Парень вихрем оказывается рядом со мной, вытирает слезы и целует в губы. Он крепко сжимает в объятиях, вплоть до боли.

— Мне плевать, что он хочет, — гремят слова прямо у уха. — Лара меня не интересует. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Ты мне веришь?

Он отстраняется, с надеждой заглядывает в глаза, ищет там поддержки.

— Если это так, то давай поедем отсюда, — даю ему единственный шанс все исправить. Ведь иначе не выходит, нам не дадут и вздохнуть самостоятельно. Ему привычно, а я так не могу. — Куда-то далеко, подальше от всех. Подальше от твоего отца.

Парень хмурится, забирает руки с моих плеч, сгорбившись, подходит к окну.

— Мы не можем просто так взять и все оставить, — обреченно отвечает. — Я только начал работать на хорошей работе. Мы и тебе найдем работу. Все у нас наладится.

Я делаю шаг назад. Ничего другого не ожидала. Но я готова к этому. Придется резать по живому.

— У нас ничего не может быть хорошего, — сухо говорю. — Твой отец не даст нам жизни. Он разрушит наши отношения, он это уже делает. Разве ты не видишь?

— Со временем я встану на ноги и мы избавимся от него, — надежда в его словах вдохновляет, он действительно в это верит.

Делаю еще один шаг назад. Символически отдаляюсь от него.

— У нас нет его. Время играет против нас. Давид, ты должен решить, что тебе важно — я или твой статус.

Он недовольно прищуривает глаза.

— Ты хочешь, чтобы я выбирал? Не верю своим ушам, ты ведь знала кто я и какой мой отец.

— Помню, ты хотел избавиться от его власти над собой, — напоминаю ему. Между нами разрастается пропасть. — Я предлагаю выход.

— Побег это не выход, — мотает он головой. — Тебе нечего терять, а мне есть.

Вот и решающее его слово. Он не способен покинуть хорошую жизнь ради меня. Его любовь не столь велика.

— Ты хочешь и золотую клетку и девушку возле себя. Так не будет. К вашим клеткам я не привыкла. Кажется, наши пути расходятся в разные стороны.

Слова вылетают словно не из моего рта. Раздавлена ​​разговором с его отцом. Нежелание Давида что-то менять до топтало меня до конца.

— Ты хочешь меня бросить? — парень недоверчиво смотрит на меня.

Затем приходят в себя, быстро сокращает между нами расстояние. Не успеваю и моргнуть, как оказываюсь снова в его объятиях. Как трудно расходиться, когда тебя не хотят отпускать.

— Мы не можем разойтись, — шепчет в губы и целует почти после каждого слова. — Нам же хорошо вместе. Я люблю тебя. Ты моя надежда на счастливую жизнь.

Он углубляет поцелуй. Крепко прижимает к себе, тяжелое дыхание вырывается из его горла. Я еле сдерживаюсь, но не отвечаю на ласки. Стою неподвижно, пока он сам не замечает, что что-то не так. Страх вселяется в его глаза. Значит, понимает мои серьезные намерения.

— Извини Давид, но с твоим отцом и его окружением я воевать не могу, — выдавливаю из себя. — Возможно, это и к лучшему. Вернешься к своей спокойной и беззаботной жизни. Но без меня.

Последние слова даются с трудом. Назад возврата нет.

— Ты не можешь меня покинуть, — не своим голосом говорит Давид. Его тело напряжено как струна, пальцы до боли сжимают талию.

— Я уже это сделала, — решительно выдыхаю.

Освобождаюсь от объятий и быстро покидаю квартиру. Лишь бы не догонял, иначе не выдержу и передумаю.

И он не догоняет.

Возвращаюсь домой с решительным планом действий. Иду в свою комнату и начинаю собирать вещи. Мама смущена моим поведением, заходит в комнату и застает меня у почти полного чемодана.

— Куда это ты собралась?

— Помнишь Василий приглашал к ним жить? Вот я и отважилась, — еле сдерживая слезы, отвечаю.

Отворачиваюсь от нее, не хочу, чтобы видела мое запухшее лицо. Руки трясутся и вещи летят в чемоданы не сложенные.

— Это было год назад, — удивляется она.

— Тогда я училась, а сейчас меня ничего здесь не держит.

