— Ху-у-у. Зачем же вы нас тут так напугали? — Встал с кресла директор Иван Иванович Киселев, и, подойдя к графину, прямо из горлышка большими глотками стал пить. — Так бы сразу и сказал, что у вас деловое предложение.
— А я так сразу и сказал, — я тоже сделал пару шагов навстречу к директору и взял из его рук ценный графин, после чего влил в себя минимум грамм двести, а то и двести пятьдесят.
«Прямо как на стрелке в девяностых, когда рэкетиры хотели отжать партию товара, — подумал я, глотая живительную влагу. — Довели суки до нервного истощения! Крючкотворы-бюрократы хреновы!»
— Ну, — я поставил полупустой хрустальный сосуд на стол, — я бы ещё с вами чаю попил, но не могу. У меня в цеху план догорает! И мастер уже весь изошёл на это самое. Ах, да, если чё надо профрезеровать, то вы обращайтесь, свои люди, договоримся! Хы, хы, хы.
Напоследок я похлопал соседа Василия по плечу и помахал здоровенной ладонью руководителям крупнейшего предприятия города. Из заводоуправления на улицу, где располагались цеха и дул свежий заводской кислород, я вышел мокрый как из литейного цеха. Если бы курил, то точно бы закурил. Я медленно прогулялся по алле вдоль здания Кузовного корпуса и присел на скамеечку, где ещё недавно с волосатиками Толей и Колей обсуждал безобидные волейбол. Вдруг дверь со скрипом отворилась, и на меня вылетел с испуганными дикими глазами физорг Самсонов:
— Где, бл…ть, кубок?!
— А поздороваться, а поинтересоваться как у меня дела, а спросить о моём самочувствии, это дядя посторонний должен? — Я вальяжно откинулся на скамеечке, вытянув вперёд длинные и мощные ноги.
— Здаров, как дела, как сам? Где, бл…ть кубок!? — Взвыл Палыч, угрожающе нависнув надо мной.
— Всё под контролем. Ты его вчера пивом залил, окурков внутрь набросал, и спрятал в какой-то из шкафчиков для переодевания, — я подмигнул психованному физоргу. — Поэтому если его в раздевалке не нашли, то он там до сих пор и стоит. Ждёт.
— А если нашли? — У Самсонова нервно дёрнулся глаз.
— Тогда могут выбросить, — я почесал затылок. — В мусорке около стадиона нужно будет порыться. Но вот если и мусор уже увезли, то теперь только на городскую свалку ехать искать нужно будет.
— Так, стадион открывается в одиннадцать, а сейчас уже почти одиннадцать, — застыл на месте Олег Палыч, как шахматист, просчитывая варианты. И вдруг как почесал по внутризаводской аллее.
— Палыч! — Крикнул я ему в спину. — Ты если в мусорном баке его не найдешь, то без меня на городскую помойку не езди. У меня там парень знакомый работает, он подскажет, какую кучу лучше всего раскапывать.
— Иди ты Тафгаев на хер! — Выкрикнул, тряся кулаком физорг. — Не мог проследить! И правильно, что моя Светка тебя бросила! Потому что ты мудак!
После последнего обидного и очень спорного вердикта, Самсонов рванул с удвоенной скоростью. «Ничего, пусть побегает, полезно, — ухмыльнулся я про себя. — Всё равно ко мне вернётся, когда остынет. Ведь этот кубок у меня в общаге на столе. Самолично его от окурков и пива отмывал, ради чего и встал ни свет ни заря. А сторожу катка сразу дал рубль и наказал, чтоб тот послал Палыча с расспросами куда подальше».
***
После обеда и небольшой политинформации, на которой мы с Казимиром отпаивали чаем ветерана хоккейного мяча Данилыча, я снова забил на производственный процесс. А когда мастер пригрозил увольнением, если сейчас же не включу станок, то я сразу его и обрадовал:
— Вот, Ефимыч, принимай технику, — я показал на механизм, который был изготовлен ещё при товарище Сталине. — Зверь, а не машина. Гудит как трактор, фрезерует все, что сунешь под фрезу. Сверлит, шлифует. И никакой у этой железяки нервной системы нет! Одни провода. А у меня нервы есть, и они не железные, и уже разболтанные. Увольняюсь. Радуйся.
Я приподнял мастера за подмышки и переставил на деревянную подставку, на которой по технике безопасности обязан вкалывать каждый станочник. Хлопнул его по плечу и пошагал в отдел кадров.
— Иван, да ты постой! — Бросился за мной Ефимка. — Хорошо же работал, что случилось? Может тебе путёвку в санаторий выбить? Минералочки там попьешь, походишь на массаж, электрический сон опять-таки нервы лечит.
