– Вас выгнали из дома?

– Не совсем так. По закону, женщина не может владеть домом и распоряжаться хозяйством. Если у неё остаётся большой дом и никто на ней не женится, она обязана отдать его той семье, которая нуждается в большом жилище. Нас с мамой было только двое, и дом мы потеряли.

– И кто теперь живёт в вашем доме?

– Семья Джосгаров.

Лит вздрогнула, как от пощёчины, но ничего не сказала. Она ещё мало знала Диану и была не готова с ней делиться самым сокровенным.

– Ты что-то знаешь о событиях той ночи, когда я родилась?

Теперь пришёл черёд Дианы удивляться.

– Разве тебе никто не рассказывал?

– Нет, – ответила Лит.

– Раньше, по традиции, женщины обоих кланов рожали в хижине колдуньи неподалёку отсюда, – объяснила Диана. – Когда ты должна была родиться, ходили слухи, что жена вождя Дор-Тайо тоже беременна. Обычно рожениц сопровождали только женщины, но между кланами не всегда были хорошие отношения, поэтому твой отец решил взять войско и тоже отправиться туда для охраны. Лучшие воины уехали с ними, мой папа тоже был там. Дор-Тайо, судя по всему, тоже привели воинов. Что-то произошло между кланами, и вот…

– О, я выясню. Я отомщу тем, кто это сделал!

– Лит, успокойся. Ты – маленькая девочка. А Дор-Тайо – это большое племя, его мужчины учатся воевать с рождения до смерти. Они живут на границе, где всегда идут бои.

– Придёт время, когда я больше не буду маленькой девочкой, – сказала Лит. – Но почему Аластор спас именно меня?

– Не знаю. Он очень… непонятный. Он охраняет Дор-Лунду и Дор-Тайо, даёт вождям советы, но я ничего о нём не знаю.

– Но дядя не вождь, а наместник.

– Это так.

– Потому что он незаконнорожденный?

Диана кивнула.

– А что это значит?

– У них с твоим отцом разные матери. Мать дяди Даруна была не из рода Талимов, он – внебрачный сын. Говорят, вскоре после родов её убили, чтобы не распускать слухи, но было уже поздно. Только в твоих жилах течёт чистая кровь Нерала Талима. Я бы гордилась этим.

Лит глубоко вздохнула.

– Ты наверное устала и замёрзла, – сказала она. – Ложись на моё место у печи.

Лит взбила подушку и откинула шкуры. Потом взяла из рук Дианы узелок и нашла в нём два старых платья и брошь.

– И это все твои вещи? – удивилась она.

Диана запустила в узелок руку и вытащила оттуда маленький белый камень размером с горошину. Сквозь него было продето серебряное кольцо на кожаном шнурке.

– Это тебе.

– Спасибо, – сказала Лит, взяв камень.

– Не благодари, – ответила Диана и забралась под тёплое одеяло. – Он твой. Он был в твоей руке, когда Аластор тебя принёс. Дядя Дарун выбросил его, а я взяла, чтобы тебе потом вернуть. Это криолит. Дядя хотел назвать тебя в честь него.

– Девочкам дают имена цветов или имена благородных женщин, живших во времена Нерала Талима, а дядя решил назвать меня в честь какого-то камня? – усмехнулась Лит.

– Это я придумала тебе имя. Не знаю, почему мне пришло в голову именно это слово, – пожала плечами Диана и кивнула на камень. – Нунг сделал ему кольцо и шнурок.

В сердце девочки шевельнулась грусть.

– Спасибо, что сохранила его.

Она положила камень на стол возле свечи, порылась в сундуке и дала Диане одно из своих платьев.

– Это мамино. Носи, оно мне большое. И вот тебе шуба из горностая. Очень тёплая. Я носила её, но ты бери, тебе в пору будет.

Диана улыбнулась и поблагодарила. Глаза девушки закрывались от усталости, и вскоре она уснула.

Лит снова взяла криолит, поднесла к самому пламени свечи, просветив камень насквозь, и заметила в мутной белизне тонкую красную прожилку. Повертев кулон так и эдак, девочка надела его на шею и задула свечу.

Они стали жить в одной комнате, и, несмотря на разницу в возрасте, подружились.

