— Вот, смотри, ещё осталось, — сказала Анжела — почти пропела и ткнула указательным пальцем на бровку дорожки, где в корешках травы, выдернутых с землёй, валялся продолговатый кусочек. — Ты знаешь… На что-то похоже…

Пальцем, защищённым резиновой перчаткой, Потап ковырнул непонятный вытянутый предмет.

— Патька, это же… — Анжела запнулась. — Это же то, о чём я думаю? Не-е-ет. — Она зажала рот ладонью.

Сидя на корточках, Потап поднёс к глазам человеческий палец, скрупулёзно старался рассмотреть, выставил перед собой на свет, словно собирался просветить солнцем. Чёрный ноготь отслаивался от подгнивающей тёмно-синей кожи.

— Это палец, — больше подтвердила свою догадку, чем спросила Анжела.

— Да, — кивнул Потап. — Детский палец.

Бледная Анжела пошла в дом, собираясь как можно скорее набрать номер друга их семьи — следователя Павла. Правда, вряд ли его можно назвать другом семьи, да и Потапу он не особый друг, но она ему нравилась. Однажды, напившись, Павел домогался её на балконе, когда все мужчины уже покурили и спустились к столу, и жгуче признавался в любви. Конечно, за её жизнь, кто только не клялся, не склонял голову перед ней и не расцеловывал руки, но ко всем Анжела относилась с полным равнодушием. Для неё существовал только Потап. Но сейчас — ей почему-то захотелось непременно позвонить именно ему.

Потап понял, что жена хочет кому-то звонить, крикнул:

— Анжела, постой! — Он подошёл к ней и взял за руку. — Подожди. Нужно подумать, стоит ли вообще об этом сообщать. — Он поднял рукой её подбородок, заглянул в ошалелые глаза. — Ты хотела звонить? Кому?..

— Да, — с отчаянием воскликнула Анжелика, бегая напуганными глазами. — Разве не надо? Хотела Павлу… Но почему ты говоришь, что не стоит?

— Возможно, это связано как-то с Максим. Она приехала ночью. Вечером часов в двенадцать я выходил подышать, пса точно не было. Я прошёлся вдоль дорожки и уж если даже не заметил, то вонь бы дала о себе знать. И сегодня с утра Макс вообще какая-то странная. Так что не стоит спешить. Ведь не будем мы её подставлять? И какого фига мотоцикл Жеки стоит у нас, а самого нет? Надо получше её расспросить. Мне кажется, она что-то умалчивает. — Потап посмотрел на окна дома и увидел, как Максим поспешила отойти, дёрнув шторой.

— Хорошо, — отозвалась Анжела потухшим голосом. — Я её сейчас допрошу. Но ты же знаешь, она ведь не маленькая, с неё слова не вытянешь. Она сама себе на уме…

— Не надо никого допрашивать. Я сам расспрошу, когда и как надо. Оставим всё как есть. Ничего не рассказывай девочкам. И вообще никому, тем более Павлу. Этот разроет все склепы в России, но нароет что нужно. И не нужно. Так что пусть всё умрёт в тайне. — Потап ещё раз взглянул на дом и мысленно обругал себя: как же некстати год назад он снял со стен все видеокамеры, хотел поменять сам, на более современные и дорогие, но руки так и не дошли. Действительно, изрекают: если поленишься сделать сейчас, то не сделаешь никогда. Он поцеловал жену и спросил:

— Договорились?

— Ну, наверное, — ответила Анжела, выдавила слабую улыбку. — Ты говоришь… ребёнок. Как-то жутковато. Получается, собаку подбросили вместе с пальцем. Но те, кто подкинул — они знают. Как с ними быть? Рано или поздно всё может всплыть. Ведь для какой-то цели они это сотворили, ведь для чего-то нам показали? Или указали. Не всё так просто. Не знаю, но мне кажется, всё же надо сообщить. — Она вспомнила, что может быть замешена старшая дочь и впала в смятение, на глазах навернулись слёзы. — Не знаю… Но Максим не должна пострадать. Ты сделаешь что-нибудь? Как правильно?.. Ведь всё равно об этом уже знают… Те, кто это сделал…

Потап тяжело выдохнул и пообещал:

— Я выясню и убью их. Чтобы молчали.

— А что с пальцем?..

— Сожгу, — обманул Потап.

