Ее губы истончаются, но она сгибается в реверансе, прежде чем отправиться по коридору, скорее всего, чтобы настучать на меня, как на ребенка. Я поворачиваюсь обратно, чтобы уделить внимание Полу, моя грудь напрягается, когда я замечаю глубокие хмурые морщины на его лице.

— Пол, там…

Он качает головой, сморщив нос, когда смотрит вниз.

— Они даже не собираются похоронить его должным образом, — он скрипит зубами, его глаза сверкают. — Вы можете в это поверить?

— Что? — моя рука летит к груди. — Они должны, они… он королевский гвардеец.

Вода оседает на его веках, и моя грудь трескается, когда я подхожу ближе, беру его руки в свои и сжимаю.

— Пол, — эмоции забивают мне горло. — Мне так жаль, это была моя вина, и я…

— Не беспокойтесь, миледи, — он отстраняет одну из своих рук и приподнимает мой подбородок. — Он умер, делая то, что хотел.

Я выдыхаю с неверием, закатывая глаза, чтобы остановить слезы.

— Что, будучи мучеником?

Он улыбается.

— Защищая Вас.

Мой желудок сводит судорогой, и я вдыхаю, мое лицо скривилось от того, как тяжело прозвучали эти слова.

— Знаете, — шепчет он, его хватка крепчает вокруг моих пальцев. — Я не уверен, кто хуже, люди, которые убили его, или те, кто не хочет чтить его память.

Он колеблется, убирая другую руку, чтобы вытереть одинокую слезу, которая стекает по его щеке.

— По крайней мере, мятежники заботятся о своих.

Мои нервные окончания напрягаются, и я наклоняю голову.

— Откуда ты это знаешь?

Пол отпрянул назад, провел рукой по своим рыжим волосам, избегая моего взгляда.

— Сара.

Глубокий голос прорезает напряжение, и я оглядываюсь, чтобы увидеть дядю Рафа, стоящего в коридоре, одна рука в кармане, другой он опирается на трость.

Я улыбаюсь.

— Дядя, я как раз шла к тебе.

— Миледи, — бормочет Пол, спеша по коридору.

Он не поворачивается и не здоровается с моим дядей, и это не проходит незамеченным: Раф смотрит в спину Пола, когда тот удаляется по коридору.

— Ты планируешь заставлять короля ждать весь день? — спрашивает он.

У меня внутри все переворачивается от отвращения, но я шагаю дальше, понимая, что сейчас, как никогда, важно действовать осторожно. Если он узнает, что я делала прошлой ночью, я не уверена, как он отреагирует.

В лучшем случае, он назовет меня предательницей и отречется меня от семьи.

А в худшем? Я даже не уверена.

Тревога бурлит в моем нутре, пока я пробираюсь к нему, я боюсь, что когда я подойду слишком близко, он почувствует запах Тристана на моей коже. Заметит разницу в моей походке или новый ритм моего сердца, кричащего о том, что принц Фааса владеет моей душой и телом.

Мне до боли хочется найти его, даже сейчас, и чувство вины от этого зарубцовывается в горле, пока не разбухает.

Когда я достигаю его, я жду… хотя чего именно, я не знаю. Может быть, осознания того, что кто-то пытался покончить с моей жизнью всего за день до этого. Может быть, признания того, что я не в порядке.

Но оно так и не приходит.

И когда мы входим в столовую, и он провожает меня за длинный стол, за которым не менее двадцати мест, а над нами сверкают нарядные хрустальные люстры, я просто чувствую пустоту.

Майкл сидит во главе стола, одетый в дорогие вечерние одеяния, на его лице улыбка, и отвращение накатывает на меня; самое сильное, какое когда-либо было.

— Леди Беатро, Вы прекрасно выглядите, — говорит Майкл, когда слуга отодвигает стул, позволяя мне сесть.

Я оглядываюсь и улыбаюсь, благодаря их, а Майкл гримасничает.

— Ваше Величество, приятно видеть, что Вы хорошо себя чувствуете.

Дядя Раф почти сразу же начинает рассказывать ему о созыве встречи с Тайным советом, и пока я сижу и слушаю, делая маленькие глотки воды из своего стакана, я понимаю, что он вошёл в ту же роль, что и его сын, советуя королю. А это значит, что он не собирается в ближайшее время возвращаться домой. Интересно, как моя мать справляется в одиночестве, хотя я сомневаюсь, что она хоть раз подумала обо мне после моего отъезда.

