Так, размышляя он незнакомом принце и знакомом камердинере (хотя на самом деле всё было наоборот, просто Золушка тогда не знала этого), она и достигла, наконец, княжеского дворца. Карета мягко остановилась ровно перед парадной лестницей, лакеи резво соскочили с козел, один распахнул дверцу, другой опустил лесенку, и оба согнулись в глубоком поклоне. Золушка выплыла наружу, чуть придерживая одной рукой шлейф от платья, другой сжимая веер. Мажордом князя Иоахима, увидев такую неземную красоту, потерял дар речи и даже не смог спросить, кто она такая и с какой целью прибыла. Он молча пропустил гордо проследовавшую мимо него красавицу внутрь, так и не сумев выспросить у неё ни слова. Когда Золушка была уже во дворце, оцепенение с него спало, и он принялся пытать кучера и лакеев, которые уже было собрались отгонять карету в конюшни.

– Не видишь разве, – лениво протянул кучер, – какой герб на крыше? Вот оттуда мы и пожаловали. Лакеи по-немецки не разумеют, ты уж не обессудь!

Оба лакея захихикали, приквакивая, и вернулись на своё место. Кучер щёлкнул хлыстом, и карета направилась к воротам княжеских конюшен. Мажордом разглядел белого орла, венчавшего макушку экипажа, и сделал вывод, что таинственная дама прибыла из Польши, только что поделенной между российским и австрийским императорами и прусским королём. Её последний король Станислав Август принял причитавшееся ему денежное вознаграждение и уехал доживать свой век в Россию. Однако польские дворяне продолжали оставаться весьма почитаемыми при всех европейских дворах.

– Кто она? Кто?! – церемониймейстер шипел на мажордома, как та кобра, что пару лет назад в Глаубсберг привозил один англичанин, путешествовавший до того по Индии.

– Полька она, знатных кровей, – испуганно отвечал тот, – имени не расслышал, скажи, княжна Понятовска, так благородней будет, вроде как родня последнему королю Польши.

– С ума, что ли, спятил?! – недоумевал церемониймейстер, – как такое можно объявлять? Потом меня вздёрнут!

– Тогда сам придумывай, что говорить!

Пока они спорили, Золушка уже безо всяких объявлений гордо, словно лебедь с версальского пруда, вплыла на главную лестницу бального зала и стала медленно спускаться вниз. Церемониймейстер так и не успел представить её обществу, лишь трижды стукнул вдогонку красавице своим жезлом по полу. Да и не следовало её представлять – красота её говорила сама за себя. В зале немедля стихла музыка, и публика замерла, с интересом разглядывая столь неожиданно появившуюся незнакомку.

Старики в немом восхищении вспоминали о великолепном явлении при здешнем дворе Гизеллы, глядя на Золушку, молодые люди и мужчины средних лет проглотили языки от восторга, обуявшего их при виде спускавшейся вниз по лестнице богини. Её осанка, её взгляд, её чистейшая кожа, её наряд в конце концов – всё это создавало нечто наподобие божественного ореола, окружавшего таинственную красавицу. «Кто она? Кто?», понёсся раздражённый шёпот среди женщин, мигом утративших внимание своих кавалеров и оставшихся вроде как не у дел.

Никто не знал, кто она, ибо все впервые видели её. Первым стряхнул с себя морок Дандини и осторожно приблизился к уже достигшей пола Венере. Да, именно Венере, именно такая ассоциация родилась тогда в его мозгу.

– Простите за назойливость, таинственная незнакомка, – изогнулся он в поклоне, – вы словно сошли с полотна Боттичелли, моего соотечественника. Позвольте представиться, Дандини, личный камердинер его высочества принца Роберта Глаубсбергского. С кем имею честь?

– Вы – камердинер принца? – по лицу Золушки пробежала чуть заметная тень удивления, – отрадно. Я предпочту сохранить инкогнито, так занятнее.

– Как вам будет угодно, сударыня.

«Если он камердинер, то кто приезжал к нам домой?» эта мысль ненадолго овладела Золушкой, «уж точно не этот. Но кто тогда?».

«Боже, как хороша!», подумал Карл, глядя на неё, «неужели на свет рождаются такие красавицы? Я думал, что никого краше Франчески нет, потом встретил Анну и поменял своё мнение. Теперь же вижу, что заблуждался. Однако сворачивать с пути мне более не стоит, уже и без того много глупостей в жизни понаделал!».

