Глава 7
Адольфо отвернулся от окна, возле которого стоял в полном молчании последние минут двадцать, и вновь перевел взгляд на девушку. На бедняжку было жалко смотреть. Уже без малого два часа они торчали в малой гостиной, находясь в томительном ожидании аудиенции графа ди Бароцци.
По приезде в замок Кватро Торри виконту было сообщено, что его сиятельство серьезно хворает, поэтому доктора в данный момент ставят ему табачную клизму от ревматизма. Так что гостям придется какое-то время подождать. Однако Адольфо был более чем уверен, что все это лишь пустые отговорки. Просто старик в очередной раз хочет продемонстрировать, что сыну в этом замке совершенно не рады. Он здесь чужой!
Взглянув на жену, Адольфо отметил, как на ее уставшем лице нарастает тревога. Когда виконт сообщил о предстоящем знакомстве со свекром, щеки девушки вспыхнули от волнения яркими пятнами. Теперь же ее лицо практически потеряло краску, сделавшись мертвенно-бледным.
Во всем облике молодой супруги сквозило сильнейшее напряжение. Девушка то беспокойно потирала кончики пальцев, то нервно теребила подол скромного платья, то шептала что-то побелевшими губами, верно, читала молитвы.
Волнение жены отчасти передалось и Адольфо. Как старик примет их? Сын не видел отца около десяти лет. Конечно, до него долетали слухи, что граф ди Бароцци давно живет отшельником в родовом замке. Слышал он и о слабом здоровье некогда сильного и отважного воина. Однако виконт был уверен: ни время, ни болезни не смогли бы повлиять на характер этого человека. Измениться может что угодно: погода, времена года, мода. Но такая скала, как граф ди Бароцци, останется незыблем. Подобные люди не меняются никогда.
Массимо Адалберто ди Бароцци всегда был бескомпромиссным и непоколебимым. Для него существовали лишь две точки зрения: его и неправильная. Что скажет и как поступит он сейчас, когда узнает о состоявшемся венчании сына?
Граф давно требовал от Адольфо женитьбы на представительнице какой-либо славной династии. Семейство Сартори, конечно, не могло похвастаться такими выдающимися предками, как славный род ди Бароцци, тем не менее фамилия эта была во всех отношениях знатная и достойная.
Правда, граф Сартори, воспользовавшись пикантностью обстоятельств замужества младшей дочери, дал за нее довольно скромное приданое. Однако, словно в утешение, добавил, что отныне в распоряжение супруга перейдет и наследство, полученное синьориной Бьянкой от бабушки по материнской линии.
Впрочем, мысли о приданом жены занимали Адольфо меньше всего. К собственному удивлению, мужчина испытал неожиданное беспокойство об этой девушке. Виконт прекрасно знал, каким невыносимым может быть старый граф ди Бароцци. Как больно могут ранить брошенные им в гневе слова. Что будет, если злость и раздражение на сына перекинутся на это ни в чем не повинное хрупкое создание?! Нет, Адольфо не может, не должен этого допустить!
Внезапно дверь кабинета распахнулась, и в комнату тяжелой, шаркающей походкой в сопровождении пары слуг вошел сам Массимо Адалберто ди Бароцци.
“Да, отец, действительно, серьезно сдал”, – отметил Адольфо, завидев графа. Вместо высокого, крепкого, сильного мужчины перед ним был согбенный старик со скрюченными от болезни пальцами рук. Столь разительная перемена иглой жалости кольнула сердце. Все-таки в глубине души Адольфо любил этого человека.
Завидев входящего в комнату графа, Бьянка, как сжатая пружина, распрямилась и вскочила со своего кресла. Застыла в нерешительности и непонимании, что делать дальше. Адольфо поспешил на помощь:
– Отец, позвольте поприветствовать Вас и представить мою супругу, виконтессу Бьянколеллу Маргариту ди Бароцци, урожденную графиню Сартори.
Бьянка присела в приветственном поклоне. Переведя взгляд с нее на отца, Адольфо заметил, каким цепким и внимательно-пристрастным взором уставился тот на девушку.
Рассмотрев в молчании юную графиню, старик медленно устроился в приготовленном для него кресле и, проигнорировав присутствие Адольфо, скрипучим голосом обратился к Бьянке:
– Скажите, дитя, как зовут ваших родителей?
