– Это огромная честь для меня, – сказал Люциус, подходя к Анжеле.

– Оставьте, Лю. – Руки Анжелы крепко обвили его шею. – Здесь нет землян и колонистов, инспекторов и наместников… Только умный сильный мужчина… и женщина, истосковавшаяся по теплу…

Обнимая Анжелу, Люциус даже ощутил неловкость. Обмануть инспектора, а потом еще и заняться с ней сексом… в этом было что-то нечестное.

Но такова была цена вопроса.

Люциус храпел во сне. Анжелу это скорее веселило, чем смущало, – так же, как его волосатая грудь или слишком мускулистые, на взгляд землянина, руки. В сексе с колонистом тоже был занятный элемент новизны – он непременно хотел доминировать, и любое проявление инициативы со стороны Анжелы его смущало.

Казалось бы, всего десять поколений, прошедшие с тех пор, как предки Люциуса основали Дружественный Союз, колонизировав вначале две планеты в одной звездной системе, а со временем – еще и три ближайшие звезды. И связь с Землей они никогда не теряли. И технологии получали… в разумной мере, разумеется. Но все равно они уже другие…

Анжела лежала рядом с наместником, смотрела в прозрачный потолок каюты, в черное звездное небо, на темный диск планеты. Забытая колония со времен первой галактической экспансии… средневековье… рыцари, короли, сражения, суеверия… как это романтично! Она попыталась представить себя в объятиях короля, но фантазия решительно воспротивилась. Король был слишком грязен, слишком кряжист, его лицо обильно поросло растительностью и было изуродовано грубыми шрамами. В самой мысли о сексе с таким человеком было что-то противоестественное. Хотя… если этого короля отмыть, приодеть, вылечить шрамы, вставить новые зубы… Анжела усмехнулась. Да. Это было бы волнующим приключением, о котором не стыдно рассказать мужьям. Но на глупости нет времени.

Со временем вообще хуже всего.

Как они мечтали наконец-то встретить братьев по разуму! Не рассеянных в пространстве колонистов, тысячи лет назад покинувших умирающую (как им казалось) Землю на медленных кораблях поколений. А настоящих, не похожих на людей, рожденных другой планетой, с другой философией, этикой, мышлением…

Домечтались…

Из семи кораблей, ушедших сквозь район Дружественного Союза в дальний поиск, вернулись два. Еще один успел послать аварийный зонд с записями. Экипаж тех двух кораблей до сих пор находится в изоляции под наблюдением психологов, их рассказы и записи с аварийного зонда доступны лишь самым психически устойчивым членам правительства.

Молили о братьях по разуму? Получите. Вот они, ваши братья. Во всей красе. Со своей необычной психологией-физиологией, со своими этикой и эстетикой… Теперь не жалуйтесь. Вы искали и нашли. А они теперь знают, где искать нас.

И самое ужасное – они сильнее. Не настолько, чтобы опустить руки. Но вполне достаточно, чтобы четко и ясно понять: Федерация не выдержит войны. А война неизбежна. И если человечество проиграет войну, но не погибнет, это будет чудовищно вдвойне. Потому что людей не уничтожат, они просто станут зависимы и…

Анжела почувствовала, что ее подташнивает. Усилием воли прогнала всплывающие в памяти картины.

Нет. Этого не будет. Они сделают все, чтобы человечество уцелело – и победило. Время есть, его мало, но оно еще есть. Перестроить на войну экономику будет несложно, а вот изменить саму психологию граждан Федерации, снова превратить их в воинов… таких, как на этой дикой средневековой планете, только вооруженных не острыми кусками железа, а настоящим оружием… Вот это сложнее.

Но время еще есть. Нужно несколько локальных войн. С понятным, не вызывающим шока и ступора противником. Нужно изменить воспитание… С детьми проще, можно изменить программу гипнообучателей, но перевоспитать взрослых сложнее. И нужен, хотя бы на первое время, заслон. Живой щит. Десяток вооруженных, умеющих и готовых воевать планет. Дружественный Союз годится и благодаря своему расположению, и потому, что у власти сейчас глубоко законспирированный сепаратист из этой их, как ее, «свободы и независимости».

Как многое предстоит сделать! Продавить сквозь ничего не понимающий парламент послабления для Дружественного Союза. Позволить им украсть новейшие военные технологии. Не дать низшим чинам разведки обнаружить, что вместо грузовых кораблей здесь строят линкоры, а из детей забытых колоний воспитывают не фермеров, а воинов. Потом потребуется война… в которой надо проиграть, но в достаточной мере напугать колонистов – чтобы они зациклились на войне, строили все новые и новые корабли… и когда придет настоящий враг – вступили с ним в бой.

И дали Федерации достаточно времени для вступления в войну.

Люциус захрапел совсем уж громко. Анжела поморщилась и осторожно перевернула Наместника на бок. Тот зачмокал губами и задышал тише.

Анжела поднялась, набросила на плечи халат. Вышла из спальни в коридор, зашла в свою каюту, включила личный передатчик. Связь через гиперпространство мгновенна, но председатель совета отозвался не сразу. Наверное, там, где он был, тоже ночь…

– Анжела?

– Все в порядке, – негромко сказала она. – Все как и планировали.

Председатель кивнул. За его спиной промелькнула полуодетая девушка. Точно, ночь…

– Я рад, Анжела. Но… пять планет и двести миллионов жизней… Тебя не смущает цена вопроса?

Анжела вспомнила храпящее тело Наместника. И твердо сказала:

– Нисколько!

На планете Шторм не бывает штормов. Поверхность океана гладкая, как зеркало. Даже мертвая зыбь не морщит ее, даже прибой тычется в берег неуверенно, как щенок, лезущий носом в миску. Поэтому так легко предугадать приход кайдзю. Если океан вспухает горбом, если воду разрезает длинный шрам, и волны разбегаются от него в обе стороны, если пена начинает пахнуть тиной, рыбьими кишками и горячим металлом – значит, пора готовиться к обороне. Доктор Ленц легко определяет приход кайдзю по запаху прибрежной пены, как в древности врачи определяли на нюх гангрену. Доктор Ленц ходит по кромке неуверенного прибоя, набирает воду в пробирки и шаманит потом с ними в своей лаборатории. Он отказывается спускаться в скальное убежище. Ему нравится открытое небо, и он до последнего работает в палатке – ветхой, потрепанной, оставшейся еще со времен первых поселенцев. До этого в палатке жил Эрих. Эрих – победитель медуз, Эрих Ван Гауссен Штойнберг-младший, легендарный герой. Доктор Ленц рассказывал Мартину, почему Эрих не любил скалы, но Мартин не очень-то верил. По словам доктора, Эриха мучили кошмары. Из скал на него глядели лица. Ведь медузы тоже живут в скалах, только не как люди, не в вырубленных из камня домах, кольцом опоясывающих гору, а в глубоких и сырых расселинах, где вечно каплет вода и, как в раковине, слышен глухой шум океана. Только в скалах океан обретает голос, там он ревет и стонет, просачиваясь сквозь узкие щели, заполняя собой камень; и камень распирает, и камень тоже стонет – там, внизу, глубоко, где обитают медузы.

– Мартин, – начинает доктор Ленц, почесывая черную с сединой («соль с перцем», так он говорит, хотя Мартин не знает, что такое перец) бороду. – Ты никогда не задумывался о том, как наших персеев должна мучить совесть?