На последнем слове срываюсь в рыдании и сажусь на кровать. Так тяжело не было даже после разрыва с Димой. Давид сильно отпечатался в моей душе и стереть с нее будет его невозможно. Он там останется на всю жизнь.

Мама легонько касается моего плеча, садится рядом. Я рыдаю закрыв лицо руками и не могу остановиться.

— Езжай, доченька, — ее голос нежный и заботливый. — Там морской воздух. Развеешься. Со временем на душе станет легче. Жизнь должна продолжаться.

Я поднимаю на нее заплаканные глаза, вытираю нос.

— Я порвала с Давидом, — всхлипываю.

— Я поняла, — отвечает.

Бросаюсь ей в объятия и снова рыдаю. Моя мама всегда все понимает и никогда не задает лишних вопросов.

Осеннее море холодное и неспокойное. Горизонт пылает багровым пламенем, разбрасывая красные блески по взволнованным волнам. Но самого солнца не видно. Обильные облака окутали небо, обещая на будущее дождь. Теплый песок, нагретый за целый день, щекочет стопы, залезает в босоножки.

Я вдыхаю полную грудь свежего соленого воздуха, наслаждаясь вечерней прогулкой. Впереди бегает неугомонная шестилетняя Маша, дочь моего двоюродного брата Василия. Месяц назад я появилась на пороге его дома, убегая от боли разлуки. Василий с женой радостно приняли меня и помогли устроиться на работу. Теперь я учу их дочь в школе, а после уроков мы часто гуляем по пустому пляжу.

— Тетя Надя, смотрите какую я красивую ракушку нашла! — Маша подбегает ко мне с протянутой рукой и показывает находку.

— Будет пополнение в твоей коллекции, — хвалю ее.

Девочка радостно улыбается и поправляет непослушные темные кудряшки, которыми колышет ветер. Она встряхивает остатки песка из ракушки и прячет ее в большой карман платья сливового цвета.

— Пойду еще поищу, — с азартом в глазах подпрыгивает она и бежит прочь, оставляя после себя крошечные следы ножек на песке.

— Но не долго! — кричу ей в след. — Нужно возвращаться домой. Мама будет волноваться.

Но она не реагирует, занята новыми поисками. Снова смотрю на море. Своим монотонным шумом оно приносит покой и умиротворение в душе. Месяц без Давида дался довольно тяжело. И прогулки по пляжу хоть чуть-чуть меня отвлекают. Не редко чешутся руки взяться за камеру, снять всю эту красоту. Но отвергаю такое желание. После расставания я ее вообще не трогаю, достаточно сильно напоминает о Давиде. Даже хотела отправить ему по почте, но адреса не знаю.

Когда мы возвращаемся домой, Галя уже приготовила ужин. Она сажает дочь за стол, а я иду в свою комнату переодеться. У них двухэтажный дом, на втором этаже которого сдаются комнаты отдыхающим. Но сейчас сезон закончился и из постояльцев остался только один странный художник, живущий здесь почти месяц и когда уедет неизвестно. Галя говорит, что он к ним приезжает каждый год, мало с кем общается, всегда занят рисованием картин.

— Вася задерживается, так что будем ужинать без него, — извещает хозяйка, когда я спускаюсь на кухню. Малышка уже поела и побежала в свою комнату пополнять коллекцию.

— Имеет клиентов? — спрашиваю, садясь за стол. Мой брат таксист и часто не бывает дома.

— Да, — Галя морщит нос усыпанный веснушками. Ей не нравится работа мужа и они часто из-за этого ссорятся. — Повез какую-то компанию на вокзал. Говорила, приезжай домой раньше. А нет, будет ездить непонятно где.

— Такая у него работа, — стараюсь оправдать Василия, хотя прекрасно ее понимаю.

— Работу можно и изменить, — сердито говорит Галя и садится напротив меня. Пухлое лицо нахмуренное, русые волосы залезают в глаза. — Наш город небольшой, но работают как-то мужчины. Вот недавно в центре появился новый нотариус. Мужчина работает с девяти до шести, как нормальный белый человек. И не остается допоздна несмотря на очереди.

У меня сжимается сердце. Каждый раз, когда слышу о профессии, связанной с Давидом, вспоминаю его. Это как рецепторы на языке, вспомните о лимоне и полный рот слюны.

— Не каждый может иметь такую ​​работу, — хочу успокоить женщину.