Впрочем, улыбка эта при взгляде на происходящее в комнате мгновенно покинула эту пышнотелую особу, сменившись одномоментным выражением смятения и возмущения.

В тот же миг раздался пронзительный женский крик, на минуту заглушивший даже шум грозы за окном. Смуглая девица уже неслась во всю прыть по коридору, поднимая на ноги всех домочадцев.

“Да что же за день-то такой сегодня!” – с досадой подумал Адольфо. Он хотел было спешно ретироваться, но, заметив выражение ужаса на лице девушки и гневного укора во взгляде тучной матроны, которая, вероятно, была служанкой в доме Сартори, обреченно стянул с кресла влажную еще сорочку и, пытаясь прикрыть оголенный торс, стал неспешно натягивать ее на себя. Справившись наконец с не желающим слушаться куском мокрой материи, нацепил на лицо маску мрачной покорности, опустился в кресло и стал обреченно ожидать решения своей участи.

“Вот уж, воистину, начатое в гневе, закончится точно постыдно”, – размышлял Адольфо, восседая в кресле в той самой комнате, где провел столько страстных бессонных ночей со своей последней любовницей графиней Анжеликой Беатрис Моразини, в девичестве Сартори.

Он познакомился с ней, когда гостил у своей дальней родственницы на вилле “Боскетто”[12] под Салерно. Графиня Моразини приехала неделей позже, чтобы навестить свою крестную – владелицу поместья. Супруг Анжелики, граф Альфредо Моразини, с которым она к тому времени уже более двух лет состояла в браке, подвизался на дипломатическом поприще и частенько находился в отлучке по служебным надобностям. Молодая графиня, спасаясь от одиночества, которого она терпеть не могла, уезжала на это время либо в родительский дом, либо в гости к многочисленным родственникам и знакомым.

Адольфо к моменту встречи с Анжеликой с громким скандалом расстался со своей прежней пассией – герцогиней Бонмарито. Тот бурный роман закончился дуэлью и довольно серьезным ранением обманутого мужа, весьма ощутимым штрафом, двухнедельным тюремным заключением и очередной крупной ссорой с отцом.

В первую неделю отдыха на вилле виконт ди Бароцци буквально умирал от тоски. Даже приятный бонус в виде выигрышей в пикет[13], а игра в карты обычно бодрила его так же, как страстная ночь с женщиной, никак не могли вернуть ему былое расположение духа. Бывают иногда в жизни такие бури, когда компас сбивается, и ты, двигаясь по направлению стрелки, попадаешь в еще более крутой водоворот. Так произошло и с Адольфо.

Приехавшая на виллу молодая графиня Моразини сразу же привлекла внимание этого любвеобильного красавца, имевшего в свете не слишком хорошую репутацию. Анжелика была чертовски хороша и адски соблазнительна. Аспидно-черные шелковистые кудри, слегка вздернутый носик, аккуратненький пунцовый ротик, ослепительно-белые зубки, атласная шейка, грудь стоечкой, точеная талия! Словом, все как он любил. Глаза-маслинки, полные искрометного огня, на таком ярком и притягательном личике со всей очевидностью свидетельствовали о пылкости темперамента их обладательницы.

Есть вещи, которые мужчина чувствует нутром, даже не прикоснувшись к женщине. Графиня Моразини буквально источала флюиды бесстыдной сексуальности. А потому первой и единственной мыслью, которая посетила Адольфо при встрече с этой обольстительной брюнеткой, была уверенность, что ее губки на вкус такие же сладкие, как на вид. И вывод: “Пожалуй, эта красотка – идеальная кандидатура на место, которое так некстати освободила герцогиня Бонмарито!”

Виконт ди Бароцци то и дело слышал ее кокетливый и до самых верхних ноток такой женственный смех, разливающийся колокольчиком по тенистому парку. От всего облика этой эффектной особы исходило что-то живительно-земное, бодряще-искушающее, чувственное и манящее.