Девушка, заметно сдерживая волнение, начала отвечать:
– Отца зовут Алессандро Луиджи Сартори. А матушка, к сожалению, скончалась.
– Имя! Назовите имя своей матери! – требовательно перебил ее граф.
От его напора Бьянка совсем растерялась и, переведя недоуменно-испуганный взор на Адольфо, с дрожью в голосе произнесла:
– Джемма. Матушку звали Джемма Беттина Сартори, урожденная графиня Руффо. Но она в день моего рождения умерла.
– Сколько вам лет? – с раздраженным нетерпением продолжил допрос старый граф.
– Восемнадцать, – вконец оторопев, еле слышно ответила Бьянка.
Услышав это, граф ди Бароцци переменился в лице. Он побледнел, губы заметно задрожали. В глазах застыло то ли удивление, то ли непонимание, то ли испуг. Наконец, старик неожиданно для своего состояния резко поднялся из кресла, постоял немного, внимательно вглядываясь в лицо застывшей девушки, и, ни слова не говоря, оттолкнув с досадой пытавшегося помочь слугу, решительно направился из кабинета.
Оцепенев на мгновение от странного поведения графа, Бьянка закрыла ладонями лицо и обессиленно упала в кресло.
– Боже! Святая Маргарита! Что я сделала не так? – растерянно, чуть не плача, пролепетала она. Сложив руки в молитвенном жесте, девушка прикрыла глаза и стала еле слышно возносить молитву Мадонне.
Адольфо такой реакцией отца тоже был озадачен. Он замер в полной растерянности и молча наблюдал за отчаянно молящейся женой. Наконец, чтобы хоть как-то разрядить напряженную обстановку, произнес:
– Графиня, почему бы вам не прогуляться в саду?!
Обессиленная девушка послушно поднялась и робко оперлась на предложенную супругом руку. Проводив Бьянку в сад и оставив ее на попечении служанки Марии, Адольфо направился в семейную капеллу к могиле матери.
Рано осиротев, виконт ди Бароцци вспоминал матушку с особой теплотой и нежностью. Пожалуй, только в думах о ней Адольфо оставался прежним, оставался самим собой. Ему очень не хватало матери. Он чувствовал, будь графиня ди Бароцци жива, все в его жизни сложилось бы иначе.
Никто, кроме матери и бабушки, не был по-настоящему близок виконту. После их смерти он так и не смог раскрыть кому-либо свою душу. Знакомых хватало, любовниц – он сбился со счету, друзей почти нет, а тех, кто в полной мере знал его и не переставал при этом любить, не было вовсе.
Не иметь рядом с собой по-настоящему любящего человека – пожалуй, худшее проклятье, которое только можно себе представить! Одиночество сердца – самое горькое и болезненное из всех видов одиночества.
Однако виконт ди Бароцци не спешил с ним расстаться. В мире, где процветала фальшивая любовь, где множились неисполняемые обеты, Адольфо предпочитал оставаться волком-одиночкой.
Поэтому он и не торопился с женитьбой. Печальный пример собственных родителей, как и не слишком счастливые брачные союзы немногочисленных приятелей и знакомых, не давали повода надеяться, что женитьба способна растопить лед, сковавший сердце, и подарить истинно-близкую, по-настоящему родственную душу.
Виконту не раз приходилось видеть, как супруги, не испытывавшие друг к другу ни любви, ни уважения, ни иных теплых чувств, а лишь равнодушие или, того хуже, презрение, заводят себе любовников, не скрывая их наличие от второй половины.
Похоть и разврат, царящие в свете, стали веянием времени. Адольфо не знал ни одной свободной женщины, которая вызывала бы в нем не только сексуальное влечение, но и хотя бы отдаленный отголосок надежды на возможное семейное счастье. Женщины, способной подарить ему тепло своего сердца, которым так щедро одаривали его когда-то бабушка и мать.
Окружавшие его синьоры и синьорины были искусными соблазнительницами, искушенными мастерицами флирта, чьи помыслы сосредотачивались исключительно на жажде плотских удовольствий. Даже в глазах совсем юных дев во время разговора с Адольфо загорался хорошо знакомый ему похотливый огонек.