— Эр ду и лив? — уже раздраженно повторил великан.

— Ты живая? — пропищала селедка, у меня в руках. Ой! Селедка — переводчик? Круто…

— Да, я живая… — проблеяла я.

— Йа йе и э ливе. — перевела селедка и мужичара кивнул.

— Дэ йа эн скам…. — прогудел он. — Йа хоупел э я виц е таг эн смог метце фистен…Фир вайе вэ йэ шпатлтте мисуннэсе.

— Жаль. — пояснила селедка — Я надеялся, что смогу взять красивую бабу на пир. Ребята лопнули бы от зависти.

— Я бы рада… но у меня дела….

Селедка перевела, но датчанин не обратил внимания.

— Гейрахед!!! — заорал он. С невидимого в темноте потолка пещеры с грохотом посыпались камни.

— Йе а хье! — ответил звонкий женский голос.

— Я здесь. — бесстрастно перевела селедка.

— А, ты из Гардарики… которая теперь Россия…

Пещеру озарил бледный свет. Рядом с моим зверомужиком возникла женщина, она и светилась. Одежды гостьи были подобны волнам, на запястьях и плечах сверкали стальные щитки, лоб украшал клыкастый серебряный венец. Лицо сияло ледяной красотой и абсолютной, концентрированной, гордостью. Меньше всего мне понравилось копье. Пришелица поигрывала двухметровой железякой, как невесомым перышком. Хищный наконечник безостановочно рисовал в воздухе сложные фигуры.

— Я — валькирия Гейрахед. — сказала сияющая. — Живым не место в Дрибе. — Сейчас я убью тебя, и ты сможешь пойти на пир с Магнусом, ты ему понравилась.

— Я не хочу умирать. — я насупилась, и взяла наперевес селедку-переводчицу. Вынуть меч у меня даже мысли не возникло, уж больно преставительным выглядело копье Гейрахед. — Разумеется. — холодно ответила валькирия. — Без сопротивления умирает только скот, ты можешь сражаться. — У тебя даже есть крохотный шанс, поскольку ты счастливая. Ты обозвала Магнуса йотуном, и твоя голова все еще не разбита. Это большое везение, в бою оно не лишнее. К твоему сведению Йотуны — это тупые великаны, исконные враги детей Одина, то есть нас. Правда Магнус мог принять это и за комплимент, он один из самых брутальных воинов Вальгаллы. Тебе понравится.

— Да, я Магнусу нравлюсь, вот и жива! Он на меня запал и это нормально! — я воинственно задрала подбородок. — Я должна вас убить?

Валькирия с полминуты переваривала неслыханную наглость.

— Я бессмертна, убить меня невозможно. Сражайся как знаешь, но это напрасно. — ответила она. — За моей спиной сводчатая дверь. Войдешь — спасешься от моих рук. Но ты не войдешь. Твоя судьба — умереть и пировать с Магнусом. Не худшая для варварки — гардариканки, судьба, уж поверь.

— Ты готова? — голос Гейрахэд не выражает никаких чувств, а вот взгляд…. Он стал слишком пристальным. Льдисто-серые глаза как бы выбирают на моем теле точку, куда должно вонзиться страшное копье. Мне Гейрахэд с каждой минутой нравится все меньше, и, вероятно, это взаимно.

— Сам что ли не мог меня убить? — бормочу я в сторону Магнуса. Бестактная селедка переводит, теперь претензия высказана в полный голос. Магнус хохочет, гулко и радостно.

— Йег эр ан симпель Вальхала — кригер — говорит он, в голосе слышатся теплые нотки. Ты гляди, я ему правда симпатична. — Вэ а дредэ ди кеунне ви эгитин смугге кроп. Лад Гейрахед дребе диг ди вэ ретейэг о са фил скеме фистен фюене да и миседенсе.

— Я простой воин Вальгаллы. — переводит селедка голосом кондукторши в автобусе. — Убивая тебя, я мог бы испортить твое прекрасное тело. Пусть тебя убьет Гейрахэд, это будет по правилам. Мы пойдем на пир, и ребята умрут от зависти.

— Ну? — Гейрахэд сама корректность. Наконечник копья уже не выписывает в воздухе узоры, он неподвижен. Надо полагать, точка для удара выбрана.

