Когда мы вошли, все трое встали.

– Молодец, Гусь, никого не привел, – сказал старший из мужчин, высокий, с сатанинскими залысинами и черными бровями вразлет. – Тут наша Ильинична сварила настоящую лапшу с курой, будешь?

– А то! – обрадовался Гусь. – Андро, ты не отказывайся. Такого ни в одном ресторане тебе не дадут.

Он был прав.

За столом говорили о лапше.

Старший, Сергей Антонович, приступил к делу, когда я понял, что больше съесть не в состоянии. Домашняя лапша с курой, не с магазинным бройлером, а с деревенской курой, выросшей на огороде, – это что-то…

– Сейчас приедет Белкин Глаз, – сказал Сергей Антонович. – Но он уже в курсе. Так что объясняю задачу вам, Андро. Ваша тройка должна съездить в Протасов и привезти оттуда ребенка. Мальчика. Мальчик со странностями. По дороге он попытается сбежать. Кроме того, кое-кто все сделает, чтобы его отбить. Задача – доставить сюда ребенка и сдать мне с рук на руки. А может, и не сюда. А может, и не мне, а Галине.

Женщина, сидевшая напротив меня, кивнула.

Она была той породы, которая меня не привлекает: женщина-мальчик. Воплощение унисекса, причем какого-то древнего унисекса; я только в старых фильмах видел такие мужские стрижки с густой косой челкой на лбу. Да еще и немолодой мальчик…

– Выдвигаемся прямо сейчас? – спросил я.

– Да. Гусь сейчас вздремнет часика два перед дорогой. Вы, Андро, тоже бы поспали – про запас.

– Я хочу посмотреть весь приклад. Мало ли что понадобится – тросики, кошки… Ведь за своим я уже не успеваю?

– Не успеваете, Андро, – согласился Сергей Антонович. – Если бы время не поджимало, мы бы не искали обезьяну по объявлению и не посылали несработанную тройку, а подождали, пока Стас Мореход залечит ногу или пока Леночка вернется с задания, взяли бы Леночку со всей ее тройкой.

Нужно было сказать самое неприятное.

– Вы знаете, почему я сижу без работы? – спросил я. – Почему меня не позвали в тройку, которую собирали в «Хелпере»?

– Знаю, Белкин Глаз сказал. Они полагают, будто в смерти Сидоренко и Гальперина есть доля вашей вины.

– Не деликатничайте. Они уверены, что все – из-за меня. Когда я приехал с задания один… потому что взять трупы я просто не успевал!.. Ладно, проехали. Я до смерти перепугался – вот вам вся правда. Я должен был убедиться, что Сидор и Галь убиты. А я дал деру. Вот так.

– Мы не можем искать другую обезьяну, Андро, просто не можем.

Это наконец заговорил Арвид, крупный и даже пузатый прибалт с положенным ему по генетике акцентом.

– И если вы хорошо выполните задание, я сама позвоню в «Хелпер», – добавила Галина. – Да я и не сомневаюсь, что справитесь. Вы произвели на Гуся хорошее впечатление, иначе он бы вас сюда не привез. А у него – интуиция. Ямщику ведь без интуиции нельзя…

Да, это мне и Сидор говорил, когда я на всякий случай окончил краткосрочные курсы экстремального вождения. Ямщик – не мое ремесло, но хорошая обезьяна должна понимать, что делает ямщик. И робин – не мое ремесло, но хорошая обезьяна должна, если припрет, поддержать огнем робина. В нашей тройке стрелком был Сашка Гальперин, красивый, как Робин Гуд из старого кино. Настоящий робин, царствие ему небесное, и Сидору тоже…

Я выскреб все лапшинки до единой. С жующего человека какой спрос? Он имеет полное право молчать, жевать и молчать.

А потом приехал Белкин Глаз.

Если раз в столетие рождается снайпер милостью Божией, так это он и есть. Крупный сибиряк с головой какого-то нечеловеческого размера, с постоянным прищуром, с неистребимым благодушием на лице. Но я видел это лицо, когда мы, две тройки, вывозили заложницу с ребенком из горящего села. Он уходил последним, перебегал от угла к углу и стрелял. Я знал, что его пули за молоком отродясь не ходили. Так вот, лицо… оно было совершенно металлическим…

А прозвище – оттого, что кто-то из начальства считал, будто все сибиряки – охотники и бьют белку в глаз, чтобы не попортить шкурку.

– Нашлась пропажа, – сказал Белкин Глаз, аккуратно укладывая свои футляры на кровать. – Ну, поработаем?

