— Все равно не понимаю, что здесь такого особенного, — стою на своем. Сниматься на камеру я не хочу, предпочитаю находиться по другую сторону экрана. — Я действовала интуитивно. Сами видели, какая началась метель. Раненый, он бы не протянул долго.

— Вот и это расскажете, — подхватывает мои слова репортерша, вряд ли от нее можно избавиться. Упрямство — хорошая черта в ее профессии. — Я задам всего несколько вопросов. И все.

— Надежда, чего ты отпираешься? — удивленный моей реакцией Дмитрий, трясется, так хочет попасть на телевидение. — Тебя покажут на всю страну.

Раздраженно забираю от него свою руку. Его заботливое присутствие говорит о желании засветиться на экране. Его тщеславие когда-нибудь его погубит.

Я неохотно соглашаюсь и сухо отвечаю на вопросы типа, как строила тайник, было ли мне страшно, и насколько близки мы с Давидом. Последнее принципиально игнорирую, давая понять, что это не их дело.

Дмитрий радостно усмехается и дополняет мои слова не важными репликами. Его поведение меня раздражает. Как я могла поверить, что он за меня волнуется? Даже в эту поездку я попала не благодаря ему, как думала раньше, а по желанию Давида. Теперь мажор не вызывал у меня отрицательных эмоций, в отличие от старого друга.

Когда допрос закончился, с облегчением вздыхаю, надеясь, что меня оставят в покое. Чрезмерное внимание не переношу, а быть в центре каких-то событий, вообще для меня недопустимо. Я отношусь к людям незаметным, только наблюдающим. Дмитрий наоборот, окончанием интервью разочарован, его воля, он бы позировал перед камерой весь день. Я смотрю на парня, которого когда-то любила, и вижу чужого незнакомца.

— Я благодарна, что вы согласились с нами пообщаться, Надежда, — вежливо улыбается корреспондентка.

Она с оператором собирается выходить, когда в палате появляется неизвестный мне мужчина. Он уверенно, по-хозяйски подходит к кровати и устремляет на меня острый взгляд зеленых глаз. Его высокий рост всех присутствующих делает малыми и незначительными, даже оператор кажется сгорбившийся. Дорогой серый костюм кричит о хорошем достатке. Седина, расползающаяся от висков по черным волосам, намекает на его не молодой возраст, а возможно еще и нервную работу.

Атмосфера в палате изменяется. Дмитрий возле меня напрягается, исправляет спину, как на уроке, не отводит глаз от гостя. Корреспондентка загорается азартом и жестом показывает своему коллеге включать камеру.

— То ты и есть та Надежда, — голос властный, привыкший руководить и отдавать указания. — Красивое имя. Умных имеешь родителей. Не то что моя жена, назвала детей непонятно как.

Он кривится в пародии улыбки и я замечаю явное сходство с Давидом. Не нужно представлять этого мужчину, я знаю, кто передо мной стоит. Прямой нос и изгиб губ намекают на родство, а острый взгляд зеленых глаз только это подтверждают.

— Александр Петрович, позвольте задать несколько вопросов рядом со спасительницей вашего сына, — трепет репортерши четко говорит, какая она удовлетворена удачным материалом.

Он взглянул на нее с нежеланием и безразличием.

— Я уже отвечал на ваши вопросы, — нотка холода в его голосе погасила блеск в ее глазах. — Скажу только одно. Я пришел к Надежде, поблагодарить ее за то, что не оставила моего сына в беде.

Мужчина умолкает, демонстративно показывая, что больше говорить на камеру не будет.

— Спасибо, — смущенно говорит женщина и наконец эти двое покидают мою палату.

Александр Петрович медленно обходит кровать и без всяких церемоний садится на стул напротив меня. Лишь один взгляд на Дмитрия и тот подпрыгивает с места.

— Тогда я пойду, — лепечет парень и неловко смотрит на меня. — Принесу тебе телефон. Я говорил родителям, что ты перезвонишь им.

— Хорошо, — успеваю только ответить, как он исчезает за дверью. Очевидно, Дима опасается этого мужчины.

Я перевожу на своего незваного гостя взгляд. Мгновение он изучает меня, загадочно улыбается, а я терпеливо жду вердикта.

— Раньше я тебя не видел в компании Давида, — заинтересованно говорит. — Обычно такие, как ты не интересовали его. Неужели что-нибудь изменилось?

