Но я не двигаюсь с места.

Если смерть настигнет меня именно здесь, то, по крайней мере, это будет мой выбор.

Одной рукой он придерживает мое платье, а другой проводит кинжалом по бедру, вызывая острое ощущение в то время, как появляется неглубокая красная линия. Он еще не разрезал кожу, но уже опасно близок, и от предвкушения мои чувства обостряются, изнутри просачивается влага. Он просовывает кончик лезвия под кружево и смотрит на меня, его зеленые глаза пылают таким жаром, что, клянусь, я чувствую его вкус в своей душе.

— Ты доверяешь мне, Маленькая Лань? — спрашивает он.

Мое сердце замирает.

— Нет.

Он ухмыляется.

— Хорошо.

А потом он щелкает ножом, распарывая ткань, и холодный воздух хлещет по моей голой коже, заставляя меня задыхаться от внезапного холода. Но мне не стоит беспокоиться, потому что вскоре его рот оказывается на мне, его нос упирается в мои мягкие кучеряшки, а его язык ласкает мой чувствительный бугорок, заставляя его пульсировать и набухать с каждым движением.

Я стону, мое тело прислоняется к дереву, пальцы путаются в его взъерошенных локонах, я прижимаюсь бедрами к его лицу, позволяя ему сосать мою киску, как будто он отчаявшийся мужчина.

— Я… — я задыхаюсь, ощущения почти невыносимы. Он попеременно лижет меня длинными движениями и втягивает в рот, его щеки впадают, когда он это делает.

— Я не могу… — мои пальцы тянутся к его голове, разрываясь между попыткой отстранить его или удушить его целиком, давление накатывает на меня слишком сильно и слишком быстро. Когда все сжимается, пока я не отключаюсь от удовольствия, я отталкиваю его, вырывая его волосы с корнем, отдаляя его от своей пульсирующей киски.

Я глубоко и неуверенно дышу, мой разум кружится, а мышцы напряжены и умоляют об оргазме. Он роняет кинжал на землю и скользит вверх по моему телу, его глаза темнеют, а рот блестит. Я чувствую запах своего возбуждения, и это заставляет мои нервы зудеть. Мне хочется придвинуться и слизнуть влагу с его губ, просто чтобы увидеть, какая я на вкус, только с его языка.

Его руки берут мои запястья и поднимают их над головой, ствол дерева холодит мою перегретую кожу, когда он сжимает их в одной из своих ладоней.

— Не отдаляй меня от себя, — требует он.

Его другая рука скользит по внутренней стороне моего бедра, находит меня, влажной и нуждающейся, и он вводит два пальца внутрь, загибая их вперед, чтобы тереться о мои внутренние стенки.

— О, Боже, — вскрикиваю я, мои ноги подгибаются, когда удовольствие накатывает на меня яростными волнами.

— Какая грязная маленькая лгунья, притворяющаяся, что не хочешь кончить для меня, — шепчет он мне на ухо, его хватка крепнет.

Я выгибаю спину, жар накапливается в глубине меня и распространяется наружу, пока я не могу мыслить здраво.

— Так наивная, раз полагаешь, что я остановлюсь, если ты скажешь мне «нет».

Его большой палец прижимается к моему набухшему клитору, прежде чем отпустить его, заставляя мою киску сжиматься вокруг его толстых пальцев, мои внутренности извиваются так туго, что это крадет мое дыхание.

— Пожалуйста, — умоляю я, начиная бредить от его подразниваний.

— Пожалуйста, что, Маленькая Лань?

— Заставь меня кончить, мне нужно кончить.

— Ты заслуживаешь этого? — спрашивает он.

— Я убью тебя, — огрызаюсь я, разочарование переполняет меня, как бурлящий котел.

Он смеётся, водя пальцами внутрь и наружу, в мучительном темпе, который держит меня на грани того, чтобы взорваться, но при этом этого недостаточно, чтобы я вспыхнула.

— Скажи мне, что ты моя, ma petite menteuse. Что ты не принадлежала ни одному мужчине.

Гнев взрывается внутри меня, как выстрел, я раздражена тем, что он думает, что может контролировать меня так, как сейчас. Раздражена, что это, кажется, работает. Открыв глаза, я встречаю его взгляд.

