— Была ли ты отмечена милостью какого-либо бога? — спросил тучный архонт в правой части зала. — Быть может, наблюдала знамения, или на тебе были знаки, гласящие о покровительстве бессмертных?

— Только однажды. Хитрый Мегист привел меня к воротам Стратегикона. Больше я милостей от богов не видела.

Фрасимах Аттал подался вперед.

— Понимаешь ли ты, что значит твое признание? — голос его был полон гнева и скорби. — Если твое спасение не объяснить милостью богов, тогда…

— Остается признать, что я виталофаг, — ровным голосом договорила Ариста. — Логика велит заключить так. Я не вкушала человечьего сердца, но иных объяснений и сама я назвать не могу. Судите об этом как сумеете.

Полгода назад Аристе было бы страшно. Она знала, что стоит за этим признанием, каковы будут последствия. Полгода назад ей бы хотелось рыдать, браниться, проклинать судьбу.

Теперь же она просто устала. Устала от страхов и неизвестности. От мучительных вопросов, что она такое и кого признал в ней одноглазый колдун. На душе было тяжело, и жаль было, что рядом нет хоть одного близкого человека. Разве что Окаста, но какая же она близкая. Даже взглянуть в ее сторону боится.

По крайней мере, Ариста точно знала, чего она не хочет. Она не хочет больше лгать. И не будет. Отец и Стратегикон, каждый по-своему, объявили это правилом ее жизни. И сейчас следовать этому правилу было куда легче, чем выкручиваться, молить о пощаде или клясть свою долю. На душе было тяжело — но, по крайней мере, не было стыдно.

Головы архонтов склонились друг к другу. По полукругу высоких кресел прошел шепот. Совещание было недолгим.

Фрасимах Аттал поднял жезл.

— Поскольку нет свидетельств, противных словам Окасты, дочери Ио, и поскольку обвиняемая не отрицает высказанного против нее обвинения, Совет десяти признает Аристу из рода Гракхов виновной в богопротивном искусстве виталофагии! Если боги еще слышат нас, пусть будут свидетелями!

Архонт ударил жезлом в медный щит, поставленный подле. Гром от удара раскатился под сводами, и зал правосудия будто бы содрогнулся от тяжести страшного приговора. Иного ответа не последовало; слышать слова архонта было, похоже, некому.

Окаста уже некоторое время стояла беспокойно, вперив взгляд в пол, ожесточенно кусая губы. И в этот миг она не выдержала.

— Мудрые архонты! — вскричала она. — Не смею спорить с законным решением, но прошу о снисхождении в наказании! Ариста Гракх — это особый случай, она спасла меня и вас! Пусть ваша мудрость отыщет иную кару взамен обычной!

— Ты противоречишь себе, солдат, — заметил сухопарый архонт с высоким скрипучим голосом. — Не ты ли говорила, что закон Орифии для тебя превыше всего? Кто вправе менять его в угоду обстоятельствам?

Окаста замолчала, пристыженная, поймавшая себя в ловушку собственных слов.

Фрасимах Аттал обратил на Аристу взгляд, полный горечи и сострадания.

— Дитя мое. Закон суров, но в его пределах я могу помочь тебе. Проси у меня всего, что не противно закону. Даю слово, я исполню это.

— Благодарю, почтенный Аттал, — Ариста чуть наклонила голову. — Моя просьба такая: когда меня поднимут на костер и приготовятся зажечь его, пусть свободный гражданин сперва перережет мне горло.

— Понимаю. Ты хочешь облегчить страдания казни.

— Да, но не только. Пусть я виталофаг, но я также дочь Стратегикона. Я не хочу посрамить моих сестер и Фалангу, когда утрачу достоинство от огненной муки. А так, быть может, я не успею возродиться прежде, чем тело мое сгорит дотла. И я умру без криков и богохульств, сохранив честь места, которое я могла назвать домом.

— Ни слова больше! — воскликнул старый архонт. — Когда будет сложен костер, я сам принесу тебе легкую смерть! Пусть кровь твоя будет на моих руках, пусть на меня одного падет это зло — убийство спасителя полиса!

И в этот миг в соседнем зале, за тяжелыми дверьми, послышался шум.