— Будьте уверены, что нет, — резко отвечаю. Мне не нравится его пренебрежительное отношение. Выходит такая, как я для его сына не слишком хороша. Теперь понятно, откуда Давид черпает отрицательные качества своего поведения. — Мы с вашим сыном даже не друзья. Просто Дмитрий пригласил меня в это путешествие.

— Так ты девушка Дмитрия?

— Я сама по себе, — отвечаю и поднимаю вверх подбородок, давая понять, что моя личная жизнь его не касается

Он продолжает изучать меня, будто хочет что-то найти. Затем резко отклоняется назад и спокойно опирается на спинку стула.

— Да это не так и важно, — в конце концов делает вывод. — Главное ты и мой сын живы. Ему нужно будет немного полечиться, но благодаря тебе он сейчас дышит. И это самое важное. Разве нет?

— Да, — неуверенно отвечаю. Я не понимаю к чему ведет этот мужчина и почему его манера говорить с надменности сменяется вежливостью.

— Ты храбрая девушка. Не убежала, не испугалась, — теперь пошли комплименты и невозможно понять, искренне ли он это говорит. — Надежда, теперь ты известная героиня.

— Мне не нужна слава, — резко возражаю. — Не люблю этого.

Александр Петрович прищуривается и театрально наигранно смеется.

— Слава — это тяжелое бремя, — произносит слишком эмоционально. — Ты еще достаточно умна. Хотел бы я знать, чем я могу отблагодарить тебя за своего сына.

— Мне ничего не нужно, — уверенно отвечаю. — Я не ради вознаграждения ему помогала.

Снова молчаливая пауза и пронзительный взгляд. Я хорошо вижу, что он меня изучает, но не понимаю, зачем. Какой для него интерес может представлять такое лицо, как я? Ну хочешь ты поблагодарить, так скажи спасибо и иди. Нет, он как охотник узнает жертву, оценивает ее поведение, прежде чем прикончить. Возможно, у него такая манера со всеми знакомиться, из-за специфики работы.

— Ну тогда искренне благодарен за помощь Давиду, — мужчина резко поднимается с места, тянется к моей руке и крепко сжимает. — Если что-нибудь будет нужно, я к твоим услугам.

Не успеваю я ничего ответить, как он уже у двери.

— Возможно еще встретимся, — оглядывается на остаток. — Пока.

— Прощайте, — тихо шепчу уже пустой палате.

Его визит кажется довольно странным. Он словно прощупывал меня, имею ли какую-то ценность. Но для чего ему это, я так и не смогла понять.

По телевизору показывают иностранный сериал. Молодая пара эмоционально выясняет отношения, но я почти не обращаю на них внимания. Мои мысли летают далеко, там, где недавно я боролась за свою жизнь, там, где изо всех сил пыталась спасти парня, которого терпеть не могла. Там на суровых склонах, в смертельно холодном снегу я прижималась к нему, чтобы согреть, впервые говорила с ним спокойно, без взаимных обвинений. Кажется, тогда я узнала совсем другого Давида, на долю секунды он был настоящим, и такой Давид мне даже немного импонирует.

Сериал надоедает и я переключаю каналы. Увидев знакомых спасателей, останавливаюсь. Они стоят на фоне лыжной трассы и активно рассказывают о поисках двух молодых людей и их спасении. Они говорят о нас. Один из них, хваливший меня на горе, говорит, как я героически спасала друга. Потом кадр меняется и на экране уже я, на больничной койке. Мрачно отвечаю на вопросы, лицо бледное, вид устал. Рядом сидит веселый Дмитрий. Всего не показали, вырезали большую часть, и я этому только рада. Затем показывают Давида. Я автоматически прибавляю голоса на пульте, внимательно смотрю, затаив дыхание. Его вид хуже, чем у меня. Голова перемотана, на ноге наложен гипс, его выражение лица довольно болезненное и обессиленное. Репортерша активно задает вопрос, он вяло отвечает хриплым голосом. Я рада его видеть, счастлива, что он жив.

— Ваша подруга довольно сообразительна, — веселый голос репортерши звучит в моей палате. Зашла речь обо мне, я прислушиваюсь. — Она спрятала вас от непогоды в яме, которую сама вырыла. Как вы думаете, благодаря этому вы спаслись?