Творческая натура девушки растворилась в затягивающей синеве неба и прозрачности серебристых, расшитых солнечными бликами облаков, безбрежной свежести воздушной стихии, осязаемой красоте и энергии человеческого тела. Все это было создано с необыкновенным вдохновением и исключительным, не виданным ею ранее живописным мастерством и талантом.

Ни у кого больше Бьянка не встречала такой светоносной силы. Ее поразило, с какой искусностью этот творец достигает эффекта совершенного, лучезарного света, тончайших вибраций светотени. Свет в его фресках льется, струится, как прозрачная родниковая вода, звучит, как мягкая красивая мелодия. Он воплощает красоту и радость бытия, одухотворяет краски, делает их живыми и в то же время таинственными, божественными.

Такая живопись, насквозь пропитанная светом, цветом, свободой, воздухом и ощущением полета, не могла не вызвать чувство восторга, ликования, душевного подъема и экзальтации.

Тем не менее, наряду с колористическими достоинствами и поразительной светоносной силой фресок Джамбаттисты Тьеполо, Бьянка отметила для себя их излишнюю пышность, велеречивость и подчеркнутую декоративность. Ее не покидало ощущение искусственности, театральности, напыщенности поз и жестов изображенных.

Более того, у нее создалось впечатление, что сюжет росписи, заполненный столь многочисленными образами, интересен художнику не как таковой, а только как повод впечатлить, сразить зрителя игрой света и цвета.

Художник как будто настаивает: не принимайте все это всерьез, это всего лишь прекрасные, волшебные декорации. Наслаждайтесь их красотой, красками, не думайте о сюжете этого действа, не ищите в нем сложных смыслов. Изображенные фигуры – всего лишь часть красивого антуража, благодаря великолепию красок примагничивающего взгляд созерцателя.

Чем дольше Бьянка рассматривала фрески Джамбаттисты Тьеполо, тем сильнее утверждалась в своей мысли: этому художнику не столь важно завладеть умом и сердцем зрителя. Главная его задача – поразить его воображение за счет красочности и величавой торжественности своей живописи.

Бьянка-художница не обладала достаточным знанием тонкостей мастерства, но она интуитивно чувствовала, что для Тьеполо-старшего первичен именно свет, одухотворенный, преображенный его фантазией, обволакивающий фигуры и заставляющий их парить и трепетать, и самоценен цвет, неповторимый, яркий, причудливый, дарящий каждой фреске праздничное звучание. Именно поэтому для нее фрески мастера создавали чересчур жизнеутверждающий, какой-то излишне мажорный шум.

Чувству прекрасного, переполняющему душу девушки, в творениях этого, безусловно, потрясающего фрескиста не хватило лирической интимности, душевности, простой человечности. Не хватило правдоподобия. Не хватило самой жизни.

Несмотря на роскошь живописи старшего Тьеполо, Бьянке были гораздо больше по сердцу лирические камерные пастели его сына, Лоренцо Бальдиссера. В них было столько правды, достоверности, столько характерности образов! У Тьеполо-младшего даже статические позы моделей на портретах были полны не театрально-показного, а подлинно-динамического, экспрессивного покоя.

Да, пока это были пастели, но Бьянка отчего-то уверилась, что со временем сын должен обязательно превзойти отца и в картинах маслом, и во фресковой живописи. В работах Лоренцо уже сейчас чувствовалось дыхание нового времени, какой-то новый подход к изображению, новый взгляд на задачи художника.

Конечно, девушка не стала делиться этими ощущениями со столь уважаемыми мастерами. Однако позже, за столом (виконт ди Бароцци пригласил семейство Тьеполо отужинать с ними), когда беседа зашла о правде и правдоподобии в искусстве, она все же не удержалась:

– Мне кажется, что излишнее украшательство очень вредит живописи. Подлинно великие творения просты по замыслу и сдержанны по форме. Правда, естественность и гармония – вот что, на мой взгляд, отличает большого художника. Разумеется, когда я говорю о правде, то не имею в виду слепое копирование натуры и жизни. На мой взгляд, правда в живописи – это творческое восприятие, а иногда и переосмысление художником этой самой жизни.