– Поработаем. Ты уже работал с Гусем?

– С ним Шемет работал. Ничего, сказал, водила. Уже почти ямщик. Практика ему нужна.

Пока загружали в машину барахло, поговорили о финансовой стороне дела. Нам обещали немалые деньги – как водится, на троих, поделим сами, а если мы не в состоянии деньги без драки поделить, то какая же мы тройка?

Выехали в ночь.

Вводную заучили наизусть: улица Арсенальная, дом четыре, квартира одиннадцать, четвертый этаж, ребенок в семье один, звать Артемом, но откликаться на имя он не станет. За старшего был, разумеется, Белкин Глаз, он получил от Сергея Антоновича еще какие-то инструкции. Но молчал.

Приехали мы в половине шестого утра. Я вышел, размялся, сделал свой утренний комплекс, размассировал руки и стал снаряжаться. Со стороны улицы этот четвертый этаж казался неприступен – но не для меня. Со стороны двора было проще – там росли деревья. Я вскарабкался на липу и оттуда перемахнул на балкон третьего этажа, с него забрался на балкон четвертого, грамотно выдавил стекло, попал в комнату. Тут возникла закавыка – родители мальчика охраняли его и уложили спать на тахту между собой. Я надел респиратор, открыл баллончик с двухфазным снотворным газом. Полминуты спустя я с завернутым в одеяло ребенком уже стоял на балконе. Главное было – спустить его вниз и увезти, пока он не начал кашлять.

Я развернул слинг, надел его, пристегнул все карабины, уложил ребенка, размотал тросик и надел перчатки. С тросиком я бегаю по стене лучше всякого паука. На то я и обезьяна. Внизу я дернул, узел распустился, и я собрал трос в кольца.

Вся операция заняла шесть минут.

– Ну, ходу, – сказал Гусь. – Задницей чую – тут кто-то нас пасет.

– Ага, – согласился Белкин Глаз. – Ребята, вы езжайте, сделайте кружочек и вернитесь за мной.

У него в руках уже были два ствола – он палит с обеих рук одинаково. И плотную фигуру охватывал длинный бронежилет – не иначе, сделанный по спецзаказу. И плюс защитный шлем, который вообще ничем не прошибешь.

– Живо! – велел Гусь, и я, отстегнув слинг вместе с ребенком, сунул его под заднее сиденье и сам вскочил в машину.

Точно! Стоило нам отъехать, началась пальба.

– Умные! – крикнул Гусь. – Ждали, чтобы мы вытащили мальчишку!

Мы сделали не круг, а восьмерку. Пока Гусь виртуозно и стремительно провел машину переулком, среди припаркованной вкривь и вкось рухляди, я связался с Белкиным Глазом. И мы очень ловко подхватили его у захламленной подворотни.

– Кто это были? – спросил я.

– Какие-то гопники, – ответил Белкин Глаз. – Шпана. Дурак был тот, кто им за это деньги обещал.

– Так что, дело сделано? – удивился я.

– Нет, конечно. Это не те, с кем мы еще только будем разбираться. Эти просто хотели убить мальчишку.

– За что?

Мальчишка в слинге зашевелился. Я его надежно упаковал, без моей помощи он бы не выкарабкался. Я заглянул под сиденье.

Ребенок был явно полукровка. Волосы темные, но не черные, кудрявые, лицо смугловатое, почти круглое, пухлые губы. Глаза, когда откроет, будут как две сладкие черносливины. Но бабка или дед были славянской крови. Это как-то сразу чувствовалось.

– Не вздумай его развязывать, – предупредил Белкин Глаз. – Гусь, никакой географии! Едем мы себе – и едем.

– Да понял я, понял…

Он-то понял, а я пока – нет.

Мальчишка очнулся.

– Сволочи, вы что творите? – спросил он с совершенно не детской интонацией и прокашлялся. – Вы кто такие? Откуда вы еще на мою голову взялись?

Страха в детском голосе не было – а прозвучало досадное недоумение, пока еще не злость…

– Лежите, Максим Георгиевич, лежите и молчите, – сказал ему Белкин Глаз. – Вы в безопасности.

Тут я и обалдел.

– Какого черта в безопасности? Куда вы меня везете?

– Туда, где до вас не дотянется господин Бешметов.

– Ч-черт… Может, хоть вы поймете? Я заплачу, я хорошо заплачу. Слушайте, я должен срочно попасть в Никитинское. Я этим двум чудикам говорил – так они меня заперли.