я чувствую… пустоту.

Потому что, как оказалось, в мести нет счастья.

— Миледи, мы должны двигаться! — кричит Эдвард, хватая меня за руку и убегая от огня, который теперь пылает по краям двери. — Идите!

Я оглядываюсь по сторонам, мой желудок подпрыгивает в груди, когда я ищу Тристана, но его нигде не видно. И Майкла тоже нет.

— Где он? — кричу я, борясь с хваткой Эдварда, чтобы найти его.

— Он уже за воротами, идет за своим братом.

Тогда я сдаюсь, решив поверить ему, решив довериться, что после всего, после всего этого, он не собьет меня с пути.

И я поворачиваюсь, поднимаю юбки и бегу, пытаясь спастись от жара горящего замка, который бушует у меня за спиной.

55. Тристан

Майкл всегда был трусом, поэтому неудивительно, что он убегает, заставляя мое избитое и все еще заживающее тело преследовать его вокруг передней части замка и к краю утеса. Океан с яростью бьется о скалы под нами, а я иду к нему, впервые в жизни чувствуя, что он осознает, насколько я силён.

— Они никогда не позволят тебе править, — усмехается он. — Не после этого.

Я смеюсь, пробираясь вперед, пока он отступает к краю утеса.

— После чего? Пожаров, которые ты устроил, будучи безумным королем?

Его лицо темнеет.

— Они тебе не поверят.

— Думаю, ты поймешь, что я могу быть очень убедительным, — я подхожу ближе. Его голова поворачивается, и он отступает еще на шаг, гравий сыплется с уступа и со звоном ударяется о камни на пути вниз.

— Все эти годы, — я развожу руки в стороны, — ты мог взять меня под свое крыло и сделать из меня того, кто боготворит тебя, но вместо этого заставил меня ненавидеть себя.

— Ты так драматизируешь, — насмехается он.

— У тебя было всё, — шиплю я. — И всё, чего хотел я, так это немного от этого всего.

Его глаза расширяются, а рука хлопает по груди.

— У меня было всё?! Ты, должно быть, сошел с ума. Отец видел только тебя. Что бы я ни делал, всегда был только Тристан. Ты был единственным, кого он любил. Я был просто обязанностью.

Я стискиваю зубы, мое сердце раскалывается на две части.

— Ты не имеешь права говорить о нем. Не тогда, когда ты ответственный за его смерть.

Он снова насмехается.