Эти слова были последним, что развеяло сомнения Аниты — ехать или нет. Она кивнула, позвонила подруге и договорилась оставить младенца на два часа. Пять суток они изнуряли себя страстной любовью, забурившись в частную гостиницу ближайшей области, отключили мобильные телефоны, и никто не знал об их нахождении. Муж подал заявление в полицию. Правоохранители обыскали всё, что возможно — искали молодую женщину с новорождённым ребёнком. О подруге, которой Анита отдала сына, тем более о любовнике, никто не знал и не предполагал. Всё хорошее и плохое, когда-нибудь заканчивается. Подошло время расстаться.

— Ты прекрасна, спору нет, — повторил слова Богдан, как при первой встрече. — Возможно, мы смогли быть вместе. Но ты замужем, а главное — у тебя есть сын. Понимаю, ты можешь оставить мужа, но от ребёнка не отделаться. А я не собираюсь тратиться, растить чужое семя. — Он хохотнул. — Я не коллекционер семян. Чужое отродье мне не нужно. И даже слово «не нужно» — сюда неподходящее. Мне блевануть хочется, при одной только мысли, что рядом будет расти чей-то ублюдок.

Заливаясь слезами, Анита пришла домой с младенцем, ненавидя его всем сердцем. А мужа презирала так, будто он являл из себя самое безнравственное гнусное ничтожество.

Через полгода Анита заявилась к Богдану домой, сообщила, что ребёнок умер, а мужа бросила из-за того, что спился. Осталось загадкой, как узнала адрес. Как ни пытался Богдан расколоть — Анита молчала, лишь загадочно улыбалась, не уставая повторять: ведь я тебя люблю, ведь я… тебя люблю, я… люблю тебя.

2

Записка упала на ковёр. Богдан сходил на кухню за бутылкой пива, достал из ящика письменного стола фотографию Туф и поудобней расположился на кресле. Внимательно рассмотрел пожелтевшую карточку, поднял лицо к потолку. Пальцы провели по небритому подбородку.

«Что, если ребёнок Аниты не умер? Она обманула, отдала в приют. Или покинула, оставив мужу. И теперь заиграло материнское чувство, сердце преисполнилось печалью и любовью к брошенному ребёнку. Муж? А так ли это, что он так быстро спился? Хотя, возможно, горечь утраты. Или всё же нет? Бывших жён и мужей не бывает? Увидев сына и мужа вместе, Анита одарит обоих, что недодала за эти годы». Богдан вскрыл бутылку швейцарским ножом, крышка хлопнула, подлетела и закатилась под стул, бурная пена вырвалась из зелёного горлышка, залила записку на полу. Ревность ядом застила глаза. «Если это так… Живьём закопаю всех троих». Глотнув пива, Богдан поднёс к глазам изображение Туф. «Вот кого надо было отмыть, дорастить и спать к себе уложить. А Анита, да пошла она, выкину как последнюю шавку». Указательный палец погладил пожелтевший лик девушки. «Но что-то здесь… Что тогда заявила Туф? Что голоса несколько дней заставляли её ждать. Чтобы встретиться со мной лишь для того, чтобы меня задержать. Когда пришло время — ушла. После чего последовало знакомство с Анитой. Только для этого?» Богдан начал перебирать дальнейшие события, но ни к чему путному больше не пришёл. Всё, что изменилось — в его жизни появилась Анита. Верить ли Туф? Девушка-то явно перепила, полезла в какие-то бесовские дебри, рассказала, что они вокруг неё, только другие не видят. Затронула ад, космос, души, гибель земли. Но как-то складно рассказывала, что захотелось поверить. Перед уходом она сказала, что её миссия выполнена. Значит, всё-таки цель была — встреча его с Анитой. Но ничего катастрофического не произошло. Или… Или только начинается?»

Богдан поставил допитую бутылку на кофейный столик, измаранная пивом записка перекочевала с пола в ладонь. Глаза ещё раз внимательно пробежались по ровным строчкам. Но ничего путного из текста Богдан не выудил.

Туф сказала, что едет в Питер и там скоро умрёт.

— Интересно, ты жива, девочка? Мне надо знать — говорила ли ты правду. Необъяснимое чувство гложет. Чувство гибели. — Богдан вскочил с кресла и подбежал к столу за компьютер. Нужно попробовать найти Туф через соцсети. Зашвырнуть фотографию в базы, возможно, и отыщется. Скорее всего, она жива, нафантазировала пьяного бреда. Но в глубине души интуиция и логика подсказывали, что он неправ. Что-то он упустил, но никак не может определить, уловить — что именно? Никак не может вспомнить что-то очень главное.