— Сам, сам себе купи путёвочку в санаторий, а то пенсией из-за нас раздолбаев на свободе и не попользуешься, — я подмигнул мастеру.
— Ты учти, две недели ещё должен отработать! — Обречённо крикнул Сергей Ефимович.
«Сегодня у нас понедельник 13 сентября, — начал я прикидывать по дороге в отдел кадров как распределить оставшиеся дни. — Значит 24, в питницу, устрою мужикам небольшой сабантуй. А чемпионат СССР начинается уже 1 октября. Времени — в обрез. Поэтому в тот же день должен ехать в Челябинск. Если «Трактору» не подойду, то двину в Екат, то есть в Свердловск или в Пермь. Там команды из первой лиги: «Автомобилист» и «Молот», тоже сгодятся для старта карьеры. Ничего, пробьёмся! То, что родному «Торпедо» не понравился ещё не конец Света».
В отделе кадров, как всегда кипела неторопливая бумажная жизнь. Кто-то увольнялся по разным причинам, кто-то наоборот нанимался, чтобы внести свой вклад в отечественное автомобилестроение и продвинуть его вперёд, дальше, выше, в бок и назад. В общем, каждый день здесь решалась чья-то человеческая судьба.
— Ты это, увольняться или устраиваться? — Спросил меня немного косоглазый мужичок, склонившийся над чистым листком белой бумаги.
— Директор сказал, что хреновый из меня фрезеровщик, — тяжело вздохнул я. — Поэтому пойду на руководящую работу. Людей толковых не хватает, а с организаторскими задатками, как у меня, вообще единицы. Дают квартиру, машину и оклад в два раза выше, о!
— Хе-хе, — хохотнул косоглазый. — Заливаешь. Да людей везде полно, только свистни! А за квартиру очередь вырастит в километр.
— Не веришь? — Хмыкнул я, заполняя заявление на увольнение, сверяя его с образцом, который специально для самых умных положили на столе и спрятали под стекло. — Ну как знаешь, а то мне ещё зам по новой должности полагается. Оклад — триста тридцать пять рубликов с премией ежемесячной.
— Да? — У мужика от сильной задумчивости глаза сами собой сошлись практически на переносице. — Ладно, уговорил, — махнул он рукой, как бывший боец из Первой Конной армии. — Диктуй на чьё имя заявление сочинять.
— Пиши на имя директора ГАЗ Киселёва И.И. Прошу приять меня на должность заместителя директора в отдел продажи прикладных резинок, — я задумался на пару сек, что бы ещё такого придумать? — С должностным окладом не ниже трёхсот тридцати трёх рублей.
— Пяти! — Вскрикнул мужичок.
— Ты мне тут ещё поторгуйся! — Я аккуратно стукнул кулаком по столу. — Пиши дальше. А так же с предоставлением отдельной однокомнатной квартиры и машины премиум класса в шестимесячный срок.
— Хе-хе, — мотнул азартно головой косоглазый, вписывая специальные требования к работодателю.
— Поставь дату и подпись, — я ткнул пальцем в бумагу. — Ну, всё, — я встал и протянул руку ценному производственному кадру. Мужичок тоже, с громким скрежетом сдвинув стул, приподнялся и пожал мою ладонь. — Завтра, захвати ещё диплом из ИНЯЗа, нужно чтобы было знание японского языка. И поедешь в Токио наводить «мосты дружбы». Мы эти резинки специальные для страны восходящего солнца клепаем, чтобы они там помедленней размножались. Что? Японского не знаешь?
— Не успел пока выучить, — промямлил косоглазый.
— Плохо, — я почесал затылок. — Тогда давай поступим так. Ты, пока пиши заявление на приём в ремонтно-инструментальный цех, на почётную должность фрезеровщика четвёртого разряда. А как только японской мовой овладеешь, сразу к себе возьму, в замы. Коннитива до дэс ка.
— Чё? — Спросил погрустневший мужичок.
— Это японская мудрость, — соврал я. — И далёкий путь начинается с близкого. А если сказать по-нашему по-простому: «Не угробь станок, парень!»
Глава 22
На первое занятие в школу рабочей молодёжи после сегодняшней смены я готовился как на свидание. Хотелось произвести хорошее впечатление на одноклассниц, ведь могу оказаться за одной партой и очень даже приятные во всех отношениях барышни. Потом учительницам особенно молоденьким всегда приятно, когда двоечник и прогульщик, аккуратно одет, выбрит, поглажен, отутюжен, и не распространяет вокруг себя пары отравленные алкоголем.