Но радоваться особо было нечему – из утреннего тумана постепенно выплывали очертания города. И открывающаяся взгляду картина мне не сильно нравилась. Город был… замерзший. На всех портовых постройках и кранах, на видимых в тумане домах припортовых жилых кварталов белела изморозь, окрашивая город в призрачные цвета. Город был неживым. Ни света, ни движения; открывшийся взору вид вдруг напомнил мне покрытые белесой пленкой слепые глаза верховного жреца.

Варгрийские всадники, держа наготове артефакторное оружие и готовые к активации щиты, занимали позиции на палубе. Вместе с Никласом мы спустились из рубки и прошли вперед, на возвышении носовой надстройки, наблюдая за выплывающим из туманного марева городом. Никакого движения жизни в нем по-прежнему не наблюдалось. Совсем.

Капитан, как мы заранее условились, лег в дрейф, не приближаясь к пирсам. Этот вариант казался единственным правильным в обстоятельствах, когда на берегу не видно признаков жизни. Даже если нам не сходить здесь на берег, нужно обследовать порт – пополнить запасы провизии, как минимум. Все же дополнительные восемнадцать человек в экипаже нанесли серьезный урон запасам, а выходили из Нордхейма мы в большой спешке, на борту был стандартный для перехода из Нордхейма в Аркону запас провизии.

Около четверти часа мы простояли на рейде, с варгрийцами и Никласом рассматривая и изучая безмолвный город, не наблюдая в нем движения. И после краткого совещания приняли решение спускать шлюпку и отправиться на разведку. Решение приняли, только реализовать не успели – как оказалось, за нами также наблюдали.

Из-за скопления портовых кранов вдруг показался стремительный разрастающийся снежный вихрь, который почти мгновенно вырос до высоты не меньше чем в десяток метров. И качнувшись, магический вихрь отправился по направлению к нашему кораблю, все ускоряясь и ускоряясь. Никлас отреагировал почти мгновенно – сформировав воздушный молот, он отправил его навстречу надвигающейся снежной стене.

Дальнейшее происходило очень быстро, в невероятно стремительном темпе: вихрь, как оказалось, не был направленным именно в нас оружием. Едва достигнув воды, он опал, и пущенный Никласом конструкт пролетел сквозь него безрезультатно. Но созданная кем-то и заключенная в снежном вихре морозная стужа продолжила стремительное движение в нашу сторону – только уже по воде. Поверхность бухты на глазах стремительно застывала ледяной дорогой, устремившейся прямо к нам, к кораблю.

В это же время со скрежетом начал падать один из кранов, опору которого сбил брошенный Никласом воздушный молот. Конструкция под стон сминаемого железа складывалась, по порту разнесся грохот. В это же время снизу, буквально под нашими ногами, также уже скрежетало: выстужающая воду дорога дошла до нашего траулера, заключая его в ледяной плен.

Моментально пропала качка – траулер буквально вморозило в новый, созданный стужей длинный ледяной пирс, протянувшийся от самого грузового причала с кранами. Причем ледяная дорога по мере приближения к кораблю нарастала шириной и объемом – ледяной массив поднялся до самых бортов, встав практически вровень с ними. Часть застывающих, ощерившихся острыми шипами ледяных языков достали даже до нашей носовой площадки. Меня при этом слегка повело – организм, за неделю привыкший к постоянной качке, не сразу понял, что поверхность под ногами теперь твердо-незыблемая. Впрочем, внимание на это я обратил только краем сознания – потому что к кораблю уже мчалась группа тварей.

Гончие. Только не адские, а ледяные гончие. Не меньше трех десятков массивных зверюг, оглашая окрестности стылым воем, стремительно бежали в нашу сторону. Но кроме этой неприятности, неизвестный колдун (или колдуны) продолжал действовать: вихрящийся снег, оставшийся от опавшего конструкта, поднимался ввысь. Кружась десятками небольших смерчей, снег собирался в плотные сгустки, которые очень быстро превращались в острые ледяные стрелы. Не меньше пятидесяти штук, которые – буквально через несколько секунд после того как траулер оказался вморожен в лед, ударили по кораблю, причем ударили одномоментно.