«Странное чувство», Фридрих, прищурившись, разглядывал Золушку, «я будто знаю эту красавицу всю свою жизнь, и лицо её мне необычайно знакомо, только вот никак не могу понять, где я её встречал и отчего она кажется мне такой родной. Если б встретил её молодым, непременно женился бы, не совершил бы той роковой ошибки!».

«Откуда взялась эта фифа?», возмущению Гудруны не было предела, «да она сейчас тут всех затмит! Какой материал дорогой на платье пошёл! Не иначе как в самом Париже пошито! А какой веер! Как она тут оказалась? Зачем? Принца прибрать к рукам? Но она ведь не местная. Принц решил жениться на девушке только из Глаубсберга. Но теперь и передумать может…. Что же делать? Вот бы её отравить!».

«Что за чёрт!», Клоринда чуть не рыдала в душе, «да она со своим платьем в миллион раз краше нас всех, вместе взятых! Но ведь её никто не приглашал! Как она посмела сюда явиться? Ну неужели бывают на свете такие красивые люди…».

«Да…», в голове Фисбы мыслей не было никаких, только пустота и оцепенение.

«Какая удивительная женщина», Анна с интересом смотрела на Золушку, «ни разу ещё я не видела, чтобы одна женщина могла владеть вниманием сразу всех мужчин. Такое было только с моей матушкой, да и то лишь с её слов. Теперь вижу, что ничего невозможного не существует».

«Вот это да!», старый князь Иоахим с восхищением взирал на Золушку, «я полагал, что уже всё перевидал в своей жизни, однако выходит, что заблуждался. Такой красоты я не встречал ещё ни разу – ни в Вене, ни в Потсдаме, ни в Версале, ни в Неаполе. Шепчутся, что она полька… Я знавал в своё время нескольких русских, но эта дама, если она и вправду полька, утрёт им всем нос – она королева среди славянских красавиц!».

«Опять это чувство!», тело Роберта затрясло мелкой дрожью, но он собрался и сумел удержать себя в руках, «оно вернулось, так неожиданно! Но почему сейчас? Меня ведь тогда очаровала та служанка, перемазанная с ног до головы сажей да золой, но сейчас я испытываю его вновь. Словно она сама явилась сюда…. Но нет, прислуге место на кухне, эта же дама знатных кровей».

Так они и думали друг о друге – принц, нарядившийся камердинером, и юная баронесса, почти всю жизнь проносившая грязные лохмотья. Сейчас оба они открыли свои истинные лица и, наконец, встретились. Наконец – потому что их судьба была стать парой, любящей и преданной. Однако не немедля.

Глаза их встретились, и отныне уже не могли оторваться друг от друга. Роберт не узнал её, да и не мог узнать, как не мог узнать никто из присутствовавших в зале, чары Гертруды по-прежнему действовали. Золушка же признала в нём того самого юношу, явившегося совсем недавно в их дом в ливрее и так нежданно налетевшего на неё в коридоре. В тот миг она поняла, что это был всего лишь маскарад, что принц лишь прикинулся слугой, настоящий же камердинер встретил её при входе, чем немного смутил. Теперь всё встало на свои места, и она могла в полной мере насладиться очарованием танца.

Роберт был будто околдован. Впрочем, околдованы были и все прочие присутствовавшие на балу мужчины, от юнцов с чуть пробивающейся порослью на верхней губе до глубоких старцев. Дамы же, напротив, негодовали. Более всех негодовала Гудруна, осознававшая, что желанное замужество одной из дочек прямо на её глазах уплывает и растворяется в туманной дымке, словно пролетающая птица, исчезающая в дымке от брызг водопада.

В этот вечер Роберт совершил страшно неуважительный шаг по отношению ко всем дамам княжества – он отменил свой список танцев и весь вечер танцевал с одной лишь Золушкой. То и дело он осыпал её вопросами, кто она, откуда, какого роду, как оказалась здесь, но она лишь улыбалась ему и молчала, уже наверняка зная, что его выбор остановится на ней, и что придёт время для раскрытия карт. Клоринда и Фисба, хныча, дёргали мать за полы платья и за рукава, требуя прекратить безобразие и немедленно заставить принца потанцевать с ними. Гудруна в ответ лишь скрипела зубами и багровела всё больше и больше, пожирая себя изнутри в своём бессилии.