На стол приносят первое блюдо, и мой кишечник ворчит, не в силах переваривать пищу, когда мои внутренности так рвутся и метаются. Я ерзаю на стуле, чтобы боль между ног пронзила меня и напомнила, что Тристан был рядом. Что ему не все равно, даже когда кажется, что никого больше не заботит мое состояние. Странно, что одно воспоминание о нём приносит мне утешение, но я приветствую его, желая, чтобы хоть что-то не давало мне сломаться и разрушить все, ради чего я приехала в Саксум.

Я прочищаю горло.

— Это правда, что у вас нет достойной службы для Тимоти?

Слова вылетают у меня изо рта прежде, чем я успеваю их остановить, и дядя бросает на меня острый взгляд, его вилка останавливается на полпути ко рту.

Майкл, который отпивал из своего бокала, ставит его обратно на стол и смотрит на моего дядю, а затем снова на меня.

— Все верно. Мы думаем, что без неё будет лучше.

Злость бурлит в моих венах, как лава.

— Он заслуживает почестей за свою службу.

— Мятежники воспримут это как победу, — вклинился мой дядя. — Мы не можем дать им такого удовлетворения.

Я выдыхаю, мой позвоночник выпрямлен.

— У них уже есть победа. Они убили человека, который выполнял свою работу, защищая меня.

— Сара, хватит, — говорит мой дядя.

Я наклоняюсь вперед, пока мои ребра не ударяются о край стола.

— Когда он лежал на грязной земле, схватившись за мои запястья и борясь за воздух, это я держала свои руки по локоть в его груди, пытаясь заставить его сердце биться. Это я молила Бога, чтобы он пощадил его, чтобы вернул всё, как было… — мой голос надламывается, и мой кулак хлопает по столу. — Чтобы забрал меня вместо него.

— Он не должен был даже разговаривать с тобой, — говорит Майкл.

Я поворачиваюсь к нему, моя челюсть сжимается.

— Не беспокойтесь, Ваше Величество. Теперь он больше никогда этого не сделает.

Глаза Майкла расширяются от моей вспышки, его челюсть напряглась. Я закрываю рот дрожащей рукой, тошнота подкатывает к горлу.

— Простите, если вы меня извините. Я чувствую себя довольно плохо. Думаю, мне нужно прилечь,

— Сара, — снова начинает дядя Раф.

Я протягиваю руку, чтобы остановить его.

— Я в порядке, дядя. Полуденный отдых всё исправит.

Вскочив со стула, деревянные ножки которого скребут по полу, я бросаю салфетку на пол и выбегаю из комнаты, боясь, что если задержусь еще хоть на мгновение, то наговорю такого, чего потом не смогу забрать обратно. А это последнее, чего я хочу.

Но мне не стоит беспокоиться, потому что за мной никто не идет.

———

Костер давно потух, и я сижу перед ним, а в груди саднит от грусти.

Шейна так и не пришла.

Я злюсь. И, честно говоря, немного боюсь, что девушка, которую, как мне казалось, я знала, на самом деле женщина, о которой я ничего не знаю. Полагаю, это правильно, учитывая, что она мало что знает обо мне.

Взглянув на коричневые напольные часы, тикающие на дальней стене, я вздыхаю, решив сосредоточиться на том, что я могу контролировать — узнать больше о туннелях.

Подушки дивана скрипят, когда я встаю и прохожу из гостиной к своей свежезастеленной кровати. Опустившись на колени, я заглядываю под раму матраса, рука тянется, пока я не нащупываю угол небольшого сундука. Я тяну его к себе и открываю крышку, глубоко вздыхая, когда достаю черный костюм, который я надевала, когда пробиралась ночью в Сильву, чтобы забрать украденные деньги из сейфа моего дяди и отдать их в руки Далии.

Я раздеваюсь догола, надеваю черные панталоны и черную тунику с длинными рукавами, затем сажусь на край кровати и зашнуровываю ботинки. Когда я подхожу к зеркалу и укладываю локоны в пучок на затылке, чувство спокойствия рассыпается по моим плечам: впервые с момента прибытия в Саксум я ощущаю себя самой собой.