— Но тогда я была бы лгуньей.

Он весь напрягается, его движения замирают.

— Кто?

— Не твоё дело.

— Скажи мне его имя, — произносит он. — Чтобы я мог выследить его и разрубить на куски.

Я выгибаю спину, пока моя грудь не прижимается к его торсу.

— Нет.

Он ухмыляется, испуская контролируемый вздох, и отпускает меня так быстро, что я падаю на землю.

— Тогда ты не заслуживаешь того, чтобы кончить.

— Ты помешанный, Тристан! — кричу я ему вслед. Но он уже уходит, оставляя меня задыхающейся и разъяренной.

35. Сара Б.

— Меня это не волнует, дай мне поговорить с братом!

Голос Майкла высокий и напряженный, такой громкий, что я прижимаюсь спиной к стене. Мой дядя стоит по другую сторону своего стола, его тело напряжено, он опирается на свою трость из темного дерева. Он смотрит на меня, его ледяные глаза темные и яростные, как будто это моя вина.

Я даже не знаю, что происходит. Я проснулась от того, что Офелия распахнула мою дверь и сказала, что король требует меня видеть. У меня едва хватило времени, чтобы дать ей одеть меня, и в результате я и близко не выгляжу презентабельно. Мои волосы все еще в естественном состоянии, вьются и пушатся, касаясь середины спины, и у меня было время только на то, чтобы взять простое дневное платье без корсета. Я чувствую себя голой и как будто вошла в комнату с заряженным пистолетом.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Дядя поворачивается и смотрит на меня. Я снова ошеломлена его явным гневом. Я видела это несколько раз, особенно когда он страстно говорил о мести за моего отца, но впервые это направлено на меня.

Мой желудок падает на пол, а лицо накаляется, как будто внутри него взорвалась тысяча солнц.

Они узнали о прошлой ночи?

Невозможно. Я бы была брошена в подземелье, а не стояла здесь без кандалов и цепей.

— Что случилось, — начал мой дядя. — Так это то, что твой кузен — мой сын — был похищен.

Мои легкие отказывают.

— Что?

— Стоп… стоп… стоп! — кричит Майкл, его руки поднимаются, чтобы потянуть себя за волосы. Мои глаза расширяются, когда я смотрю на него, замечая бледность кожи и глубокие синевато-фиолетовые мешки под глазами.

Он выглядит больным.

— Они знают, — бормочет он про себя. — Он, должно быть, рассказывает им.

Я делаю шаг вперед, мои внутренности сотрясаются от его бреда. Я не знаю, что его так вывело из себя, но что-то подсказывает мне, что нужно действовать осторожно.

— Ваше Величество, кто знает?

Его глаза переходят на мои, и он подталкивает вперед квадратный деревянный ящик с запыленными петлями из черного металла и изображением, вырезанным на дереве сверху. Подойдя ближе, я понимаю, что это гиена, стоящая на мертвом льве — зубы обнажены, а в черных глазах отражается пламя.

Детали безупречны, и прежде чем я успеваю подумать дважды, мои пальцы уже гладят углубления, завороженные замысловатым рисунком.

— Откройте его, — шепчет Майкл.

Я открываю, и мой желудок взбунтовывается от увиденного, тошнота подкатывает к горлу. Это рука; отрубленная у запястья, с засохшей кровью, запекшейся на каждом сантиметре кожи, так что кажется, будто ее грызли. А прямо рядом с ней — пара очков в роговой оправе.

— Это…? — спрашиваю я, переводя взгляд с Майкла на дядю.

Раф кивает, его ноздри раздуваются, когда он стучит основанием трости по полу.

— Здесь записка, — шепчет Майкл, его голос дрожит.

Он протягивает мне лист бумаги, но прежде чем я успеваю разглядеть, что там написано, дверь распахивается, и Тристан вальсирует внутрь, словно ему принадлежит вся комната и все, кто в ней находится. Его пронзительные нефритовые глаза останавливаются на мне, его взгляд скользит вверх и вниз по моей фигуре, вспыхивая, когда он пробегает по моим распущенным волосам.

— Тристан, наконец-то, — Майкл выдыхает.

— Ты звал, брат? — Тристан улыбается, проходя дальше в комнату. — Ты выглядишь ужасно, плохо спал?