Едва не завязнув в болоте, с героическими усилиями выбравшись на сухое, я остановилась. Попробовала сориентироваться, и выяснила самое страшное. После пережитого шока моя путеводная ниточка исчезла! Видимо, гад-насильник так давно и сильно хотел поиметь меня, что его могучая похоть стерла следы наших с Виктором робких тыкалок. Точка на животе, которой коснулся член Судьи, ныла и слабенько пульсировала — и только. Дорогу путеводное пузико больше не показывало.

Я села возле замшелого камня, подышала, успокоилась, и попыталась решить, куда лучше пойти по кошмарному лесу. Точнее — куда хуже. С таким же успехом я могла бы определять верное направление на чужой планете. Напряженно думая, растерянно ковыряла толстый слой бурого мха на камне, возле которого уселась. Нечаянно оторвала большой кусок, и увидела витиеватые буквы: «..покойся милый прах до радостного утра». Мама дорогая! Это же надгробье! Я на могиле сижу! В мозгу всплыли предупреждения Мортал Коммандера о жителях этого милого леса. Призраках, упырях, неупокоенных…

Ледяные пальцы вцепились мне в горло и сразу отпустили. Над ухом зашипело:

— Аа-а-ах, пламенная, горячая, даже не ожидал, как руки обжигает ах-ах-ах…

Я подавилась криком и подскочила метра на два. И приземлилась лицом к лицу с подкравшимся сзади полусгнившим юношей. Гнил он неправильно, нарушая все законы природы. Вместо груди зияла оголенными ребрами грязно-багровая дыра, а курточка на плече сохранилась, хоть в секонд хэнде продавай. Кажется, такие носили старорежимные гусары, ментики вроде, называются.

Позади гнилого юноши маячили с полдесятка фигур, на мой вкус чрезмерно живописных. Один — скелет, хаотично увешанный кусками плоти и истлевшими тряпками, другой — заросший заплесневелой бородой лохмач в ржавой кольчуге, третий — бурый, как сушеная груша, без лица, из одежды сохранивший только петлю на шее. Толстый слой мха и бурелома зашевелился сразу в трех местах, его толкали снизу! Разбрасывая куски грязи, высунулся на волю древний могильный крест, и упал. Вслед выбрался, надо полагать, владелец креста — нечто складчато-жирное с горящими по-волчьи глазами. Камень, возле которого я только что сидела, пошатнулся, как больной зуб. Сколько же их рвется вон из старых могил? И зачем?!

-В-вы, г-г-гусар? — пролепетала я. Я понимаю, что идиотка, но послушала бы я вас, какие мудрые мысли лично вы высказали бы в такой ситуации?

— К вашим ус-слугам… — вкрадчиво прошептал юноша — Поручш-шик Елис-с-саветградского гус-сарского полка, Меркулов. Пал под С-смоленском, ах-ах- ах бельфам- бельфам, в горячем бою с французами. Какая у вас… авантажная талия…

— Не прикасайтесь! — взвизгнула я — Что вы здесь делаете, если убиты под Смоленском, я вас спрашиваю?!

— После победы над корсиканским чудищем мой прах перевезен в родовое имение… позвольте ручку?

Гусар попытался схватить меня уже настойчивее, но я была начеку.

— Что вы себе позволяете, поручик?!!!

— Да чаво ты с ей нянькаешься?!! — рявкнул кривой мужик, вытягивая вперед руки с полуметровыми грязными ногтями — Вали ее!

И с неожиданной ловкостью кинулся мне в ноги.

Что может противопоставить абсолютно голая девушка толпе мужчин в глухом лесу? Вот-вот. Даже если мужчины мертвые, они все равно сильнее. Я бы врезала по ним боевыми чарами, да вот беда — чтобы колдовать, надо сосредоточиться. А извиваясь в руках вставших из могил мертвецов, это сделать весьма затруднительно.

Меня повалили и лапали за руки, лицо, ноги, грудь, ну и вообще… Юноша в ментике старательно раздвигал мои ноги.

Руки у оживших покойников были ледяные. От каждого прикосновения меня пронизывал неземной силы холод, мышцы мгновенно задубели, тело больше не служило мне. Да что там тело! Вместо крика (естественно, я истерически орала) из горла вырывалось бессильное сипение. Надо мной, над лесом, плыло бормотание, мне казалось, что оно заполонило все ночное небо:

— Горячая, теплая, восторг, восторг… аххх, я обжегся…. приятная, милая, тепленькая….

Вонь сгустилась такая, что у меня потемнело в глазах, но не настолько, чтобы не видеть — я в центре свалки. Кажется, они меня делят! О силы небесные и земные, зачем? Неужели мертвецы собираются меня насиловать? Они же мертвые, на фига им это?!