Анжела осмотрелась: только что присутствующий лёгкий страх в её глазах сменился на холодную, даже ледяную отрешённость. Она криво ухмыльнулась, кивком указала на пса, завёрнутого в плёнку. Потап обернулся: мухи чёрной тучей зависли над дохлятиной — но как? Их словно сфотографировали, сам мир убрали, а фотографию оставили. Картина замерла. Потап закрыл глаза, покачал головой, скидывая наваждение. И как же ему не понравилась резкая смена настроения жены — из рая да сразу в ад. И сразу возник образ Максим и то, что она выкинула за столом. И сумасшествие Дианы над скрипкой, и пёс, и палец, и байк, и… Потап ещё раз подметил, что все странности, а, возможно, и неприятности, начались со вчерашнего дня, когда появился тот бродяга.

Вечером за семейным ужином Потап открыл бутылку водки, шёпотом объяснил на ухо жене, что хочет перебить запах от трупа псины, поселившийся в его носу. Анжела пребывала в притворной панике: в этом доме пили водку в последний раз — никогда. Но сама не отказалась от маленькой рюмочки под смачный кусок ростбифа. Диана опустошила вазу с клубникой под сливками и теперь играла на планшете, часто весело смеялась. И не было в ней утреннего мрачного уныния. Разве что небольшие круги под глазами, и иногда на мгновение брошенный взгляд после очередного хохота тускнел. Максим потягивала молочно-ягодный коктейль из трубочки, обняв сестру за плечи, помогала ей, и также изливала громкий искренний смех. Ни разу она не обронила на Потапа заинтересованного, похотливого взгляда, которым она стреляла за утренним завтраком. Лишь сияющее молодое лицо под мечтательными красивыми глазами. Дом вновь наполнился дыханием тепла. Из колонок лилась спокойная музыка Моцарта. Спирт в крови медленно расходился по венам. Вообще, Потап ненавидел состояние опьянения и часто, когда приходилось много возлить, удалялся в туалет, совал два пальца в рот и выводил обратно. А потом выпивал много шипучих витаминов, стараясь побыстрее просветлить свой разум. Но сейчас был другой случай, и ему хотелось поймать алкогольную эйфорию, чтобы отвлечься от, не покидавших его, тягостных мыслей.

Потап не стал заводить разговор, расспрашивать Максим про байк и почему Жека не приехал за ним до сих пор — ведь он без него жизнь не мыслит. Диана так и не узнала про дохлого пса, подкинутого к ним на клумбы: Анжела просила Макс не рассказывать сестре про злополучный, скорее всего, ничего не значащий в жизни, эпизод. Дожидаться уборочных служб, которые рекомендовала жена, Потап не стал. Вызвал по телефону собственного рабочего, который подъехал на тракторе, отстегнул ему денег, настрого наказал отвезти пса на дальнюю свалку и обязательно закопать. Детский палец он заспиртовал и закрыл в сейфе своего кабинета.

Опрокинув в горло три рюмки водки и набив живот жареным мясом, Потап откинулся на спинку стула, глубоко сладостно зевнул.

— Из медицинской экспертизы звонили? Что-нибудь нового сказали? — спросил он.

— Ничего. — Анжела отложила вилку и вытерла губы матерчатой салфеткой. — Завтра поеду забирать бабушку. И завтра же хочу похоронить. — Она провела языком под верхней губой раздумывая. — Ты не поедешь со мной? — И словно опомнилась, передумала. — Хотя нет, тебе не стоит отвлекаться от дел. Сама всё устрою. Макс возьму с собой. Вот только не знаю — гроб или огонь? Прабабку-то кремировали. Двоюродную.

— Значит, и ты кремируй, — посоветовал Потап. — Делай кроду.

— Мам, — произнесла Максим, тоном требующем внимания. — Я не поеду с тобой. У меня своих дел валом. Мне ещё надо Жеку найти.

Потап перевёл взгляд на Максим, хотел спросить, но передумал. За него это сделала Анжела.

— Что с ним? — улыбнулась она и подцепила вилкой кусочек брынзы. — Или мы ценного жениха потеряли? Так убегал, что дорогущий мотоцикл оставил?

— Мам! — возмутилась Максим. — Не смешно. Его реально нигде нет. Он вчера домой не появлялся.

— Переживаешь? — спросила Анжела, подмигнув Потапу.

— Переживаю, — ответила Макс. — И не стоит глазами друг другу щёлкать. Если ехидно подмигиваешь, так сделай, чтобы я не видела. Будь добра.

— А Рэфа совсем не у дел остался? — спросила Анжелика, нагнав на лицо напыщенной серьёзности. — Вроде он, одно время, тебе был неравнодушен.