Лит часто увлекала Диану на балкон, и сёстры долго сидели там в тёплое время года, смотрели на Вечное Дерево, на окрестности, на то, как пастухи гонят по тундре оленьи стада.

Диану пугал внешний мир, а Лит мечтала о том, что когда-нибудь отправится на рыбалку или на охоту, научится управляться с санями, и волки будут её бояться. В порыве ею овладевало возбуждение, и она носилась по балкону, представляя себя скачущей верхом на лошади. Когда мужчины уезжали на рыбалку, она долго смотрела им вслед и нехотя признавалась, что завидует им.

Когда все темы балконных разговоров заканчивались или становилось слишком холодно, сёстры сбегали вниз, грелись на кухне у печи и таскали лакомые куски мяса. Иногда ходили в храм. Это было единственное место за пределами дома, которое Дарун разрешал им посещать. Вместе с ними обычно отправляли какого-нибудь слугу или надзирателя.

Пока Диана молилась – а делала это она довольно долго, – Лит садилась на скамью и неотрывно смотрела на статую Нерала Талима, на его грозное лицо в рогатом шлеме. Иногда ей чудилось, будто каменные губы шевелятся, а однажды вообще показалось, что герой ей подмигнул, и девочка вскрикнула. Священник зашикал. Диана обернулась.

– Ты чего?

– Ничего. Кое-что померещилось, – сказала она и с опаской снова взглянула на статую.

Нерал Талим был неподвижен, но больше Лит не смотрела на каменного истукана столь пристально.

Зато её внимание переключилось на другие статуи. Она подолгу рассматривала каждую и со временем запомнила всё до мельчайших деталей: могла с закрытыми глазами безошибочно найти любую из них, описать, отмерить руками размеры.

В тени от статуи Нерала Талима девочка нашла интересный барельеф со странной фигурой прямо по центру: во-первых, она имела хвост, а во-вторых, колени были согнуты внутрь. На месте головы откололся кусок. Существо было без оружия, с какими-то бессильно повисшими вдоль тела руками, будто молило о пощаде. Осталась лишь часть шлема, из-под которого выглядывала челюсть, непохожая на человеческую. Вокруг фигуры происходила то ли какая-то ритуальная процессия, то ли битва, – барельеф сильно разрушился от времени, и детали почти стёрлись.

В конце концов, в храме девочке тоже надоело. Возвращаясь домой, она всё чаще отставала, разглядывая чужие дворы и дома. На некоторые смотрела с ужасом оттого, как кошмарно может выглядеть человеческое жилище. На другие – с теплом, особенно если это были дома, откуда доносились смех и веселье. Впрочем, последних было мало. Лит отметила для себя, что в деревне вообще хорошего гораздо меньше, чем плохого.

Несколько раз, выходя из храма, Лит замечала, что сероглазый мальчик, которого она увидела в день посвящения, наблюдает за ней из-за хижин. Ей хотелось подойти и заговорить с ним, но она опасалась, что кто-нибудь увидит и расскажет дяде.

Лит сидела на украшенном резьбой стуле, залитая лучами солнца из распахнутого окна: с приходом весны, к концу мая в тундре потеплело, и дом стали чаще проветривать.

Диана расчёсывала сестре волосы – длинные, переливающиеся бронзой и медью.

В пятнадцать лет Лит выглядела старше, чем Диана в двадцать. Детство ушло, а вместе с ним и всё детское, что было в лице Лит. Прямые брови, острый подбородок, резкость взгляда, выдавали характер бунтарки.

– Может, он не так уж и плох? – спросила Диана, закончив плести косу.

Лит встала со стула. Серое шерстяное платье, висевшее раньше на ней мешком, теперь облегало округлившуюся фигуру.

– При нашей первой встрече он довёл меня до слёз, – сказала Лит. – При второй надо мной смеялись гости, а после – вся деревня. Страшно подумать, что будет сегодня. Мы подерёмся?

– Вы были детьми. Он повзрослел и поумнел.

– Вряд ли. Со временем всё становится только хуже. Молоко прокисает, сыр гниёт, а в мясе заводятся черви.

– Хотела бы и я выйти замуж, – проговорила Диана. – Но мне уже двадцать, а женихов всё нет.

– Не переживай, дядя найдёт тебе жениха, у него это хорошо получается, – язвительно проговорила Лит.