— Кто такой отшельник? — Богдан вскинул голову и уставился на своё изображение в зеркале. — Почему я спросил себя это? А, действительно, кто такой отшельник? — Невыносимая мигрень сковала голову, тело бросило на ковёр и несколько судорожных волн прошлись по телу. Крики… вопли… стоны… кровь!.. Богдан перевернулся на четвереньки, пополз как можно быстрее к толчку, еле сдерживая рвоту. В глазах танцевали тёмные круги. Он ударился лбом об унитаз. Что-то… Громадная рука влезла в горло, глубже, уткнулась в брюшную полость и разодрала изнутри.

Богдан открыл глаза. Над серыми скалами заходило солнце. Неимоверное пекло жарило, варило, раскаляло тело. Нестерпимая боль пронзала. Глаза высмотрели окрестность — бородатые мужики весело орали и поднимали автоматы «Калашникова», повсюду дым и огонь, ветки засохших деревьев, липкая кровь омывала кожу. Богдан попробовал кашлянуть, кровавый фонтанчик взлетел над концом арматуры и осыпал лицо. «Боже!» — постарался крикнуть он, понимая, что сейчас видит. Из его горла торчал металлический штырь, пронзавший все внутренности. Взгляд быстро угасал, серая пелена, покрывавшая глаза, неизбежно темнела.

Смутное очертание чего-то или кого-то, возникло перед лицом, зависшее в воздухе. Оно шипело, что-то грозно и ехидно требовало. Не поддающийся описанию ужас пронзал разум.

— Нет, — попробовал ответить Богдан, но лишь брызги крови взметнулись из горла. Исполинские руки разорвали его тело в мельчайшие кровавые капли.

И шёпот пронёсся над землёй:

— Я упаду дождём…

Богдан очнулся над унитазом. Рукавом вытер с губ остатки рвоты. Ничего не помнил, будто выпал во мрак, непонимающе осмотрел синюю плитку туалетной комнаты. Грозный комар норовил впиться под глаз.

— Туф. Мне нужно знать всё о Туф. И пива. И немного много пива. И немножко очень множко пива. — Развесёлое настроение накатило, Богдан ополоснул лицо под краном, заглянул в зеркало и остановил глаза на собственном отражении, запуская мысли и соглашаясь, что нужно разыскать Туф и завести с ней роман. Прошло четыре года и этой девочке уже двадцать лет. Самое-самое оно.

В зале на столе горел монитор, мерзкое лицо, периодично рвущееся помехами, наблюдало. Оно изучало. Бесцветные стеклянные глаза следовали за тенью Богдана. Но не одевающийся мужчина интересовал их, а то, что всегда окружало его, куда бы он ни шёл. Сильная помеха едва не стёрла лицо. Первое чувство — испуг испытала сущность. Оно проникло из видения прошлого этого человека. Оно давно ловило этот информационный портал, который открывало, пока ещё неизвестное ему, существо. Сущность лишь проскользнула на стыке двух враждующих сторон. И теперь оно — могло. У него нет тела, всегда была лишь темнота, чернь, но теперь оно видит этот мир, теперь — оно знало — у них есть будущее. У них будут тела, у них будет жизнь. Была вечная безысходность, вечная безнадёга, вечный сон пустого разума. Но оказывается — и вечность можно сломать.

Помехи на мониторе становились всё реже и реже — сущность быстро обучалась и теперь могла контролировать. Теперь её никто не сотрёт. Но оно знало, что чрезвычайно трудно будет проникнуть в биологический мир и завладеть физическими телами, где главная цель — тело человека.

Если бы Богдан взглянул на монитор пятью минутами ранее, то ещё мог успеть увидеть меняющееся лицо сущности. Но теперь оно предугадывало мысли и мгновенно бы исчезло. И оно знало, если бы человек увидел раньше положенного мгновения и, испугавшись, отключил, то пришлось бы исчезнуть и вновь погрузиться во мрак и ждать ещё одну вечность. Сущность увидела, что на неё смотрят другие пылающие ненавистью глаза, незримые для человека, и мгновенно поняла, что её не видят, лишь почувствовали чужое присутствие. Мерзкое лицо из монитора приобрело второе чувство и криво улыбнулось, поняв, что это ей не нравится, лицо приняло безмятежное выражение.