— Вс-с-се про-с-сто, с-сударыня… — остатки лица бывшего поручика Меркулова нависли над моим искривленным в немом крике ртом. Он понимал мое сипение! Он отвечал, вот ведь галантный какой…

— Мы — те, кто достаточною мерою не познал извес-с-стных утех при жизни… а хотело-с-сь, как хотелос-сь, как пылко хотело-с-сь… — булькал поручик, облизывая мое лицо. Язык у мерзавца, к сожалению, сохранился, хотя и вонял, как целый морг. — За чрезмерную по-х-хоть на-с-с и покарали… Мы не обретем покоя, пока не нас-с-сытимся живым теплом живой дамы… бельфам, бельфам… А в лесу с дамами, знаете ли афронт, да-ссс… И вот — вы… какой плезир… Дозвольте я начну-с-с…

К счастью, я не видела его члена, могу себе представить эту красоту. Однако почувствовала. Он медленно протискивался, холодный и скользкий… С беспощадной ясностью я поняла, что сию минуту потеряю сознание от отвращения, и уже никогда не очнусь. Замерзну насмерть под мертвыми телами. А они будут насыщаться моим гаснущим теплом, пока оно не кончится. Всем, кстати не хватит, явный избыток желающих.

— Поручик…. — просипела я — Я умираю… Дозвольте последнее желание, будьте милосердны с дамой.

— Капри — сс-сс дамы — закон — прошептал поручик, и хрипло залаял. Видимо это был потусторонний язык, его поняли. Десятки тискавших меня ледяных рук остановились. От этого стало еще холоднее, я напряглась, пытаясь удержать замерзающее сознание.

— Каково оно, желание ва-ш-шего теплого серд-ц-с-с-а, сударыня?

— Я хочу завизжать! Напоследок, один разочек!

— С-силь ву пле….

Сжимавший горло невидимый обруч разомкнулся, и я завизжала. Отчаянно, громко, как свинья.

— Виииииитяяяяяя!

О магия визга!

— Люба!!!

Насильники отпустили меня, и все разом повернулись на звук гулкого человеческого баса.

Я так офигела, что смогла приподняться на локтях. Я же на дне мироздания! В черной тьме, где кроме мертвецов — никого! И вдруг неземная музыка — мое имя, произнесенное живым мужчиной!

После ледяных ласк поручика Меркулова, я была бы счастлива любоваться Виктором всю оставшуюся жизнь, я была бы верная супруга и добродетельная мать! Но как раз любоваться было крайне неудобно. Виктора было почти не видно, его плотно окружили. Он гвоздил мертвяков вырванной с корнем молоденькой елкой. Надо запомнить на будущее — сердить его не стоит. В гневе Витя… скажем так, неприятен в общении. Во все стороны летели оторванные головы, хруст костей стоял такой, что даже лай мертвяков и витькин мат его не заглушали.

Люба, у тебя безупречный вкус! По сравнению с мужиком, в которого ты втюхалась, Геракл, Беофульф, Илья Муромец и Ланселот Озерный — щенки! И глупые мои слова насчет того, что Витя всегда появляется строго не вовремя, прошу считать несказанными! Дура была, каюсь! Какой там принц с хрустальной туфелькой в руках, какой Гарун-аль Рашид, способный подарить своей пэри половину подлунного мира, появлялись НАСТОЛЬКО ВОВРЕМЯ? Ви-тя! Ви-тя! Да-вай! Да-вай!

Конечно, я попыталась принять участие в бою, как могла, то есть поползла. И почти сразу провалились в могилу, где недавно дремал кто-то из моих мучителей. Здорово ушиблась о гроб, он сохранился на диво. Вот же невезуха! Выбраться из глубоченной ямины самостоятельно я сейчас точно не смогу! Попробовала сплести наипростейшее заклинание. Добилась, из носа пошла кровь.

Наверху загремел издевательский хохот. Смеялись мертвецы невероятно гнусаво и противно.

— Ты решил прибегнуть к колдовству, живой? — раздался голос поручика Меркулова. — Напрасно тратишь силы! Мы слишком давно лежим на этом кладбище, пространство, включая и астрал, переформировалось под наши нужды. У нас было время поразмыслить! Мы предвидели, что однажды столкнемся с дурнем, владеющим боевой магией! Здесь она не действует, позаботились заранее! Здесь наше царство! Бросай дурацкую дубину и дай тебя убить! Миг — и присоединишься к нам! Слово офицера, не пожалеешь! Слезай с дерева, не заставляй вырывать его с корнями!