Створки с грохотом распахнулись. Растолкав и оттеснив от дверей стражу, в зал вошло более десятка женщин и девушек в полном доспехе, в шлемах с гребнями из конского волоса. Фибулы со знаком Стратегикона блестели в полумраке. Солнечный свет ворвался в темный зал через раскрытые двери, брызнул прямо на кресла архонтов, заставив старцев зажмуриться и прикрыть лица ладонями.

Потрясенная Ариста всмотрелась в лица вошедших. Тут были ее товарищи, ее сестры по ремеслу — те, кого она вела в тот страшный бой на рыбацких лодках. Не мудрено, что она не признала их сразу. Теперь на них были не второпях надетые доспехи, а одежды Фаланги по всей форме, от начищенных поножей до парадных синих плащей. Позади них стояли наставницы и младшие командиры Фаланги — те, что уцелели в битве у храмов и на море.

— Привет, Ариста! — Тигона помахала ей рукой из второго ряда, для чего ей пришлось подпрыгнуть над головами соседок.

— Э…здравствуй, — Ариста ошарашенно махнула рукой в ответ.

Сера и ад, что здесь происходит?

Вперед выступила капитан Ио. Резня у храма оставила на правой части ее лица кривой шрам. Но женщина смотрела прямо и гордо, а золотое копьё на ее нагруднике грозно сверкало.

— Почтенные архонты! Мы слышали удар серебряного жезла и понимаем это так, что суд уже свершился. Так ли?

— Это так, — осторожно ответил Фрасимах; очевидно, он был в таком же замешательстве, как и Ариста.

— Прекрасно. Так вот. Орифийская Фаланга требует, чтобы Совет десяти изменил обычный в таких случаях приговор и присудил нашей сестре по ремеслу Аристе Гракх иное наказание вместо положенного!

Ариста пропустила удар сердца.

— Требуете?! — вскричал сухопарый архонт. — Никто не смеет ничего требовать от закона! Закон един для всех, на этом стоит наше свободное общество!

— Оно также стоит на уважении заслуг, доблести и верности каждого гражданина, какого бы звания и рода он ни был, — твёрдо ответила Ио. — Мы уповаем на вашу мудрость, мужи архонты. Но предупреждаю: если мудрость не побудит вас пересмотреть приговор, мы заставим вас силой!

Десять архонтов застыли в креслах с таким видом, будто капитан Фаланги сняла перед ними штаны. Угрожать Совету десяти расправой прямо в зале правосудия? Такое было немыслимо со времен Лисистрата!

Но Фрасимах Аттал поднялся с места и встал во весь рост, холодный и неколебимый.

— Ты делаешь из нас тиранов, что отправляют на смерть других, но боятся за собственную жизнь. Ты ошибаешься, капитан. Больше мы не покоримся насилию. Если нам суждена смерть ради народа и закона, любой из Совета десяти примет её не колеблясь!

На губах Ио заиграла улыбка.

— Ради народа, говоришь ты. Бойцы Фаланги! — грянул командный голос. — Открыть внешние двери!

Когда четыре дюжих девушки отворили двери, ведущие из дворца правосудия на агору, до всех присутствующих донесся через два зала страшный грохот. Видно, добрый мастер строил дворец правосудия; пока двери были закрыты, шума с улицы и не было слышно.

Но теперь-то слышно было прекрасно. На агоре перед дворцом ревела толпа. Граждане Орифии свистели, топали, кричали, скандировали. От этого грохота Ариста захотела зажать уши; казалось, снаружи собрался весь полис.

И тут девушка поняла, что в этом гуле звучит лейтмотивом одно-единственное слово.

Гракх! Гракх! Гракх! Гракх!

Затем уши привыкли к шуму, из общего рокота выделились отдельные выкрики.

— Пощадить!

— Она моих сыновей спасла!

— Пусть высекут, а казнить не надо!

— Пощады! Пощады трижды проклятой Гракх!

Над криком и галдежом прорезался высокий козлиный крик старого знакомого, рыбака Солона.

— Проклятое отродье эта Гракх, как есть проклятое! Покарают меня боги, что прошу за неё! Только за неблагодарность покарают и того хуже, а она все ж таки за нас постояла! По-ща-ды! По-ща-ды! — звонко заблеял Солон.

Капитан Ио повернулась к архонтам.

— Прежде чем идти сюда, мы обошли город и рассказали всем о том, что сделала Ариста. Люди знают, что дочери Стратегикона не лгут.