Я лихорадочно придумываю тактику. Мысли мечутся как блохи. В дом, где живут одноногие, надо идти на одной ноге, вроде есть такая пословица. Со скандинавами надо сражаться по-скандинавски. Что я помню про них? У них были берсерки, бешеные воины, у которых крышу срывало на фиг. Они жрали мухоморы, грызли щиты, плевались пеной, и разгоняли любых врагов. Ничего не поделаешь. Стану берсерком, точнее берсеркой, я ведь девочка. Мухоморов у меня нет, щита нет, остается беситься в русском стиле — рванул рубаху, и вперед. Я выхватываю меч, грязно матерюсь и распарываю платье от ворота до пупа. Отшвыриваю ненужный меч, и с селедкой наперевес, кидаюсь на Гейрахэд. Бедная рыбина визжит от ужаса и ругается по-датски, я матерюсь, как последняя шлюха, Вальгалла на глазах превращается в ад.

И вдруг, из глубин подсознания, на поверхность моего обледеневшего от страха мозга, выскакивает мыслишка: «Люба, ты пробежала уже три шага, и до сих пор не убита. Что происходит?»

Я поднимаю взгляд. Вот лицо валькирии. Что с ним? Минуту назад оно было беспощадным, словно высеченным из хрусталя, а сейчас? На нем написано беспокойство, нормальное женское волнение! Гейрахэд смотрит … на свою грудь. А потом… на мою!!! Ну правильно, мои чудесные сиськи яростно мотаются на бегу, платье — то я располосовала! Гейрахэд сравнивает!!! Она!!! Бессмертная валькирия!!! И она туда же, как это по-бабски, какое, блин, счастье!

Потерянная секунда достается мне. Я кидаюсь кувырком, головой вперед, под руку со смертоносным копьем, вскакиваю, и молнией лечу к сводчатой двери.

— Лорт!!! Дин каэллинг!!! — кричит Гейрахэд.

— Блин. Сука. — старательно переводит селедка.

-Иди в жопу! — воплю я.

— Реэнд миг и ровен. — моя рыбка на посту, хотя сейчас могла бы и помолчать.

До двери один прыжок, я спотыкаюсь и позорно шлепаюсь. И это везение! Пролетевшее надо мной копье вонзается в косяк, даром, что каменный.

Я на карачках влетаю в дверь, ползу в темноте куда попало. Позади слышен хохот Магнуса. Он подошел к самой двери и кричит в нее:

— Пут мед дед пиге! Альт эфтере риглеме! Охо-ха-хо-ха!

— Не парься, девочка. Все по правилам. — переводит оклемавшаяся селедка.

Я роняю мою переводчицу, ползу не останавливаясь, вдогонку летят затихающие вопли на датском, кажется Гейрахэд чем-то недовольна, а Магнус ее успокаивает. Я с трудом встаю. Ноги не слушаются, я едва не падаю, но ползать на четвереньках, в темноте, по камням — не мое хобби.

— Я поставлю тебе памятник. — обещаю я собственной груди — Вот выберусь отсюда, и поставлю. Из белого каррарского мрамора.

Иду вслепую по темному тоннелю, и каждый следующий мой шаг увереннее предыдущего. Я почуяла запах. Пахнет свежим ветром, разогретой на солнце травой, и еще чем-то невыразимо приятным, наверное цветами, но вот какими… Ну не ботаник я. Просто какими-то очень классными цветами. Поворот, другой, третий, в конце коридора проявляется светлая арка, и я выхожу в сад.

Я стою, растерянная и онемевшая, на большой поляне. Алые головки маков и разноцветные россыпи мелких полевых цветов мягко качаются под свежим ветерком.

Варька бежит ко мне. Он выбежала из-под старых-старых лип так просто и естественно, как будто там и живет, словно лесная дриада. Я бы побежала навстречу но не могу поверить, что это не сон. А Варька бежит, алая юбка развевается как лепестки маков, волосы распатланы, и вся она пышет теплом и радостью

— Любка!

Я уже в крепких объятьях, Варька трется об меня, ластится ка кошка. — Любка, разве можно так пугать, ну не дура ли? Я почувствовала тебя в Дрибе, знала, что ты идешь точно куда надо, а тебя все нет и нет!

— Варя… — кажется я плачу. — Как это? Как я здесь?

— Все просто, глупенькая! — Варька вытаскивает кружевной носовой платок, вытирает мое мокрое лицо. Тебе попутчики должны были сказать, что проходя границу Дриба, ты попадешь прямо в Сад. Разве не сказали?

— Попутчики? Ты имеешь в виду Мортал Коммандера?

— Мортал Коммандера? — Варька отстраняется — Вовсе нет. Разве у тебя не было… а впрочем, ладно! Расскажешь по дороге. Пошли, я только платье дам, голой в Фасс соваться я бы не советовала, затрахают насмерть.

Я бегу за Варькой и спрашиваю, спрашиваю… Я похожа не девочку, которая спешит с мамой на утренник, но еще имеет кучу вопросов.