– Да, но правдивое не всегда прекрасно! – парировал старший Тьеполо. – Ваша милость, в жизни и так слишком много несовершенства. Зачем же художнику заполнять им свои творения? Его задача – нести миру красоту.

– Может быть, я не права, но мне кажется, что подлинно великому художнику талант и какое-то внутреннее чутье подсказывают, как несовершенное сделать прекрасным, не вступая в противоречие с правдой жизни.

Знаете, я когда-то читала интересную притчу об одном талантливом художнике. Ему однажды заказали портрет короля, половина лица которого была сильно обезображена оспой. Правитель славился крутым и очень суровым нравом. Написать портрет так, чтобы тот остался доволен, было невероятно сложной задачей.

– Учти, – сказал на аудиенции король, – На портрете должен быть изображен именно я, а не какой-то придуманный тобой красавец. Не терплю лжи и подхалимства. Однако и уродом себя выставить не позволю! Пиши портрет так, чтобы было и привлекательно, и правдиво!

Художник долго думал, как же выполнить поставленную перед ним задачу.

Когда же представил законченную работу, король воскликнул:

– Гениально! Теперь я, действительно, вижу, что ты лучший в своем деле!

На портрете государь был запечатлен так, что поврежденная сторона лица была скрыта, а видимая часть отражала силу, волю, мужественность и решительность, то есть те качества, которыми и должен обладать настоящий правитель.

Понимаете, художник сумел найти золотую середину, создать прекрасное творение, удовлетворившее вкус заказчика, не отступив при этом от правды.

– Ваша милость, но искусство как раз и отличается от ремесла тем, что в ремесле можно держаться золотой середины, а в искусстве все должно быть прекраснее, лучше, чем в жизни, – не сдавался старик. – Задача художника – создать впечатляюще красивое полотно, отвечающее именно вкусам заказчика. Он должен стремиться преуспеть в больших произведениях, тех, что нравятся синьорам знатным и богатым, поскольку именно они определяют судьбы творцов, а не те, кто не способен приобретать столь дорогостоящие творения.

Бьянка не унималась:

– При всем уважении, маэстро, тогда и маляры должны называться художниками! Смотрите: они тоже работают с красками, чувствуют их, знают, как их надо смешивать и накладывать, умеют сделать свою работу поразительно красивой, удовлетворив при этом вкус богатого заказчика.

Адольфо, не слишком вслушиваясь в суть спора, молча улыбался тому, с какой юношеской горячностью молодая супруга отстаивает свое мнение. Ему очень нравилось наблюдать за ней. В момент спора она вся как-то раскрылась и невероятным образом преобразилась, как цветочный бутон, явивший миру сокрытую покровными листьями красоту. Лицо девушки разрумянилось, аквамариновые глаза зажглись задорным блеском, во всем облике проявилась обаятельная живость и какая-то притягательная настоящность.

В общении с ним Бьянка, постоянно опасаясь какого-то подвоха с его стороны, была напряженной, сдержанной и отчужденной. Однако сейчас расслабилась, как бы отпустила себя, говорила легко и свободно. То, что больше всего занимало ее в жизни, отражалось во всей ее сущности и делало ее поистине прекрасной.

Виконт с удивлением отметил, что твердость и решимость в отстаивании своего мнения, которых он в Бьянке и не подозревал, естественным образом уживались с природной мягкостью и деликатностью, которые не позволяли оппоненту чувствовать себя в споре с ней некомфортно.

Однако Адольфо не мог не заметить за столом еще одной пары восхищенных глаз, которые жадно ловили каждое движение, каждый жест, каждое слово виконтессы. “Похоже, в голове младшего Тьеполо блуждают сейчас примерно те же мысли”, – с неудовольствием отметил ди Бароцци.

– Ваша милость, как можно сравнивать ремесленника с творцом! – не сдавался отец Тьеполо. Умудренный опытом старик был более подготовлен к ведению такого рода дискуссий.