Молодая графиня также не оставила без внимания харизматичного красавца, гостившего на вилле. Три мушки[14] (на подбородке возле рта, на щеке и у правого глаза) красноречивее всяких слов возвестили виконту ее намерения.

Этим двоим было достаточно пару раз обменяться многозначительными взглядами, чтобы вскоре последовала “случайная” встреча в уединенной ротонде[15], где Адольфо с ловкостью опытного рыбака, не особо напрягаясь, подцепил эту желанную рыбку на крючок всего лишь одной весьма двусмысленной фразой: “Синьора, если бы у вас хватило духу отправиться со мной в длительный эротический вояж, мне наверняка удалось бы вас впечатлить! Без ложной скромности могу заверить, что вам вряд ли удастся найти более опытного и искусного проводника в мире плотских забав и утех”.

Услышав подобную непристойность, Анжелика сначала вспыхнула, как маков цвет, но затем кокетливо рассмеялась и, лукаво стрельнув своими томными глазками, ответила: “Ваше сиятельство, я наслышана о вашей, мягко говоря, неблаговидной репутации. Вы, случаем, не являетесь другом шевалье Казановы[16]? Думаю, с вами, равно как и с ним, любая замужняя синьора может пуститься в подобную авантюру лишь при условии, что ее от вас будет отделять целый океан!”

Океан не океан, но уже в тот же вечер в зеленом лабиринте из пирамидального кипариса Адольфо со всей страстностью своей натуры срывал с ее аппетитных губок чувственные поцелуи. А еще через несколько дней там же, на вилле, они стали пылкими любовниками. Копилка покоренных виконтом женских сердец пополнилась еще одним занимательным экземпляром.

В постели Анжелика была весьма изобретательна и исключительно хороша! Она пьянила, как игристое вино. Ее молодое упругое тело буквально источало аромат страсти и желания.

Спустя какое-то время, по возвращении с виллы, Адольфо познакомился с мужем Анжелики. Увлеченный своей карьерой на дипломатическом поприще гораздо больше, чем собственной супругой, Моразини, по всей видимости, так и не сумел по-настоящему откупорить этот сосуд страстей и желаний.

Граф-дипломат был честолюбив, благороден и всегда держался с достоинством истинного аристократа. Внешне он был весьма хорош собой, но при этом обладал глубокими знаниями и широкой эрудицией. Адольфо нравилось время от времени беседовать с ним о политике и прочих проблемах, которые так будоражат пытливые умы мужской половины человечества.

Пожалуй, если бы не любовная связь с женой графа, которая временами заставляла Адольфо вспоминать о наличии такого рудимента[17], как совесть, они могли бы стать с Моразини хорошими приятелями. Да, его моральные ориентиры давно растворились в тумане собственных удовольствий, но все же виконту было не слишком комфортно, покинув спальню любовницы, на голубом глазу пожимать руку ее супругу, который всячески старался выказать свое расположение.

К моменту описываемых событий роман с Анжеликой длился уже больше года и стал самым бурным и сладострастным в копилке его амурных похождений. Анжелика была замечательной любовницей. Кроме постельных талантов, коими природа наградила ее не скупясь, эта женщина умела потрафить самолюбию виконта, погладить ласковыми пальчиками его мужское эго по шерстке.

Однако, как говаривали древние мудрецы, нет наслаждения, которое, в конце концов, не приводило бы к пресыщению.[18] Адольфо начинали уже тяготить эти отношения. Ревность, обиды, истерики и слезы явились не слишком приятным бонусом к этому роману. Они были способны затушить даже самый жаркий костер желания. Все складывалось в точности по Шекспиру: слишком сладкий мед стал заметно горчить, избыток вкуса начал изживать этот самый вкус[19].

Виконт ди Бароцци уже стал было обдумывать способы разрыва этих отношений без лишних треволнений для себя и с наименее болезненными последствиями для Анжелики. Как вдруг утром того самого дня, когда случилась упомянутая нелепая ошибка, слуга вручил ему письмо, источающее знакомый аромат духов. В своем послании графиня Моразини в витиеватых и весьма туманных выражениях объявляла ему об окончании их любовной связи.