Заскрежетало рвущееся под ледяными глыбами железо – даже выставленный Никласом щит не смог остановить полностью столь массированную атаку. Одновременно захлопали выстрелы – все четыре боевые группы бойцов-варгов, прикрываясь артефакторными щитами-эгидами, уже вели стрельбу. На падающие рядом ледяные глыбы бойцы внимания обращали мало, надеясь на защиту Никласа.

Рассудили бойцы безошибочно и действовали единственно правильно. Природа адских гончих, как и, судя по виду приближающихся к нам ледяных гончих, такова, что стихийные силы, созданные магами конструкты, на них не действуют. Адские гончие, как и кстати и варгрийские волки – варги, иммунны к магии. Убить варга или адскую гончую с помощью магического конструкта нельзя. Вернее, можно, но только опосредственно – скалу, например, обрушить на голову. Так что приближающиеся к нам три десятка гончих для почти любого чародея, волшебника, чернокнижника, мага или колдуна, оставшегося без стрелкового прикрытия или без охраны вооруженных силовыми мечами индигетов – это приговор.

Никласу, впрочем, ничего не грозило – все же на корабле присутствовало сразу шестнадцать варгрийских всадников, все без исключения вооруженные стрелковым оружием с боеприпасами на основе лириума. Хлопали выстрелы, одна за другой ледяные гончие словно натыкались на невидимые препятствия и падали, скользя по бугристому льду в ореоле брызг голубой крови. До корабля, до мертвой зоны перед приподнятым носом, не добежала ни одна демоническая тварь.

Между тем на месте падения крана, откуда совсем недавно поднимался снежный вихрь, поднимался очередной смерч – только уже не ледяной. Варгрийские всадники положились в защите от падающих глыб на Никласа, а он положился в защите от приближающихся гончих на них (ну и немного на меня, приготовившегося к обороне с фламбержем). И не обращая внимания на приближающуюся опасность в виде слаженной атаки тварей, Никлас, не мудрствуя лукаво, просто ударил, даже жахнул по площадям, пытаясь обезвредить неизвестного колдуна, наславшего на нас дыхание стужи.

Созданный им на грузовом пирсе массивный воздушный смерч постепенно сужался, и вскоре послышался звук треснувшего льда, а после до наших ушей донесся инфернальный крик, даже вой. Колдун, или колдуны, умерли – щит не выдержал, и судя по взвихрившемуся и почти сразу схлопнувшемся смерчу, в котором были заметны пятна красных клякс, операторов стужи размотало просто в кровавую кашу.

С трудом держащийся на ногах Никлас без задержек влил в себя дрожащими руками склянку белого лириума, сразу после этого почти мгновенно приходя в себя.

– Неожиданно, – только и прокомментировал он исход такой внезапной схватки. – Что теперь делаем? – обернулся он ко мне.

– Выбираемся из ледяного плена, после посмотрим, – мгновенно выдал я вердикт, переворачивая на пальце перстень и заставляя фламберж разматериализоваться.

С одной стороны, правильным кажется отсюда уходить, раз нас тут встречают подобным образом. Замерзший мертвый город видится весьма опасным, и мысль отправиться туда на разведку не вызывает энтузиазма. С другой стороны, нам определенно необходима информация о том, что вообще происходит.

Нужно узнать, существует ли вообще здесь, в Септиколии, прежний, принадлежащий человеческой цивилизации мир?

С быстрым вызволением траулера из ледяного плена не сложилось. С траулером вообще не сложилось – потому что ледяные шипы сразу в десятке мест пробили борта, а два из них, самые большие, даже разворотили часть внутренних помещений. И нам очень повезло, что вода промерзла достаточно глубоко – слой льда вдоль бортов оказался толщиной более трех метров, так что созданная уничтоженным колдуном ловушка крепко удерживала корабль.

Траулер находился в жестком ледяном плену, и в закрытые льдом пробоины воду пока набирать не собирался. Пока не собирался – температура воды в бухте все же плюсовая, и лед постепенно будет таять, соответственно откроются и пробоины. Кроме того, созданный колдуном ледяной пирс вполне может в скором времени разломится на несколько частей – и как повлияет на плавучесть траулера то, что он окажется вмороженным в большой и длинный айсберг отправившийся в свободное плавание, я не знал. Но судя по суете команды и отдельным эмоциональным возгласам, сомнений в том, что очень плохо повлияет, у меня не было.